Пьер Рейналь быстрым шагом шел по бывшей улице Платриер, или улице Гипсового рудника. Через два года после взятия Бастилии, она была переименована, как и многие другие улицы столицы и теперь носила имя Жан-Жака Руссо, писателя и философа, одного из идейных вдохновителей революции. Конечно же, Пьер, как и многие другие, мечтавшие о «справедливой жизни для всех» читал раньше «Общественный договор» Руссо и другие его книги и совершенно искренне восхищался его идеями социального равенства, идеями того, что человека нужно вернуть в его естественные природные условия. И тогда он перестанет грабить других, наживаться на себе подобных, перестанет лгать и обманывать. И… убивать. Сколько раз Пьер размышлял об этом за те почти семь месяцев своего нахождения в тюрьме Маделоннет. На бумаге всё выглядело таким логичным, гладким и безупречным. А на деле? Пьер тяжело вздохнул и, остановившись, посмотрел в хмурое осеннее небо, где в узких просветах между серыми облаками изредка проглядывала блеклая синь, которую почти сразу же опять затягивало вязкой пеленой туч.
«На деле большинству людей не нужна ни свобода, ни равенство. Их интересует лишь обогащение и свои мелкие личные интересы. И это – горькая правда, которую нужно принять. Люди просто не доросли до того, чтобы разумно пользоваться плодами революции» - мрачно подумал Рейналь, по привычке взлохматив правой рукой волосы. Немного постояв на месте, он двинулся вперед, засунув руки в карманы. Левая рука наткнулась на что-то твердое, перекатывающееся под пальцами отдельными бусинами. Он вытащил предмет наружу. Чётки. Чётки из черного, прохладного на ощупь, агата. Розарий из пятидесяти небольших круглых камушков, увенчанных серебряным крестиком с распятием. Подарок Флорентины Марино, которая при прощании с ним улыбнулась и как-то быстро и неловко сунула ему в руку этот предмет.
- Возьмите это, Андре. Храни вас Бог, - прошептала она, и Рейналь увидел слезы, блеснувшие в глубине ее голубых глаз, - я так рада, что вас наконец-то освободили.
Они стояли в тюремном дворе. Флорентина провожала его, и Пьер чувствовал и неловкость, и какое-то странное волнение, которое прежде не испытывал.
- Я тоже очень рад, - сказал он каким-то глухим голосом, глядя на чётки, лежавшие на ладони. – Спасибо, Флорентина. Но я стараюсь верить в себя, а не в Бога.
Девушка тряхнула головой, как-то растерянно взглянула на него и в невольном порыве крепко сжала его руку.
— Значит, просто ваше время еще не пришло, - проговорила она и слегка улыбнулась.
- Время для чего? – переспросил Рейналь.
- Чтобы поверить. У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему. Ведь он любит всех нас и терпеливо ждет каждого.
Пьер вспомнил Мадлен, которая раньше говорила ему почти те же самые слова.
- Может быть… - ответил Пьер. – Может быть ты и права, Флорентина.
- Вы рады, что увидите свою жену? - тихо спросила девушка.
- Конечно, - отозвался Рейналь. – Я очень по ней соскучился.
- Я тоже буду по вам скучать, - сказала она еще тише, одними губами, но Пьер все-таки расслышал.
- Ты замечательная девушка, Флорентина, - проговорил он и осторожно обнял ее, - спасибо тебе за все. Ты обязательно встретишь хорошего человека, с которым будешь счастлива.
Она слегка закусила полную нижнюю губу и посмотрела на него, склонив голову набок. Как-то совсем по-детски. Рыжие локоны рассыпались по ее хрупким плечам.
- Вы так думаете, Андре? – спросила девушка.
- Я уверен в этом, - отозвался Пьер.
Флорентина улыбнулась и, подавшись вперед, еще раз крепко обняла его.
- Вспоминайте меня хоть иногда. Я… я люблю вас. Прощайте! – прерывисто выдохнула она, резко отстранившись и, улыбнувшись Пьеру последний раз, повернулась и быстро пошла по каменной дорожке, ведущей к серому зданию тюрьмы. Рейналь смотрел ей вслед, пока стройная фигурка Флорентины не скрылась под каменной аркой тюрьмы Маделоннет. Разжав ладонь, он посмотрел на черные гладкие бусины чёток и на прикрепленный к ним маленький серебряный крестик с распятием…
И сейчас, стоя на улице Жан-Жака Руссо, Пьер Рейналь смотрел на подарок Флорентины и вспоминал прощание с милой рыжеволосой девушкой, так напоминавшей ему его Мадлен.
«У каждого свое время, и свой час, чтобы придти к Нему» - слова, сказанные Флорентиной явственно прозвучали в сознании Рейналя, и он поймал себя на мысли, что сейчас они почему-то не кажутся ему нелепыми и абсурдными, как бывало раньше, когда он слышал от кого-либо упоминание о Боге. Более того, от этих слов он неожиданно ощутил какое-то тепло и даже умиротворение, идущее изнутри… словно от сердцевины чего-то, что ждало их, откликалось на них и отчаянно хотело их принять. Он так и стоял, словно в каком-то странном оцепенении, перебирая в пальцах чётки. Мимо прошли несколько прохожих – какая-то веселая молодая парочка, парень в мундире национального гвардейца, согбенная дряхлая старушка, бережно несущая корзинку, укрытую серой грубой тканью. Когда она поравнялась с Рейналем, бросив на него взгляд из-под залатанного чепца, он сам шагнул к ней навстречу.
- Гражданка… - голос Пьера прозвучал взволнованно и потому непривычно хрипло. – Можно спросить у вас кое-что?
Старая гражданка остановилась, испуганно сощурив подслеповатые глаза и поправив седые пряди, выбившиеся из-под кружевных оборок чепца.
- Что ж, спрашивай, гражданин, - голос ее был тусклым, а голова слегка дергалась на желтой морщинистой шее. Пьер подумал, что ей, наверное, лет девяносто, не меньше.
- Не знаете ли вы, есть ли в Париже сейчас действующие церкви? – спросил Рейналь, нагнувшись к самому уху старушки.
Та, как будто, и не удивилась его вопросу. Пожевала тонкими губами и внимательно посмотрела в лицо Рейналя выцветшими голубоватыми глазами.
- Эх, гражданин… - протянула она, - их почти уж и не осталось из-за этой… прости Господи, революции. То склады в церквях сделали, то клубы какие-то. Но есть одна… есть, и даже не так далеко отсюда. Тоже закрыта была, не так давно открыли ее после того, как переворот произошел летом, да власть сменилась. Тебе, считай, повезло.
- Правда? – обрадовался Пьер и аккуратно взял собеседницу за костлявый локоть, - и где же это?
- Отсюда в двух кварталах, - старуха качнула головой и приподняла желтый узловатый палец, - церковь святой Катерины. Она маленькая совсем, но приметная. В самом начале улицы Вовилье. За час дойдешь, а может, и быстрее, если поторопишься. Белая церковь, небольшая, как на Вовилье свернешь, сразу ее и увидишь, гражданин.
- Спасибо, гражданка, - поблагодарил Рейналь.
- Храни тебя Господь, - кивнула старуха в ответ.
