земляк без меня в чужом холодном городе, полном напастей и, что хуже, соблазнов?
- Пойду в бандиты, - просто ответил Харя.
Кое-что я уже слышал от того же сводника в кепке-восьмиклинке. Его звали Жорик. Ну, и имечко, думаю. Жорик говорил о Ринате с придыханием: немногие из новобранцев проходили «прописку» в «пехоте» солнцевской братвы. Позвали Харю те же «быки», что истязали его в подвале – их впечатлил высокий болевой порог провинциала. «Люди нужны», - сказал при встрече качок в кожанке скучным голосом кадровика. Тем более, что после ряда разборок с чеченской группировкой ряды солнцевских поредели.
Новичка пригласили в ресторан. У Хари закружилась голова: деньги, девочки, ресторан… Кино, одним словом. Вот она, хрустальная, что бокал, мечта – он стал гангстером.
После второй рюмки дружеского застолья Рината стали подначивать. Сперва передразнивали его захолустный говорок, его «чо» и «но», - Харя лишь беззлобно посмеивался вместе с развалившимися за столом братками, затем кто-то, будто невзначай, долго извиняясь, стряхнул пепел в его тарелку. Ринат и тут не перестал улыбаться: ведь это же его новая семья! Но когда пепел стряхнули с другого бока, опять витиевато извиняясь, - улыбка медленно сползла со скуластой физиономии новичка. Уж на что туповат был бывший двоечник, но и до него дошло, что повторяется знакомая по армии картина: «деды» измываются над «салагой». Последней каплей стало требование щуплого на вид мужичка в спортивном костюме с косичкой, «бригадира», обложенного с боков коротко стриженных бугаями в кожанках (они, поди, и спят в них!), залезть под стол и прокричать три раза: «Москва бьет с носка!». Типа, таков ритуал для новообращенных в бандитскую веру.
Новенький послушно залез под круглый стол, особый, для большой компании. Сотоварищи по ремеслу заржали, предвкушая дармовой «сеанс». Но что-то пошло не так. В начале хохмы тоненько задребезжал хрусталь, массивный стол начал приподниматься, словно от сейсмическх толчков. Когда братки в кожанках сообразили, в чем дело, было поздно.
Харя резко встал, опрокинув стол.
Грохот посуды, визг официантки, как раз принесшей горячее, маты «дедов»…
Сбросив с плеч ношу с дарами данайцев, резвый «салага» разбил бутылку водки «Абсолют» о крепкий лоб ближайшего бандита – тот замахнулся, но так и не замкнул траекторию удара, рухнул в кресло, роняя початую фигурную тару и обливая бритую макушку марочным вином; и не понять было, где кровь, а где вино. Второму амбалу в кожанке, нацелившего в нарушителя застольного этикета «розочку», воткнули вилку в щеку (метили в глаз!). Тот вскричал: «Мама!..» и свалился, да неудачно - подбрюшьем прямо на ножку опрокинутого стола; захрипел, извиваясь, средь битой посуды.
Уцелевшие на ногах братки с трех сторон стали окружать бунтаря, причем, один зашел со спины.
Оценив заведомо проигрышную диспозицию, Ринат изъял охотничий нож, с которым никогда не расставался (ел с ножа, на ночь клал под подушку), и ухватил за хвостик бригадира, – он так и сидел, парализованный удивлением, в кресле, - приставил острие к тощему горлышку и стал отступать в обнимку с ним в сторону кухни. Хорошо, что худощавый мужичок в спортивке был легок на подъем.
Теперь подняли хай повара. Один из них бросил в наглеца, вторгшегося в святая святых общепита, ложку. Заложник топнул каблуком ботинка по стопе новичка, Харя от неожиданности уронил нож, тот откатился на три метра, и заложник выскользнул из цепких лап. Ринат не успел поднять нож, увидев, как на него бежит по проходу кухни качок, размахивая велосипедной цепью.
Дотянувшись длинной поварешкой до булькающего в окне чана, дерзкий неофит плеснул кипящим варевом в искаженную яростью физиономию. Атакующий взвыл: «Ой, ой, глазоньки мои!..», встал на карачки, осыпанный морковными звездочками, бросил цепь. Новичок оседлал жертву и стал деловито душить ее велосипедной цепью. Но ему не дали завершить задуманное, как и ухватить нож.
В проходе топотал с матами второй, тоже в кожанке. Кабаны атакуют только по прямой, знал браконьер Харя. Он сделал шаг в сторону, ухватил через окошко с цинкового стола говяжье стегно и с размаху выхлестнул им качка в кожанке. Тот опрокинулся и растянулся на полу, перегородив вход в кухню. Технический нокаут однозначно.
Ринат поднял нож, вырезал из стегна филейный кусок и с хрустом сжевал в сыром виде на глазах у потрясенных свидетелей. Нападающие оторопели и замерли.
В наступившей тишине по кухне разносился тирольский йодль ошпаренного качка.
И тут сухо щелчкнуло. Как в тайге сухая ветка под ногой. Продравший глаза первый «кожаный гондон», как мысленно обозвал их новенький, произвел выстрел из «макарова». Охотник из сибирской глубинки предвидел и это. Пуля беззвучно вошла в стегно, им успел прикрыться Ринат.
Стрельба - не по понятиям. Свидетельство унизительного бессилия.
- Хорош, бля!.. Дай волыну! – рявкнул бригадир. Щуплый, он скромно притулился на табуретке у кассового аппарата. Властно протянул руку. Недовольно бурча, держась за горло и часто моргая, хозяин «макарова» отдал ствол.
Новенький оказался борзым до изумления, диким каким-то.
Потасовка в ресторане «МУР-мур» дошла, базарили, доверхушки «солнцевских», его захотел увидеть «Черт» (Иван Чертановский), близкий соратник самого Михася.
Никто не предупредил братков, устроивших акт «дедовщины» в ресторане, что призвание одиночки, дерзкое и невиданное по наглости, - голимое «отрицалово» границ охотугодий и права сильного, будь то медведь иль стая волков; и что второе его прозвище на родине - Росомаха.
«ДикОй» - новое погоняло, которое, не сговариваясь, присвоила братва свежему «пехотинцу». Он прошел «прописку». Зачет.
Я оставил другу посылку от Лори с теплыми подштанниками и носками. Климат в столице слякотный, не очень здоровый. Харя оставался в Москве не на одну зиму.
У дверей тамбура-накопителя рейса «Москва – Иркутск» мы обнялись.
Я возвращался домой. Побитый, угодивший в сети, так и не добывший «золотого руна» горе-аргонавт. Паршивее я еще себя не ощущал: homicidusinterruptsне лучше coitus interrupts*. Обидно сознавать, что миссия провалена из-за банального пьянства.
- Береги Ириску, босс.
Ринат потискал мое плечо – оно еще болело. Боль была приятной.
Моя Бабочка!.. Скоро я поглажу ее острые лопатки.
Друг круто развернулся и, не оборачиваясь, скрылся за спинами пассажиров.
@info_Klio
«Газзаев Ринат Асляхович, он же Дикой, он же Зверь, он же Харя, 29 лет, уроженец Байкальского края. Подозревается в убийстве 2, нанесении тяжких телесных 5 лицам. Ранее не судим. Среднего роста, нормального телосложения, особые приметы: татуировки «ДМБ-89» на левом плече, изображение оскаленной звериной морды под левом соском, следы ожогов на обеих щиколотках и ступнях, шрамы от колото-резаных ран в правом подреберье. Активный член Солнцевской ОПГ. Убит 11. 05. 2001 в районе кооперативных гаражей на юго-западе г. Москвы в перестрелке («стрелке») с этнической ОПГ Розыскные мероприятия в отношении Газзаева Р.А. прекратить».
----------------------
*Прерванный акт (лат.)
Часть пятая
ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ
Используй смерть, ибо это великая возможность.
Бардо Тхёдол. Тибетская книга мертвых.
Пленка 01е. Лори. Фрагмент
…в наш барак влетела глухарка – серым комочком, неистово хлопая крылышками, птица металась по коридору. Это вызвало энтузиазм малышни и лай Гарнира, но глухарке удалось вырваться из разбитого лестничного окна...
Обрыв пленки.
Пленка 02е. Серенус. Дудочка крысолова
20 июня 1998 года в два часа пополудни Анна, коренная москвичка сорока пяти лет от роду, сойдя на станции Отрадное Серпуховско-Тимирязевской линии, кое-как дотащила сумку на колесикахдо конечной остановки рейсового автобуса. Остановка под пластиковым навесом чернела от дачников - день был субботний. На лавке чудом высвободилось местечко, и Анна, шумно вздохнув, - болели колени, проклятый артроз! – опустилась с краю. А народ все прибывал. Предстоял последний марш-бросок до кольцевого разворота пригородных автобусов, а там рукой подать до коллективных дач «Профсоюзник», больше километра лесом, до домика у забора, крытого вагонкой. С каждым летом добираться на дачу становилось трудней. Анна подумывала продать домик, даже клеила объявление на заборе, но в последний момент вспоминала дорогие сердцу кусты смородины и малины, и отказывала удивленным покупателям.
День был жаркий, ни намека хоть на короткий дождик, дачники рвались спасать огород, у многих сгорели огурцы – Анна слышала разговоры на остановке, и сердце ее обливалось кровью. Весь июнь стояло небывалое пекло, тридцать пять градусов, листочки смородины свернулись в трубочку… Асфальт размяк, каблучки девичьих босоножек оставляли в нем аккуратные ямки. А на небе ни облачка! Анна изнемогала от зноя, ситцевое платье прилипло к спине, не спасала ни соломенная шляпа, ни короткий навес автобусной остановки. Она представила езду в переполненном автобусе, пожухлые листки смородины, и уже раздумывала, а не вернуться ли домой и рвануть на дачу вечером, когда спадет жара, - но вдруг заметила необычное зрелище. Выстроившись в неровную цепочку, но соблюдая субординацию, - впереди мелкие особи, крупные позади; нюхая воздух и поводя усиками, крысы волочили розовые длинные хвосты.
Анне стало дурно.
Женский крик и мужской ор не спугнули этих тварей. Они плевать хотели, кабы умели, на людей. Они тащились, сосредоточенно поводя усиками. У них была какая-то, неведомая двуногим, цель. Конечный пункт марш-броска.
Больше всего возмутили чистые, словно отмытые в трех водах канализации, хвосты, розовые, почти белые, что кожа ребенка, они оставляли на горячем асфальте влажный след… Анна обнаружила саму себя у бетонного забора промзоны, примерно в метрах трехстах
