Под игом чудовищ. Часть 2.

обливать бойцы его спецроты, даже не докончили «обрабатывать»! Так что с горючим – порядок. Есть запас.
С наибольшим опасением лорд Борис, а, как он видел, и лорд Дилени, расположившийся пока на соседнем бугре, посматривал в подзорную трубу на находящиеся в отдалении, и сейчас видимые в свете утра куда лучше, каменные крепости.
Но, как ни странно, никто оттуда на «подмогу» так и не вышел – неужели их менталисты учуяли с трёхсот шагов ждущих в засаде у главных ворот своих крепостей две роты особо опытных стрелков?!
А, похоже, что так.
Чёрт. Нужно было располагать их не в трёхста, а в четырёхста…
Ну и … с ним. Так тоже – неплохо!
Потому что судьба крепостей на самом-то деле – тоже предрешена!
 
С рассветом скоротечный бой, если банальное расстреливание зажатого в теснине выходных проёмов ящеров, и отстрел единичных неуклюже спускавшихся по верёвкам с тыла и по бокам, можно так назвать, закончился. И лорд Борис видел и понимал, а сейчас и убедился, выслушав донесения разведчиков, что гарнизоны всех редутов первой и второй линий обороны оказались практически до последнего ящера уничтожены. И опустошёнными, но целыми осталось сорок девять бревенчатых крепостей. Он снова подумал, что с одной стороны это радует. А с другой…
Нет, не лежала у него душа вот к такому, подлому и циничному, способу избиения фактически беззащитных, безмозглых, и беспомощных на холоде – пусть и тварей!..
Но король и Штаб решили по-другому.
И мозгами новоиспечённый лорд Борис понимал: они правы!
Потому что допустить людские потери они, руководство, что страны, что Армии, просто не имеют права! Те призванные сверхурочно мужчины, что сейчас состоят на службе, и кого плачущие и заламывающие руки жёны и сурово насупившиеся близкие провожали в этот поход – последние!
И если они погибнут по вине излишне «гуманного», и желающего воевать, «как положено» по Кодексу чести, начальства – то!..
Конец их маленькой и гордой стране. И если не лорд Хлодгар –  так давно облизывающиеся на их земли соседи позаботятся!..
Ладно, довольно абстрактных терзаний. Сейчас ему нужно перегруппировать своих бойцов в походную колонну, да выдвигаться вперёд: к редутам последней линии.
 
Полковник Дилени выслушал доклад Штабного вестового внимательно.
Отлично. План в первой своей части выполнен. Сражение, если назвать банальное и циничное избиение и поголовное уничтожение контингента первой и второй линий столь высоким словом, прошло именно так, как они и запланировали. Жаль только, что гарнизоны последних тридцати крепостей-редутов из третьей линии не кинулись на подмогу редутам этих линий – ведь если б такое произошло, со всеми тремя линиями было бы покончено всего за одно хмурое зимнее утро! И не было бы у армии Тарсии проблем…
Впрочем, проблем у них и так не будет. Разве что времени уйдёт больше. Но сейчас нужно ответить на рапорт:
– Я понял вас, милорд лейтенант. Возвращайтесь, и передайте милорду интенданту мой приказ: тридцать предназначенных планом повозок с горючим направить к третьей линии редутов противника. Расставить согласно плану. Пусть спецрота приступает к обработке первых девяти редутов. Неиспользованные бурдюки в тех повозках, что были предназначены для первой и второй линий, пересчитать. Затем телеги подвезти тоже к третьей линии. Но! Расположить не ближе пятисот шагов от редутов.
Бурдюки пока не выгружать. Пусть хранятся в резерве. Доложить по готовности.
– Есть, милорд!
Вестовой, лейтенант Люмпен, отбыл. Лорд Дилени подумал, что не нужно было «призывать» в армию чёртовых вторых и третьих, или даже десятых сыновей придворных. Они сюда, в серые и казённые армейские будни, насквозь пропитанные потом, людским и конским, мочой, пылью, и прогорклым маслом, а теперь ещё и нефтью, вписываются, словно букет изысканных роз в навозную кучу. Один щегольской плюмаж на каске лейтенанта чего стоит. Да и запах… Он бы мог поспорить, что после лейтенанта в воздухе остался запах чёртовых духов. Жасмин, что ли, будь он неладен?.. Похоже, не любит щёголь того, как пахнет казарма и отдельные её представители. Вот и пытается оградиться хотя бы так. Да и … с ним.
Хотя, вот, например, для службы вестовым молодой усатенький пижон вполне подходит. Память у него отменная – запоминает всё, буквально до последнего слова. Но насчёт посильного участия в реальной битве… Вот именно – гх-м!.. И мышц не наблюдается, и тренировками и отработкой приёмов франт явно… Пренебрегал!
Что не помешает ему после окончания кампании получить какие-нибудь медали – уж папочка, вице-канцлер лорд Люмпен, похлопочет… Дилени оглянулся через плечо:
– Милорд лейтенант! Распорядитесь, чтоб наш первый и второй батальоны выдвигались сразу – за повозками. Однако пусть не подходят ближе, чем на сто шагов к тем лучникам, что сейчас уже лежат на позициях перед каждыми воротами. Их задача – прикрывать подразделения, что будут выполнять боевую задачу, не мешаясь у них под ногами, а только страхуя. Третий батальон пусть пока остаётся в резерве, здесь. Расположиться приказываю во-он в том, том, и вон том редутах противника. Поротно. – Дилени не постеснялся указать рукой. Лейтенант Хьюстон, его личный вестовой, отдал честь:
– Слушаю, милорд! – после чего спокойно, не стараясь произвести впечатление показной суетой, но и не мешкая, спустился с помоста у парапета крыши, направившись вниз, к своему коню. Лорд Дилени подумал, что правильно поступил, назначив офицеров в своё подразделение самостоятельно. Выбрав не щегольских «сынков», а старослужащих. Пусть иногда и вредных, и строптивых, и привыкших полагаться на Уставы да Регламенты, но – профессионалов.
Кони, приписанные к передвижному командному пункту первого, сейчас переданному под начало лорда Дилени, полка лучников, были привязаны внизу, у ворот одного из сохранившихся несожжённым редутов второй линии, расположенного почти в центре этой линии. Правда, лорд Дилени всё равно предпочитал более резвым и молодым кобылам и жеребцам своего, пусть медлительного, но такого надёжного и сильного Спокойного. Да и по снежной целине тот всегда двигался уверенно и плавно, словно галера лорда Ван Ден Граафа – по реке Теннор. И безошибочным внутренним чутьём жеребец всегда избегал кротовин и скрытых снегом ям.
Сейчас, с высоты двадцати с лишним футов над поверхностью холмистой равнины перешейка, Дилени было уже отлично видно в сером сумраке начавшегося дня, Море блестящих рыб, незамерзающие валы которого всегда наполняли перешеек мерным рокочущим гулом, и плоскую поверхность Энгаденской трясины по другую сторону перешейка. И, разумеется, отлично были видны чадящие и возносящие к небу жирный густой дым, руины девяти оставшихся сейчас позади, сожжённых, пусть ещё и не до конца, редутов. Пованивающих горелыми запасами мяса. К счастью – только коров и овец.
Стоя, словно трагические памятники-надгробья, вокруг мрачно чернели и опустевшие громады тех редутов, контингент которых был выкошен лучниками его, и второго полков. Третьему, сторожившему третью линию редутов, полку, пока в дело вступить не довелось. И твердыни бревенчатых редутов третьей линии обороны противника в полумиле впереди словно застыли в тревожном ожидании, предвидя свою незавидную участь.
Видно было и тёмную громаду леса за редутами – территория врага. Куда им, солдатам его Величества, предстояло добраться рано или поздно.
Лучше рано. Потому что люди за эти суматошные дни и устали, и продрогли…
Убедившись в том, что упрямые командиры последних тридцати редутов почему-то больше не желают подставлять своих подопечных под смертоносный град стрел, ни спереди, ни сзади, лорд Дилени спустился с крыши вниз, на верхний ярус захваченного (А точнее – просто опустевшего! Внутри не осталось ни единой живой души!) редута. Невольно зябко поёжился – температурный контраст потрясал.
Да, здесь, внутри, было куда теплее. И не то, что людям, а и более теплолюбивым ящерам, вынужденным, как показал осмотр убитых часовых, для выхода на мороз, на дежурство на часах, одевать три пары штанов, и пять – рубах, явно было вполне комфортно.
Лорда Дилени с самого начала интересовало, как тут и что устроено, да ещё таким образом, что огромный для такого сравнительно небольшого внутреннего пространства контингент чёртовых ящеров – не теснится, словно сельди в банке, и не мёрзнет! Ну а теперь он то, что и подозревал с самого начала, пройдя от нижнего уровня до наблюдательной площадки на крыше, увидел и воочию.
Всю внутреннюю, центральную и пустую, часть трёхъярусного строения занимали четыре сделанных из глиняных кирпичей, печи. Вернее, это фактически была одна большая, с общей полкой, печь, имевшая четыре противолежащих, и расположенных по сторонам света, зёва для сжигания топлива. С четырьмя, сходящимися в одну, общую, трубу квадратной формы. Топилась эта глиняная четырёхкамерная печь дровами. И этими самыми дровами были заполнены все кладовые на первом, самом низком – каких-то шесть футов! – ярусе. Не совсем грамотно: именно то, что огонь от подожжённых наружных стен-брёвен перекинулся на такие вот хранилища, и гарантировало, что редуты наверняка выгорят, хоть и имеют заглубленный до самого скального основания, фундамент! Прогорят они наверняка насквозь, пусть на это и уйдёт двое-трое суток. Зато можно смело сказать: находиться, прячась, или просто выжить в таких кострищах-гекатомбах не смогло бы ни одно живое существо!
На втором, пятифутовом в высоту, ярусе, хранились продукты. Причём – у внешних стен редута. В отдельных, небольших и надёжно отделённых от внутреннего обогреваемого пространства редута стенами-перегородками, тамбурами, и дверями,