Приятный нежданчик для южнокорейской писательницы Хан Ган, автора романов «Вегетарианка» и «Человеческие поступки». Нобелевский комитет по литературе 10 октября присудил свою награду в 117-й раз. В заявлении комитета отмечена её «насыщенная поэтичная проза, которая смотрит в лицо исторической травме и обнажает хрупкость человеческой жизни». Известие о вручении премии застало 53-летнюю Хан Ган врасплох. Она стала первым автором из Южной Кореи, получившим Нобелевскую премию по литературе, и 18-й женщиной, награждённой Академией.
В 2016 году «Вегетарианка» принесла автору Букеровскую премию. Роман о женщине, которая хочет избежать любых видов насилия и становится вегетарианкой, называли скандальным. Стремление избежать ужаса смерти становится навязчивым, до психоза — от романа веет кафкианским ощущением беспомощности и ужаса перед обществом и государством. В самой Южной Корее он не был популярен. Написанное в 2007 году, произведение показалось соотечественникам просто мрачным рассказом о безумной женщине, отказавшейся от мяса, без налёта гениальности.
Хан Ган была неочевидной претенденткой на Нобелевскую премию. Некоторые даже считают её «писателем для писателей», не для широкого круга читателей. Быть ширпотребом, автором, целенаправленно пишущим для масс, или писать, не думая о бонусах, дивидендах от писательской деятельности, короче, умную литературу, которую осилит только равный? Писатель – лицо не наёмное, к пулу сиюминутного не относящийся. Выбор только за ним. Не из-под палки же пишут. Он волен вовсе не писать, чтоб не портить будущий некролог, если что. В Южной Корее проще – вольному воля. Хотя и в Северной можно писать вещи, которые в будущем могут и заметить в Нобелевском комитете. Писателю гуглить необязательно, весь набор для сочинения в его собственной голове…
Писатель для писателей – это, кстати, уровень. Обычно большинство писателей не читает сочинения своих собратьев. Как говорила Анна Ахматова: «Вы разве не замечали, что поэты не любят стихи своих современников? Поэт носит в себе собственный огромный мир – зачем ему чужие стихи?». Раз ты способен заинтересовать этих самых писателей, значит, в тебе что-то есть. А широкая публика подождёт. Нобелевка заставит читать всех твою книгу, дабы казаться умнее, чем на самом деле.
Писатель писателю часто недруг, более завистливых людей не часто встретишь. А если в семье два писателя? Бог наделил талантом обеих: Марину и Анастасию Цветаеву. Судьба Аси не менее поразительна, чем её знаменитой сестры. Может, даже, благодаря Асе, мы знаем и любим Марину Ивановну. Она пожертвовала своим собственным даром, чтобы посвятить остаток жизни после лагерей и ссылок увековечиванию памяти родной сестры. Её судьба не менее трагична, чем у сестры. Спрашивается, за что – за то, что поэт? Ведь в России во все времена поэт – это больше, чем поэт.
Она имела мужество жить вопреки всеми и долго. Лариса Бравицкая: «Второй арест в 1937, в Тарусе, по обвинению к причастности уже к мифическому «Ордену Розенкрейцеров», созданному все тем же несчастным «советским масоном» Зубакиным. Вместе с Асей арестовали её сына Андрея, случайно оказавшегося в гостях у матери со своей невестой. Во время ареста конфисковали и уничтожили все её литературные труды». Система не только ломала, уничтожала самих людей творческих, предавая забвению всё, что с ними связано. Оставалось становиться «инженерами человеческих душ» или заводить «синюю папку».
«Зубакина расстреляли, Асе и её сыну дали по 10 лет лагерей. Срок отбывала в Амурлаге. Поломойка, кубовщица на кирпичном заводе, чертёжница, чтобы не сойти с ума, пишет стихи, рисует - 900 портретов женщин-заключённых. Страшную правду о сестре узнает только через 2 года, после самоубийства Марины. Стихи тут же иссякнут. Только через 31 год напишет свое последнее стихотворение Мне 80 лет».
Только в 54-м году она обретает свободу. Ей уже 60. «Потом, переезжает в Москву и доживает свой длинный век в маленькой однокомнатной квартирке, пытаясь восстановить по памяти произведения, изъятые и уничтоженные при аресте, пишет книги «Старость и молодость», «Неисчерпаемое», «Моя Сибирь», «Воспоминания», в годы перестройки добивается реставрации особняка и создания музея сестры. Открытие «Дома-музея Марины Цветаевой» состоится за год до смерти Анастасии. Она переживет сыновей. И всё-таки, прожив тяжелейшую жизнь, тюрьмы, лагеря, нищету, голод, смерть родных и любимых, получая копеечную пенсию, в свои 98 лет, она сохранила силу духа, чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Выходила во двор, садилась на скамейку и говорила: «Я вышла в счастье ветвей…». «Я в несчастной жизни моей была – счастлива!».
«… пытаясь восстановить по памяти произведения, изъятые и уничтоженные при аресте»… Страшный сон писателя наяву. Или дудка, или членский билет на стол. И тогда, отчасти и сейчас.
«Уж ве́домо предвестие томленья,
Тоска веселья, трезвость на пиру,
Молчание прикосновенья
К замедлившему на строке перу…».
Можно и в 98 лет написать своё последнее стихотворение, вернуть Творцу билет, испив чашу до конца, и остаться на века. Или:
«Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет. Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить», и
по собственной воле ускользнуть от бытия. Но не хотелось о печальном, наоборот, собиралась делиться со своей радостью – вполне земной и бытовой. Так болталка обо всём и ни о чём уводит автора в неведомые дебри. Как бы не перепутать двери… В тренде писать не в стол, а в никуда, в искусственный астрал. Для всех и ни для кого. На авось.
Дудкой быть не суждено. Намекни мне в пору наших не по-детски заумных ролевых игр, что членский билет российского писателя будет пылиться с иными доками, окажусь ещё и в телевизоре, я бы послала его подальше. Кем-кем, а инженером человеческих душ стать я не собиралась, тем более, начинать со стихов (их читала в красные дни календаря наизусть, не вникая в суть, не любила читать, не умела писать). В телевизоре работать для меня было немыслимой перспективой, но у Творца на меня были свои планы. Мне повезло оказаться и там, и тут в эпоху перемен, когда рупором власти было неприлично. Свобода слова и гласность – писать и вещать было в радость. Иного способа общения у интроверта с прогрессирующей социофобией вроде нет.
Хотела писать об ангеле за рулём, а получилось чёрт-те что. А нобелевским лауреатом 1999 года стал немецкий писатель Гюнтер Грасс. Я не только не читала, даже никогда не слышала о таком писателе. Даже Нобелевская премия не заставила в своё время поискать книгу такого писателя. В то время я ещё читала. К тому же я училась на филолога, потому приходилось вписывать в шпоры синопсисы всех известных произведений мировой литературы.
Писатель писателю часто недруг, более завистливых людей не часто встретишь.
