Напарник восхищённо почти шептал, оглаживая и похлопывая по округлым, и чуть проржавевшим там, где с них слезла серая шаровая краска, бокам:
– Эти – под трубы двенадцать дюймов, а эти – под пятнадцать! Надо же! Да муниципалитет будет нам руки целовать! Потому что старинных, с ручным управлением, уже лет сорок как нигде даже за спасение души не сыщешь! Слышь, кореш: берись-ка! Попробуем, сможем ли мы такой приподнять!
Мартен вынужден был признать, что тяжеленный, из настоящего железа, и со стенками толщиной миллиметров в десять, вентиль, тащить тяжело, но вполне возможно.
– Ладно, положим пока здесь. – они, скорее, уронили, чем положили здоровенную конструкцию размером метр на полметра у ворот, – Всё равно придётся створку ещё приоткрыть. А пока давай-ка пошарим ещё. Вдруг что-то не столь тяжёлое отыщется.
Но кроме ещё пяти куч с беспорядочно наваленными вентилями разных сортаментов, и фланцев под них, ничего полезного не обнаружилось.
– Чёрт. Всё равно нельзя везти сразу много. А то какой-нибудь умник догадается, что мы напали на настоящую жилу, и цена сразу упадёт. Ну-ка, давай, полезли вон туда, – напарник указал на как бы перегородку с дверью, делящую склад на две неравных части, – Там, кажется, есть что-то вроде чердака!
Чердак действительно имелся: над пустым и тёмным помещением в десять шагов в длину и двадцать – в ширину, имелся глухой как бы внутрискладской навес, на котором, при взгляде снизу, лежали ещё вентили – уже меньших размеров, и не только из старого доброго железа, но и более современные: пластиковые.
– Теперь ты подсади-ка. – Мартен поставил ступню на руки напарника, и, подтянувшись, заскочил наверх, на высоту чуть больше своего роста. Осмотрелся.
Вентили, ящики. Что это в них? Крышка открылась легко: даже не была заперта!
– Слышь, напарник. Здесь есть и железные болты и гайки. Шайбы. И гроверные шайбы. И инструменты даже есть. Газовые ключи, разводной, труборезы… Неплохо, мать его… – Мартен переползал от ящика к ящику, так как выпрямиться в полный рост мешали балки перекрытия. – И даже газовые горелки.
– Хм! Вот если б ты сказал, что тут есть неразложившийся карбид… А так – эти горелки бесполезны. Продать их можно только коллекционерам. А их сейчас нет. Ну, чего там ещё? Почему замолчал?
Мартен и правда замолчал.
Потому что в одном из углов увидел их.
Тряпки, которые имели странную расцветку и рисунок. Что-то другое, не связанное с их работой расхитителей могильников и брошенных построек, они ему напомнили…
Точно! Именно такую расцветку и имел халат его матери! На полувыцветшем фото, что показывал ему наставник.
У него была мать!!!
И сейчас он увидел её словно внутренним взором: стройное тело в халатике, в ванной комнате! И он, малыш трёх лет, неуклюже семенит, пытаясь подбежать! Но…
Но ещё он смутно, где-то совсем уж на краю сознания, видит: в дом врываются какие-то люди в чёрных костюмах, с автоматами, вспышки пламени из этих автоматов, отец падает, уложив только двоих из своего старенького ружья, мать бежит, бежит куда-то вглубь квартиры, но тоже падает на пол – словно от толчка в спину!.. Обрывки звуков: грохот выстрелов, плачь, крики и стоны пытающейся встать матери и раненного отца…
Отца добивают выстрелом в голову – кровь брызжет на серые стены… К матери подбегают трое, бьют сапогами, стреляют в спину и затылок, когда она падает на пол. Кровь снова и снова брызжет и течёт на стены и пол, он, маленький и беспомощный, может только плакать, и кричать: «Нет! Нет!»
Картинка меркнет, темнеет – то ли это выключилось от шока его младенческое сознание, то ли его треснули по голове…
Он отлично помнит, что очнулся тогда на самом деле на руках соседа – старого корейца, и больше в свою квартиру никогда не…
А сейчас он – в своей камере-клетке. Сидит, задыхаясь, на жёстком лежаке, одеяло валяется на полу. Тело до сих пор трясёт, и в камере остро воняет звериным – его! – потом. Откуда, из каких потаённых глубин, всплыло это муторное зрелище, которое он всю жизнь старался забыть?!
Господи! (Прости, что помянул всуе.)
Что это с ним? Почему он, совершенно на человека не похожий – ни внешне, ни внутренне! – монстр с кровожадными или расчётливыми мыслями циничного бойца-убийцы, в которого его превратили здесь, каждый раз видит сны, словно раньше он и правда был – человеком?!
Ведь он видит их там, в снах: свои руки. С тонкими и слабенькими – сравнительно с теперешними! – плечами и предплечьями, и плоскими ногтями. Длинные ноги. Ступни сорок третьего размера. В обуви. Где явно никак не смогли бы разместиться его теперешние «лыжи-ласты» с почти пятидюймовыми лезвиями-когтями. Плоскую, но широкую грудь. Круглую, а не вытянутую вперёд, голову…
Неужели раньше он, он сам, был-таки человеком, и сейчас во сне к нему приходят заблокированные кем-то воспоминания об этом?!
Или…
Или это – всё-таки не его воспоминания?
А того неизвестного ему существа, донора его памяти, который помнит и именует за него все предметы, явления и те события, что он встречает, и что с ним случаются?
Откуда-то же он знает, что стена – это стена. Меч – меч. Песок – песок.
А ведь никто ему этого не говорил, и ничему его не обучал!
Он словно уже явился на этот свет с необходимым набором знаний об этом мире!
Но как и почему это произошло?..
Проклятье.
Можно лежать часами, пялясь в серый стальной потолок, и предаваться размышлениям. Потому что делать-то кроме этого до тех пор, пока не откроется снова дверь, и его не проконвоируют в очередной раз до Арены, на встречу с новым врагом, абсолютно нечего.
Второй сегодняшний противник «стандартного» гладиатора тоже не порадовал: Химера из змеи и скорпиона с карикатурным, словно детским, личиком на передней стороне чудовищного тела уж слишком легко откусила голову противника гипертрофированными бронированными клешнями. Зато у этой схватки имелось хотя бы два несомненных плюса: быстрота и динамичность. Поскольку продлилась она не дольше двух минут.
– Снова – мимо. – профессор дёрнул щекой, даже не потрудившись скрыть своё растущее раздражение от оператора-напарника, – Хорошо только, что быстро.
– Согласен. – Сэвидж старался сохранять нейтрально-деловой тон. Знал, что звуковые анализаторы мгновенно выловят малейшие признаки зачатков «нелояльности» к работодателю вообще и коллеге по работе в частности, и вовсе не хотел никаких новых штрафных санкций. – Стало быть, в журнале наблюдений нужно отметить необходимость уменьшить как размер, так и силу сдавливания клешней – чтоб их мышцы могли только повредить шею, но не перерубать полностью и сразу.
– Ага. Вот и будьте добры, коллега, отметьте. Я пока вызову Стража-уборщика. – теперь профессор Хиггинс защёлкал тумблерами перед собой, хотя «выключать» бойца-человека необходимости уже не было: это произошло автоматически, с отделением от тела головы.
Сэвидж проверил, на должном ли расстоянии от уголка рта находится штанга крохотного микрофончика, и вполголоса, но отчётливо, сказал:
– Тест восемнадцать Ка, дробь три дробь два. Гибрид скорпиона с гадюкой. На базе носителя памяти Зэт – восемьдесят три. Необходимы существенные доработки, для чего нужно новое, уже модифицированное, тело. Исправления следующие. Первое. Нужно уменьшить размер клешней. Далее: ослабить сами мышцы клешней. Второе. Необходимо усилить хитиновые сегменты хвоста: стандартная катана слишком легко перерубила его. Третье… – пока Сэвидж неторопливо и обстоятельно диктовал указания и замечания для отдела Разработки, Уборщик загнал скорпионозмею, человеческое личико которой искажали гримасы боли и ненависти – гладиатор успел отрубить ей добрую четверть трёхметрового хвоста – в отверстие выхода, и убрался и сам. Люк за ними захлопнулся.
Змея не попадёт ни в свою камеру, ни даже в реанимационный блок, раз они посчитали это её тело – непригодным. Вместо этого её ждёт Конвертер.
– Ну что, следующего, коллега?
– Давайте, коллега.
Третьей сегодня оказалась странная и нелепая на вид смесь человеко-крокодила с омаром. Это создание оказалось настолько неуклюжим, и реагировало так медленно, что на пятой минуте позволило раскроить себе череп шипастой булавой, которой на этот раз был вооружён стандартный гладиатор. Не помогли ни огромные когти-клешни, ни зубастая вытянутая морда-пасть.
Но пять минут – всё-таки – не две.
Относительная «удача»!
К автоклаву в комнате релаксации доктор Сэвидж подходил с неопределённой улыбкой на лице. Нельзя давать аналитическим программам чёртовых камер наблюдения поводов пристебаться. Положена ему одна «релаксация» в неделю – надо, стало быть, её использовать. Потому что здоровый и половозрелый мужчина двадцати восьми лет обязан вести и «здоровый» образ жизни.
[left]То есть – сбрасывать семя