Прозорлив. Умеет выбрать время и место для удара. Подстроить смертельную ловушку… А как он умеет заметать следы! И, в конце концов, он очень силён физически, вынослив, и отлично владеет любым оружием. С детства это было для него необходимым условием выживания, чтобы уцелеть в постоянных стычках и набегах враждующих между собой, да и со всем остальным миром, маленьких, но гордых и независимых зачастую даже от номинальной власти султана, горных кланов.
Правда, в сардары столичного гарнизона слабаков и не берут. Но и здесь у него преимущество: кроме силы у него есть ещё и мозги. И он твёрдо знает, чего хочет добиться. В настоящее время первую ступеньку на лестнице его грядущей карьеры загораживает унбаши. Значит, придётся его убрать. Способ, как это сделать, у Хаттафа давно продуман. И – он уверен – никто из подчинённых этого бездарнейшего ничтожества не будет расстроен его преждевременной и «случайной» кончиной.
Нет, сама ликвидация унбаши – не проблема…
Но вот как сделать, чтобы именно Хаттафа, а не какого-нибудь глупого, пропившего последние мозги в кабаках Ферхема, но заслуженного ветерана гвардии поставили на освободившееся место – это действительно проблема. Причём – серьёзная. Ведь он служит лишь второй месяц.
Значит, нужно дискредитировать других членов своего десятка в глазах вышестоящего начальства, а себя – как-то проявить: доказать свою силу, находчивость, расторопность. И, главное – верность и лояльность. А для этого нужно что-то такое организовать. Ведь не может же он и вправду ждать счастливого случая выделиться – так может уйти и молодость, и сила… И, главное – желание.
Слишком хорошо он видел на примере стариков, как долг – кровной мести, или чего-либо другого, так же важного для чести клана или его отдельных людей, постепенно терял своё значение, а затем и смысл – из-за долгого промедления.
Нет, он не должен медлить со своими амбициями. Нужен случай.
Счастливый случай. Вот, если бы была война…
Сейчас, хотя его служба и престижна – охрана Царской сокровищницы! – но это не то, что в боевых частях. Не попасть ему на войну… Да и нет войны.
Ограбление?..
Вряд ли. Здесь можно годами плесневеть и покрываться пылью от скуки, а ничего так и не произойдёт. Вряд ли найдётся много идиотов, желающих штурмовать неприступный замок-дворец с высоченными стенами пятиметровой толщины, кучей часовых на них, и запасным полком личной гвардии султана, а расправившись с этими крутыми воинами, после часами блуждать в запутанном лабиринте подземелий скального основания, в поисках засекреченной и замаскированной пещеры-сокровищницы. Нет.
Нет, на эти варианты лучше не рассчитывать. Он должен всё организовать себе сам. То, что задача трудна, лишь подстёгивало его в составлении изощрённых проектов и планов. Он коварен, хитёр и находчив – его не может не осенить что-то оригинальное!
Амбициозные мысли новобранца-карьериста ни в коей мере не волновали его ни о чём не подозревающего начальника: под новые шутки и взрывы хохота тот продолжал выдавать очередному проигравшему его проигрыш натурой – очередную порцию увесистых оплеух! Играть на деньги с ним его подчинённые уже не могли. Они и вправду задолжали так, что уж и забыли, как выглядят монеты султаната Турфан – небольшого и формально независимого государства, расположенного между Шемом, Кофом и Аргосом, в предгорьях карпашских гор. Поэтому им приходилось терпеть: азарт шефа всё не проходил, а отказываться, или (не дай Мирта!) спорить с унбаши – нарываться на неприятности. Унбаши хотел всегда быть в форме. Ну правильно – руке нужна тренировка!
Хаттаф с напарником у двери в сокровищницу, и ещё трое, расположившихся у входного отверстия подземелья, не без злорадства наблюдали за экзекуцией тех, кто, по-идее, должен был отдыхать на скрипучем деревянном топчане, всунутом в одну из ниш возле горловины потайного туннеля, а вместо этого ублажали трезвого, а потому особенно придирчивого и старательного десятника-унбаши.
Двое сардаров играли с ним прямо на бочонке с питьевой водой, а ещё трое ворочались на прелой соломе топчана, пытаясь если не уснуть – такое вряд ли было возможно под смачные звуки затрещин и лошадиный гогот! – то хотя бы дать отдых уставшим от ненужного никому, но вынужденного стояния у входа в казну-сокровищницу, ногам.
Переведя скучающий взгляд на массивные, окованные железными полосами десятифутовые створки, о которые он иногда обтирался задом, Хаттаф с раздражением подумал, что вряд ли там, в действительности, есть что охранять. Бюджет крохотного государства, наверное, полностью уходил на обжору рангом повыше унбаши – самого султана, и дань королям Аргоса – независимость, пусть и формальная, стоила недёшево. Да и нужна была только тому же султану – чтобы самолично обдирать своих подданных разными (и весьма многочисленными) налогами…
Что-то упало с потолка пещеры. Кажется, маленький камушек.
Хаттафа это насторожило. Но его напарник, прикрывшись секирой и прислонившись к косяку дверей мирно дремал, пользуясь «занятостью» десятника. Остальные его коллеги по караулу даже не почесались: похоже, вообще ничего не заметили. А если и заметили – не придали значения. Ну, камушек, и камушек… Мало ли.
Обычное дело в пещере. Плевать!
А зря. Хаттаф каким-то шестым чувством почуял и понял, что что-то началось.
И началось здесь, в этом подземельи!
Какая-то концентрация невидимой энергии. Возникновение и присутствие злой силы.
Сколько раз такое ощущение помогало ему избежать засад и ловушек!
О, да. Эта сила явно не добра! Смутное ощущение угрозы, злобы и невероятной силы будущего противника наполнили душу Хаттафа странным чувством: одновременно и дикой паники, и невероятного восторга! Преклонения! Перед такой силой.
И это ощущение, дар предвидеть и чувствовать опасность, лишний раз показывает, что он и впрямь создан для чего-то куда большего, чем должность простого сардара – ведь ни один из этих недоумков не почуял ровным счётом ничего, и, значит, не готов к неприятностям.
А в том, что они последуют, Хаттаф не сомневался. Чутьё горца не подводило его никогда. И мозгов – прислушаться к нему! – у него хватало!
Поэтому когда возник странный звук, он один держал оружие наизготовку, и был готов ко всему: драться, если противник по силам, или… Бежать, если одолеть врага окажется заведомо невозможно.
Ну уж теперь вздрогнули и загудели все его коллеги. Вскочили на ноги даже те, кто уминал боками и задами солому. Звук был и впрямь слишком необычен для погребённого под могучей многометровой толщей скалы необитаемого подземелья – низкий и громкий не то рык, не то вздох. Так мог бы зевнуть огромный слон, или носорог, про-снувшись, или завидев врага, вторгшегося на его территорию. И – что самое странное – шёл этот звук из-за запертых и опечатанных дверей сокровищницы.
В недоумении все уставились на них, словно надеясь проникнуть взором сквозь трёхдюймовые доски и железные полосы. Коллеги-сардары Хаттафа опасливо переглядывались.
Ещё раз Хаттаф убедился в глупости и бездарности своего прямого начальника. Поколебавшись, и промедлив несколько драгоценных секунд, которые могли бы, может, спасти несколько жизней вверенных ему людей, он отнюдь не отослал никого за подмогой. А лишь сбивчиво, но громко, и с руганью, приказал всему десятку окружить злополучную дверь.
И с полминуты все, как бараны, пялились на неё и друг на друга.
Хаттаф, чутко прислушивавшийся, первым уловил угрожающую им теперь опасность, и, без спросу подскочив к дверям, подпёр массивный засов лезвием своей тяжёлой секиры, уперев толстое древко в щель между камнями пола.
– Ты что делаешь, дурья башка! – заорал перепуганный явно больше всех, унбаши, «смело» расположившийся позади полукруга настороженно сжимавших свои секиры сардаров, – Немедленно подбери оружие! И – в строй!
– Резван-бек! – тон Хаттафа был категоричен, – Нам нужна подмога! Пошлите…
– Заткнись, сопляк! Кому ты указываешь?! Сами справимся! Взять секиру, живо! – злой тон не совсем соответствовал ятагану, трясущемуся в руке, и бегавшим глазкам унбаши, – Ты у меня под трибунал пойдёшь! На галеры до самой смерти!..
– «Да, придурок, пойду, если останемся живы, и если найдёшь в Турфане – галеры!» – хотел ответить Хаттаф, вынимая из ножен на поясе кривой и остро отточенный клинок ятагана, но не успел. Зато успел отодвинуться подальше от дверей.
Тяжёлая устрашающая поступь кого-то огромного, находившегося теперь в сокровищнице, достигла дверей. И внезапно на них обрушился страшной силы удар!
Ничто, или никто из живущих на земле созданий не смог бы нанести такого чудовищного удара! Прочнейшие двери сразу подались вперёд, верхние петли соскочили со своих креплений, и удержались массивные створки только благодаря пресловутой секире, спружинившей удар, нанесённый в центр дверей!
Двое здоровенных новобранцев, принятых на службу немного раньше Хаттафа, не выдержав, в ужасе бросили оружие, и с криками устремились было к спасительному выходу туннеля. Но клинок десятника перехватил их, уперевшись прямо в горло первому бежавшему:
– Не так быстро, вы, идиоты обделавшиеся! – голос унбаши хоть и подрагивал ещё от страха, был достаточно убедителен, особенно подкреплённый стальным аргументом, – Первого, кто покинет пост, я самолично зарублю! Ну-ка, быстро по местам! И смотрите у меня: чтобы ни один из этих воров не ушёл живым! – трясущиеся стражи молча вернулись к своим секирам, и с явной неохотой подобрали их. Страх перед начальником, и наказанием пока явно был у них
