Брунелль Альт 43 год. Характеристика. Родословная. Конец: попытка побега - «ликвидирована».
Пролистал дальше:
Хельга Альт, 14 лет. Характеристика. Родословная на пару строк. Инвалид по слуху. Трудности в общении. Конец: «ликвидирована» и приписка карандашом «за абсолютной ненадобностью».
Поднял глаза и вдруг понял, что не вижу его. Этот крысеныш подкрался ко мне сзади и приставил свой маленький ножичек к животу. Был бы он хоть немного знаком с нашим делом, то приставал бы нож к горлу или к печени. А тут живот - дилетант, не более. Испугался, что не сможет перерезать горло или забыл, где печень. Потребовал показать ему папку, но я лишь усмехнулся. Такой наивный. Сказал ему, что ничего он не получит. Я в тот момент чувствовал, как у него дрожат руки. Знал, что как только он отпустит меня, то я переломаю ему все пальцы. Преподам ему урок, чтоб в следующий раз думал, прежде чем делать. Только кто мог подумать, что этот безумец поступит иначе.
Нож двумя тычками вошел в меня. Я даже представить не мог, что меня так легко ранить. Первый – боль ещё далеко, но я услышал неприятный звук. Второй - клинок полностью вошел в меня. Он где-то глубоко, по-хозяйски раздвинул кишки и теперь сидит там. От неожиданности я выронил из рук папку и этот мерзавец получил ответ на свой вопрос.
Долгое молчание, а затем крик. Он не понял, что значит ликвидирована. Он не верил в то, что её больше нет. И причина этому «абсолютная ненадобность». Я не мог ответить. Боль настигла меня, она сжала мне горло и конца ей нет. Крысеныш все ещё держал рукоять, а майка стала влажной вокруг. Он чертовски разозлился. Орал, проклинал меня и партию. Проклинал нас всех. И вдруг сказал, что заберет мою жизнь, как мы забрали жизнь его дочери.
Рывками нож разодрал мою плоть. Услышал как то, что капало на пол, уже льётся. Запах крови ударил в нос, а я все ещё не верил, что это запах моей крови. Затем он выдернул нож и отпустил меня. Я упал на колени, попытался закрыть руками рану. Растопырил пальцы словно мне это помогло бы удержать кровь внутри. Пальцы стали скользкие. Силы стремительно покидали меня. Очень захотелось лечь. Вот только не лёг, а упал . Помню, последнее что видел, как он подставил нож к своему горлу. Крикнул, что отправляется к ней и уставился в потолок. Как будто, его дочь была этажом выше. Перерезал горло и это было так неумело. В несколько долгих попыток. Просто безумно полосовал горло, словно пытался отрезать верёвку. Он знал, что живым ему не выйти, но он этого и не хотел. Сумасшедший.
С каждым морганием мир начал терять чёткость силуэтов . Становился словно мыльным. Понимаешь? Не получалось протереть глаза, ведь я больше не ощущал рук. Получилось лишь закрыть веки. Кажется, где-то в темноте открылась дверь. Кто-то закричал. Я всеми силами пытался открыть глаза. Хотел показать, что я здесь. Хотел вновь увидеть мутный пол и стены, но так не хотел видеть кровь. Веки поднять не вышло. Зря закрывал. Звуки уходили и боль уходила вместе с ними. Тьма проглотила мои мысли. И я смотрел ей в глаза, пока она поглощала меня.
А потом я проснулся в госпитале. Первое шевеление отозвалось болью. Я долго восстанавливался. Рвался обратно на работу, но через пару дней у меня разошлись швы. После моей неудачной попытки меня отправили в отпуск. Наконец-то съездил в Дрезден к семье. Сестра вышла замуж, пока я работал. Меня не отпустили на свадьбу. Да и я думал, что в Берлине нужнее. Уезжал в другую страну и с другими планами. А вернулся со шрамами и весь в чёрном. Когда окончательно пришёл в себя, то меня отправили к тебе в помощники. В тот раз я потерял бдительность, упустил его из виду, потому что устал. Вот чем это кончилось.
Нойбауэр совсем по-другому посмотрел на этот бурый след.
- Выходит, он вспорол тебе живот?
- Попытался. Думаю, за всю свою жизнь он держал нож лишь когда хотел отрезать колбасу. И поэтому мне повезло. Любой другой на его месте, с более длинным ножом или более сильный, более умный – убил бы.
Нойбауэр провел ещё раз по шраму Вербера. Тот сморщился:
- Нет, нет. Не могу.
Он поднялся со стола, коротко взглянул на Нойбауэра и отвернул голову. Застыл в раздумьях. Пытался в этот раз не упустить из виду того мертвеца.
- Знаешь, понятия не имею куда он там отправился искать свою дочь. Ведь нет там ничего. Я там ничего не видел. Выходит, он просто убил себя своими дрожащими руками, – Вербер вновь повторил, но уже вполголоса, – он просто убил себя.
Нойбауэр запустил пальцы в волосы бывшего гестаповца. Вербер прикрыл глаза, позволяя себя погладить.
- Ты бы хотел вернуться обратно?
- Не знаю. Я сильно похудел как видишь. Да и в горах мне спокойнее. Очень уставал в городе. Почти не видел квартиру, которую выдали. Работа начала даже сниться в коротких бредовых снах. Так что, наверное, нет. И теперь у меня есть ты.
Нойбауэр продолжал его гладить по волосам. В светло-русых волосах оставались борозды от пальцев. Лёгкий поцелуй за ухо, более настойчивый в шею. Вербер отвёл голову в противоположную сторону. Шумный выдох.
Он вновь полностью лёг на стол. Майка задралась, обнажив часть кожи. Рука забралась под неё оголив живот. Шрам показался полностью, губы прикоснулись к нему. Вербер нервно задвигал челюстью. Короткие поцелуи покрывали шрам и кожу рядом. Вербер терпел, пытался уйти от воспоминаний и сосредоточиться на прикосновениях. Но прошлое настигло его, сомкнуло пасть и рывками потянуло обратно.
И вот опять не получалось уснуть от постоянной боли. Бессонными ночами он часами слушал радио, цеплялся за голоса, лишь бы отвлечься от боли. Принимал морфий. Старался контролировать дозу, но сегодня разрешал себе чуть больше. Лишь потом узнал, что Клауса арестовали за то, что тот возможный соучастник безумного Кристофа Альта. И его улыбчивый приятель пропал. Он очень хотел исправится. Добился чтоб опять разрешили работать. У него разошлись швы. Майка стала опять красной как в тот раз. Он помнил, как цеплялся за стену, а она не давала зацепиться за себя. И снова боль. Она не покидала его. Опять морфий. Дорогу в Дрезден он почти не помнил. Морфий. Гретэлль встретила его на вокзале. Она больше не носила оливковый цвет, сменила его на непонятный коричневый. Это почему-то так расстроило его. От объятий тело пронзила боль, но он старался не подать виду. Уже после сестра смотрела с опаской на его ровные костяшки, когда он пожимал руку её мужу. «Как ты не поймешь! Я делаю это все во благо нации. Да, моя работа искать врагов внутри страны, и я выполняю её. Да, не все признаются в содеянном и мне приходится чуть-чуть надавливать, но это все ради будущего нашей страны. Ради твоего будущего», - кричал потом он ей, когда они остались одни. Гретэлль холодно посмотрела ему в глаза и от её взгляда захотелось разучиться дышать. «Не могу поверить в кого ты превратился, Антон. Ты стал совсем другим», - с неприязнью проговорила она. Где-то в груди стало неприятно покалывать. Пол растрескался. Их дом раскололся на две половины обнажая пропасть. Это она создала эту пропасть. Он сердито проскрипел зубами и ушел, хлопнув со всей силы дверью. Рана начала ныть, а голова болеть. Морфий всё сгладил. «Да, черт возьми стал другим. Мир изменился, и я изменился вместе с ним», - тихо говорил он ночному небу, выдыхая сизый сигаретный дым.
Вербер вновь подскочил. Голова кружилась. Он не видел Нойбауэра.
- Я... Мне, – предложения тяжело давались и их обрывки он бросал под ноги, – не могу… я… надо побыть одному. Прости. Ты не виноват.
Он вылетел из кабинета, оставив дверь открытой. Коридор двигался и стены отнимали у него ценный воздух. Он старался иди быстро, но ноги заплетались.
[justify]- Да, я стал другим, а ты все продолжаешь жить
