….Римские аристократы, покупая гладиаторов, упражнялись на них, как на живых мишенях, и не было случая, чтобы эти «мишени» оставались живыми-невредимыми. На Арене гладиатор имел право защищаться, бороться за свою жизнь, - в домашних поединках он был лишен такой привилегии. Если случайно наносил рану господину, пусть легкую – гладиатора убивали. Фактически, он был смертником.
Столь бесславная кончина не радовала новоиспеченного Таланта. Он передумал массу вариантов, как самому уберечься, и не ранить господина.
Сразу после завтрака Таланту велели идти в сад, на арену виллы. На той арене, где совсем недавно пролилась кровь семи секуторов, заложников мошеннической игры патрициев, его ждал Кай Валент. Бедра его защищали поясные птеруги с бронзовыми наклепками. Сам пояс, широкий кожаный с такими же бляхами, стягивал его тонкий стан до груди. Руки до локтей окольцованы черной кожей, защитой от растяжения жил. Но ногах легкая обувь со шнуровкой. Больше никакой защиты, ни нагрудника, ни колета. Фактически защиты тела не было. Это обстоятельство насторожило бывшего гладиатора.
Недалеко двое слуг держали мечи – паразониумы, что были длиннее обычных, и кинжалы с крепким широким лезвием. Сетей и щитов не было.
Талант изобразил неглубокий поклон.
Молодой трибун смотрел на свою «живую» мишень, думая о чем-то своем. Потом, опомнившись, крикнул:
- Таланту амуницию, живее, Герострат!
«Амуниция» состояла из такой же химерной одежды, что была на господине. Помогая Таланту облачаться, Герострат бубнил:
- Да, чтоб тебя зарезали, поганый гот…
Слуги подали оружие, и, по приказанию господина, удалились. Герострат, впрочем, спрятался за ветками глицинии на верхней террасе, тихонько наблюдать за происходящим. Марий Алкивиад, уезжая, приказал ему глаз не спускать с молодого господина.
Талант владел безукоризненной техникой, опыта у него предостаточно. Кай Валент же брал умением чувствовать противника, и тем был опасен. Пару раз, не взяв атаки, Талант спасся бегством. Сказывалась и перенесенная болезнь, после которой он не тренировался.
Бой вполсилы не нравился Каю Валенту, не позволял узнать, на что способен бывший гладиатор?
- Коленки у варвара дрожат? Боишься вдруг задеть меня? А ты попробуй. Мы одни, здесь нет рабов с сетями, с вилами. Рискуй!
Глубоко дыша, Талант смотрел на смеющегося римлянина, и заклинал отчих богов не бросить его на произвол судьбы.
- О, не дай-то Боги, благородный господин, тебе быть в таком печальном положении, в каком я нынче. - мудро и весомо ответил Талант. - Когда ценнее всех условностей две жизни.
Кай Валент перестал улыбаться.
- Ты много философствуешь, любезный гладиатор. Нет у меня желания убивать тебя. Живой мне нравишься. Заманчиво на тебе оттачивать мои условности и дерзости. К тому же, ты – первый варвар, с кем фехтую, и я желаю знать на, что способен бывший Цитус? Твои возможности. Твои секреты! Коронный удар есть у тебя? Так, поделись. Не бойся меня ранить. Ранить трибуна латиклавия не выйдет у тебя. Убить – тем более! Вперед! Смелее!
Талант бросился в атаку, догадавшись, противник ищет повод разозлить его. Когда в руке оружие, обозленному человеку ничего не стоит пустить его в ход.
В воздухе, напоенном ароматом кипарисной хвои и цветов, звон клинков был особенно пронзительным.
Кай Валент отходил, только защищаясь. Тут же анализировал его винты и удары, ждал, покуда тот раскроется, и тогда…
«Тогда» не получилось: у Таланта от гладиаторской ярости прорезалась такая прыть, что молодой римлянин ошалел, не имея возможности перейти в наступление.
Герострат держался за лоб, молясь богам и манам: поганый гот гнал господина к беседке. Клинки мелькали, как молнии. Их звон сливался с эхом.
Потом, позже, понял Кай Валент, во время боя любоваться своей или чужой техникой, отыскивая в ней изъяны или достоинства – верх глупости.
Спиной он уперся в мраморную статую, потеряв из виду противника. Тот внезапно исчез.
Молниеносным броском Талант оказался за спиной господина, за мраморной статуей быстроногой охотницы.
Не успел Кай Валент развернуться и что-либо предпринять, как ловким ударом ближе к рукояти, выбили у него меч. А своим мечом и кинжалом сцепили клинки под подбородком, крест-накрест, как бы ножницами. Тут же Талант окаменело замер, поддержав господина коленом, чтобы не ударился спиной о мрамор статуи.
Понял Кай Валент, он проиграл. Если бы то был бой на арене, Талант в своем сумасшедшем движении перерезал бы ему горло.
Герострат было испугался: не ранен ли господин? Потом чуть не запрыгал от радости: сейчас поганого гота порежут на куски.
Кай не мог пошевельнуться и боялся сглотнуть, не иначе кожа потянула смертельный холод стали. Смотрел в близкие, даже не серые - голубые глаза гладиатора, загоревшиеся иронией. Талант заклинил клинки так, что они кожи не коснулись. Надо же обладать таким мастерством, чтобы на скорости выбить у противника меч, применить смертельный прием и умудриться камнем застыть, не коснувшись горла! Кай Валент представил на своем месте Гая Аврелия или Марка Фабия, те, в случае своего проигрыша, от злобы и зависти загрызли бы гладиатора.
А тот, глубоко дыша, полу опустив глаза, сказал римлянину:
- Ты просил показать мой маленький секрет? Надеюсь, убедился?..Не раз спасал меня он на аренах…Секрет моей далекой юности, о, благородный Кай Валент…
Талант расцепил клинки, осторожно отводя вооруженную руку господина – тому ничего не стоило сейчас же всадить кинжал в сердце победителя. Но проигравший кинжал выронил, встряхивая сомлевшей рукой.
- Ты мог, играючи, убить меня…- Кай Валент закашлялся, прочищая ком в горле, удивляясь себе: не испугался и не обиделся.
- Убить тебя? О, нет, мой господин. Мне моя жизнь дорога.
Доходя до памяти, Кай Валент рухнул на ложе, стоявшее между его мраморными покровителями. Взял кувшин с ключевой водой, отметив легкое дрожание левой руки, в которой он держал кинжал.
- Ты гот? – неожиданно спросил.
- Какое это значение имеет в Риме? – Талант смотрел, как пил воду Кай Валент, не так, как обычно пьют в запале – жадно, а маленькими глотками, смакуя влагу.
- Никакого. Но, если спрашиваю я! Любая моя блажь значение имеет. Я долго не жду, мне отвечай немедленно, Талант.
Вдруг вырвалось у гладиатора страстное, вымученное:
- Я не Талант. Не Цитус, не Бион и не Галат, и как еще меня дразнили?! У меня есть имя, мне данное с рождения!
Пропустив мимо ушей горькое признание пленника Рима, господин велел подойти ближе. Отложить оружие и протянуть руки ладонями вниз.
Руки у гладиатора не дрожали. В глубине души Кай Валент восхитился: провести невероятно сложный прием без пролития крови и стоять перед ним без дрожи в пальцах?! А мизинец левой руки перебинтован, как и прежде.
Герострат в своем тайнике пал духом: гота не только не казнили, но даже угостили водой из господского кувшина. Но, если бы раб Мариев услышал,- господин разговаривал с Талантом, как с равным, решил бы: варвар колдун!
- Что с пальцем? Гниющая или какая рана? Все время перевязан…
- Нет, нет…то мой секрет. Прикажешь снять повязку?
Не догадывался Кай,- он единственный из римлян, кого заинтересовал перевязанный палец гладиатора. Ответил коротко: «Да!»
Талант развязал повязку. Взгляд господина уперся в серебряное кольцо с выгравированной на нем пчелкой. Довольно таки необычное для римлян кольцо. Но серебро…
- Не ахти какая ценность, чтобы это прятать, - вдруг фыркнул господин.
- Для меня оно бесценно. Не желая внимание привлекать, я часто бинтую палец, мне потерять кольцо нельзя…
- Вон как! Подарочек несчастной Пенелопы?
Талант изменился в лице. Минуту назад спокойный, он едва не завыл от душевной боли, неведомой этому дерзкому мальчишке. Сцепил зубы.
Кай Валент выпрямился перед ним, ехидно улыбаясь.
- Ого! Меня по шею в землю изволят кулаком вогнать? Я ошибаюсь, гот? Гляди, как, жаба, позеленел… А, что ты скажешь, если прикажу кольцо снять, твой талисман? Отдашь вместе с рукой?
Неожиданно Талант снял кольцо, которое не снимал, даже когда купался, не снимал пятнадцать лет рабства. Протянул кольцо на ладони, бесстрашно глядя в самые зрачки римлянина.
- Бери! Поднимется твоя рука забрать единственное, что у меня осталось на память о родном очаге, о прежнем господине, когда я был свободный? Бери! «Пчела» – подарок маленького господина, когда я исполнял свой долг заслуженно …Кольцо мне подарил…Оно - священная память…А, что еще сказать тебе?....
Насмешку и дерзость сына Алкивиада, как ветром сдуло. Отвернулся, не взяв кольцо.
С самого детства Кай Валент жутко боялся непонятного состояния души, когда что-то неожиданно сдавливало его виски, принуждая разум вспомнить не вспоминаемое, бессознательное в нем боролось с неведомыми туманными образами, и тогда душа нестерпимо болела, хотелось закрыть глаза и навеки заснуть. Это неприятное состояние приходило вдруг, с того ни с чего. Чтобы прогнать странное наваждение, Кай Валент приучил успокаивать себя четверостишиями, какие приходили ему в голову.
Талант не понимал, что вдруг случилось с насмешливым, дерзким господином? Он прижал пальцы к вискам, глаза его расширились, взгляд в пустоту остекленел. С губ его сорвались странные стихи:
- «Вечно зелен растет кипарис на вершине горы.
Недвижимы лежат камни в горном ущелье в реке.
А живет человек между небом и этой землей
Так непрочно, как будто он странник и в дальнем пути»…
Ёкнуло в душе Таланта. Он разглядел за броской внешностью и светским лоском молодого римлянина вечного странника, споткнувшегося о тяжелый камень…. Что-то тайное мучило его. Желая как-то загладить свою дерзость, гладиатор горячо заговорил:
- Я свой секрет, клянусь, не отдавал другим, хотя мне за него и деньги предлагали. От него защиты нет, кроме как остановиться, и то без особой тренировки, такого успеха не достичь. Я покажу, как это делать. Я научу тебя! У тебя всё получится, мой добрый господин.
Но ему не ответили на предложение подарить свой особый секрет.
Кай Валент приказал, сухо и властно:
- Со мною поедешь в Рим, на рынок! Надень рабский ошейник, не то закую на тебе, чтоб впредь не снимал!
Талант стиснул в кулаке кольцо, до хруста в костяшках пальцев. Судьба пленника Рима еще не испытывала
