осенило:
- А может, ты медсестрой была в той психбольнице, куда меня определили, когда хотел себя порешить? Там наслушалась?
- Я Ундина, ты же знаешь.
Лида повернулась к официанту, прислушивавшемуся к разговору:
- Слушай, рассчитай клиента, я с ним ухожу.
Тот скабрезно осклабился и махнул рукой.
Вовка и официантка шли по узким ночным улицам старой Ялты в сторону моря. Удушливо пахло увядающими олеандрами, луна то пряталась за низкие облака, то желто скалилась между ними. Со стороны набережной доносилось нестройно: «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу…».
- Куда я иду? – думал Вовка. – Заведет куда-то – и пропал не за понюх.
Лида взяла его за руку и спросила:
- Что, так и не поверил?
- Хватит трепаться. Не бывает русалок. Не знаю, кто меня в первый раз заморочил, но снова номер не пройдет.
- Да откуда тебе знать, что бывает, а что – нет?
- А ты мои запястья пощупай. Там вся наука осталась.
Какое-то время они шли молча. Женщина все так же держала Вовку за руку, и вдруг он понял по тому, как вздрагивает ее рука и прерывается дыхание, что она плачет.
- Да ладно, дела давние. Может, к моим глюкам ты и не имеешь отношения…
- Какие там глюки! Ну, отлучилась я ненадолго. Могут же быть у меня свои дела? Я ж полгода в твоей квартире провела безвыходно – а тут вдруг на волю потянуло, в дикой воде без хлорки поплескаться, небо не через стекло увидеть…
- Опять двадцать пять, - с тоской протянул Вовка. - Снова голову мне морочишь. Ну какая ты русалка? Ты старуха. Глянула бы на себя. Космы седые. Морда в морщинах. А хвост? Где хвост, спрашиваю?
- Дался тебе этот хвост! Вовка, ну я же вижу, как ты на части рвешься. Ты не веришь, что я настоящая, но хочешь, чтобы я была. Так ведь?
- Не знаю. Может, и так. Но что от этого поменяется? Не бывает русалок!
- Много ты знаешь. Вот у тебя прадед был?
- Был. Как у всех.
- А как его звали по отчеству?
- Не знаю.
- А что ты про него знаешь?
- Ничего. А при чем тут мой прадед?
- А при том, что раз ты про него ничего не знаешь, то с чего решил, что он вообще был?
- Как это?
- А так. Был ли он, не был ли – про то неведомо. Ты веришь в своего прадеда, а не знаешь наверняка. Он есть только в твоем воображении.
- Положим, что так. И что с того?
- А в бога ты веришь?
- Не верю. Нет его.
- Как же так, Вовка, бога нет – а сколько войн его именем устроено, сколько храмов поставлено, чудеса опять же… Выходит, есть бог, и действует вашими руками, и может всё, что можете вы. Вы, люди, его и породили. И будет он существовать, пока хоть один верующий есть.
- Ну а ты тут с какого бока?
- И я, Вовка, есть. Ты только на себя давить перестань.
- А почему же ты такая… - Вовка неопределенно повел руками.
- Старая? Бесхвостая? Это просто. Когда решила, что ты помер, я искала, где бы пристроиться. Мой-то ручей давно осушили. Ну, а с волками жить – по-волчьи выть. Нахваталась от ваших баб всякого, как блох. Считай, переделали меня.
- Врешь, небось. Сказки рассказываешь. Хвостатых баб нет!
- А, так тебе хвост нужен? Ну, пойдем, увидишь.
Она едва ли ни силой волокла его в сторону моря, в чем-то упрекая на ходу, и Вовка покорно плелся, жадно вслушиваясь в голос.
За парапетом набережной было неожиданно темно. Музыка с города тоже не доносилась. Вдалеке мигал красным глазом бакен у входа в порт, да виднелись огни далекого судна – красные и зеленые – и больше ничего.
- Давай искупаемся, – предложила женщина. Она, то оставаясь невидимой, то вспыхивая тусклыми красными отсветами от далекого бакена, быстро разделась и шагнула в воду. Вовка топтался на месте, не зная, идти ли за русалкой. В воде раздавался, отдаляясь, плеск рук, а потом стих и возник голос – тот, прежний, сочный и сильный, от которого сердце обрывалось и падало в темноту:
«…И песня волшебная льется,
Неведомой силы полна.
Охвачен безумной тоскою,
Гребец не глядит на волну.
Не видит скалы пред собою,
Он смотрит туда, в вышину…»
Он разделся и побрел в море, не обращая внимания на боль в стопах от крупной гальки. Море вбирало Вовку в себя, граница воздуха и воды ползла по телу вверх как холодное лезвие. Он поплыл на голос. Под Вовкой море слабо светилось, там мерещилось какое-то движение. Мелкие беззлобные волны ласково утыкались в скулу и в губы. Вовка вдруг засмеялся и вдохнул воду в себя. Легкие наполнились почти безболезненно, сделали паузу и заработали в полную силу. Это было упоительно.
Ундина плыла рядом, ее было видно, несмотря на темень. Грива роскошных волос развевалась, руки указывали в глубину.
«Как же она поет под водой?», - подумал Вовка, а потом понял. Это было совсем просто. Он во всю мощь ударил по воде хвостом и направил себя вниз, куда указывала Ундина.
