У нас общественный транспорт очень плохо функционирует. Особенно не в центре когда.
Вчера вот в начале восьмого вечером выхожу из метро - с работы возвращаюсь. До дома две автобусных остановки, но устал что-то сегодня. Дождусь, думаю, автобуса, который останавливается прямо рядом с моим домом. Плетусь на остановку. Сажусь и ждать начинаю. Хорошо, что лето, август и вечер чудесный.
Сижу так просто: ни о чём. У каждого, наверное, бывает такое состояние, когда ни хорошо, ни плохо. А н и к а к. Пусто и не думается ни о чём. И не жаль никого. И к себе тоже сочувствия никакого.
Подходит к остановке, шумно дышит и становится рядом молодая белобрысая толстуха. Неопрятные волосы кое-как собраны в хвост на затылке. Одежда подчёркивает её несуразное, вопреки возрасту, тело. В одной руке держит детскую коляску, кем-то придуманную как велосипедик, только на животе ребёночка он застёгивается какими-то мягкими поручнями. В другой же руке – тот самый ребёнок, который должен сидеть на этом велосипеде.
А вот он-то как раз – чудесный. Мальчику, наверное, чуть больше двух, поэтому младенческая пухлость ещё не сошла. Пока ещё светлые волосы, но уже видно, что с возрастом начнут темнеть. А вот глаза-а-а!.. Ярко-синие, огромные. И лучатся. Кажется, что даже вечер чуть посветлел от этого взгляда.
Мальчик всё время чуть похныкивает. Он устал, хочет кушать, спать. И ещё – чтобы его приласкала мама. А ей некогда. Она вся ещё в переживаниях дня, из которых до сих пор не вынырнула, не начала быть мамой, и Рома ей мешает.
Что мальчик – Рома, я узнаю сразу же из крика закурившей мамы:
- Рома-а-а!.. Перестань!..
Что должен «перестать» Рома, я понять не могу. Сам Рома – тем более. И он продолжает хныкать и мотаться между мамой и велосипедом, который она поставила чуть в сторонке.
Мы втроём ждали автобуса минут, пожалуй, десять. За это время мама (почему-то мне хотелось назвать её Зиночкой), ни разу не изменив визгливого тона, одёрнула мальчика раз, наверное, двадцать.
Я понял, откуда берутся в нашей жизни женоненавистники. Вот такие Зиночки их и порождают. Точнее, воспитывают. Хотелось сказать ей:
- Очнись, девонька! Ведь сторицей получишь возврат. И тою же монетой. Это сейчас кажется, что взрослый Рома – далёкое-предалёкое будущее. Оглянуться не успеешь, как он скажет тебе: «Мать, слышь, а за что ты меня всю жизнь так ненавидела?.. За то, что на отца очень похож был? А он сбежал от тебя, когда мне ещё и года не исполнилось! За это, да? Или за то, что ты ждала дочку, а родился… вот я, шустрый такой, крикливый и неаккуратный…
Пока мы сидели в ожидании автобуса, мальчик несколько раз упал, испачкал ручонки и колени, а мать… Мать не только не пожалела его, хотя он так ждал этого, так смотрел на неё сине-пресиние, а она только чуть подкатила под отсутствующие брови глаза и покачала головой. Это было так… так… красноречиво-безразлично, что Ромочка даже не заплакал. Он просто вставал и продолжал жить дальше. Один. Одинокий. Потому что мама в это время курила и глаз не отрывала от телефона.
Когда, наконец-то, подошёл автобус, мы вошли. Точнее вошёл лишь я один. Зиночка впёрлась и втащила в широкие двери велосипед и Ромочку. Надо сказать, что велосипед она втягивала в салон более бережно.
В автобусе всё продолжилось. С той только разницей, что Зиночка не курила. Ромочка хныкал, пытался прижаться к рыхлым материнским телесам, а она опять орала:
- Ну, Рома-а-а!.. Ты же мешаешь маме-е-е!!.
Я понимал, что рискую, если посмею вмешаться в «семейную идиллию», но хотелось крикнуть:
- Дура! Очнись!! Это же твоё дитя!!!
Перед своей остановкой я подошёл к выходу. Зиночка с Ромой – тоже. Он хныкал по-прежнему, а она крепко держала его рученьку в пухлом своём кулаке. Вот тут я и не выдержал:
- Да приласкай же его! Он ведь так ждёт этого!!..
Наконец она оторвалась от телефона и взглянула на крошечную часть мира, который её окружал, то есть, на меня. Высокомерно удивилась и изрекла:
- Мужчина-а-а-а… вы чего-о-о-о? Какое ваше-то дел-о-о-о? Домой придёте – дочери своей указывать будете-е-е-е…
И так мне стыдно стало…
Стыдно, что Ромочке я так и не помог. Хотя ведь до сих пор не знаю: к а к…
Одно радостно: август на дворе. Тот самый замечательный месяц, когда у нас ещё лето, но уже не так жарко, когда от зноя плавятся воздух, асфальт и мозги. И есть надежда, что осень будет погожей, а зима – настоящей, со снегом и лёгким морозом, когда румяные папы будут катать на санках румяных ребятишек, а мамы из санок их выхватывать, прижимать к себе и целовать, целовать, целовать. А ребятишки и знать не будут, но почувствуют точно, что это и есть счастье…
|
