Явен лишь контур воздушного миража, линией разделения жизни и простора. Возвышена… Невесома… Желанна …Замершее состояние счастья… Сблизиться с тобой иначе невозможно, и я буду твоим джином, угадывать и исполнять твои желания, узнавать какая ты в жизни есть… незаметно для себя, украсить тебя своей мечтой… и лепить ту, какой ты будешь вечно манить меня к себе…
— Где ты сама?
— Я? Ты меня видишь?! А я тебя нет.
— Это неважно… пока. Давай веди к себе.
— Хм, — задумалась белая воздушная Яхта-мираж, одно дело гулять самой по себе, а другое дело слушаться кого-то, кого и не видно вдобавок ко всему прочему. И нечаянно исчезла. Только не для Джина.
На самом деле она была одинокой брошенной яхтой. Её парус больше походил на марлю. Просеивая собой солнечные лучи, он создавал светомузыку.
Джин понял, что, наконец, нашёл свой дом, ни минуты не раздумывая, растянулся всей своей сущностью на палубе, и солнечные зайчики принялись весело его щекотать. Он блаженно улыбался. А Яхта не почувствовала ничего. И он заснул. Согласитесь, что его кувшин не самое лучшее место для отдыха. А что есть его жизнь? Он так устал выполнять все прихоти от всех.
— Что надо?! — громко вскрикнул он во сне.
— Ничего! — испуганно ответила Яхта, — Кто здесь?!
— Я!
Смутилась Яхта, она привыкла, что ею все восхищаются, а тут…
— Так, так …- озвучила она свою растерянность, увидев Джина на собственной палубе, и решила защищаться, наступая, — Мне много чего надо!!!
Бедный Джин! Если б он мог подавиться, он бы подавился, но он улыбался…
А зря!
Ему было на раз-два быстренько доставить билеты в театр, шить на заказ платья, продвигать по служебной лестнице, или просто ставить подножку сопернице… А тут! от него требовалась вся самоотдача, чтобы угодить своей избраннице, он отдавал ей всю свою жизнь (нет, в заначке оставалось, конечно, чуть-чуть). Ну! не знал! он! ответов! да и никто не знал, на все её запросы:
— Что такое судьба? — и он думал, узнавал, молил всех богов дать ему ответ.
— Почему солнце и планеты так похожи на атом с электронами? — и он копался во всех изданиях мира, общался с учёными всех времён, и нёс знания ей на серебряном блюдечке.
— Почему счастья нет? — и он, молча, плакал… как же так, всё делать для её счастья, а счастья, оказывается, и нет.
— Что такое душа?
Кстати, сегодня речь зашла о душе. Летят они рядышком по небу. Вниз поглядывают, с ветерком балуются. А она вдруг:
— А где твой кувшин, где ты его оставил?
— Зачем тебе он?
— Я боюсь. Ты стал исчезать надолго, вдруг ты не вернёшься больше? Вдруг кто-то найдёт его! Или ты уже… Кто его нашёл? Скажи мне! Это она или он? Она! Она!!! — расплакалась, растаяла…
Вернулись домой. Как в пустыню.
— Нет никакого у меня кувшина, не плачь. Что ты? А? Это глупые люди всё придумали. Душу свою заточили в сосуд тела. Она служит им, как может, а как хочется — жить она не может.
— А душе больно?
— Да, бывает очень-очень.
— И что же ей делать?
— Да вот плакала тут одна, да растаяла вся.
— И что её больше не будет?!
— Есть легенда о птице Феникс, она умеет возрождаться каждый раз из пепла. Так и душа. Нестерпимая боль пронизывает её, стонет, кровоточит она, стиснет удушьем её безнадёжность, сгорит, чёрной станет, в пепел превратится… А только, есть у души дар воскрешения. Веришь ли, она готова каждый раз возвращаться от смерти к жизни… помалу, понемногу… с проблеском надежды начинает своё исцеление… не в мольбе успех, а в надежде… теплится в лучах надежды душа, пробуждается к жизни, а там озарится сама, засияет с новой силой, снова живая, снова мечтает…
Спит уже. Ты чудачка моя уже завтра будешь веселее. Плохо тебе тут. Ты родилась яхтой. Ты рождена бегать по волнам, но уже не можешь… зато ты можешь летать! Пусть тебе приснится, как завтра мы улетим далеко-далеко, туда, где тебя ещё никто не видел. Восторженные взгляды! Удивление! Радость! И возрадуешься ты сама, душа моя. И станешь снова прекрасна, как сама мечта…
