Браслет-1-18. Счастливые часов не наблюдают

          Когда мы отошли на приличное расстояние, Настя спросила:
          - Ну, убедился, что из твоей затеи ничего хорошего не выходит?
          - Вижу, - вздохнул я.
          - И причина здесь одна: деньги нельзя дарить. Сознание людей так устроено, что как бы плохо ни жил человек и как бы хорошо он к тебе ни относился, принимать такие подарки может или всё до конца понимающий человек, или откровенный пофигист. В случае с Игорем больше подходит второй вариант, да и то с оговорками. А вот Санька, хоть всего и не понимает, но интуиция подсказывает ему, что от тебя ему ничего плохого ждать не приходится.
          - Чего не скажешь о его жене...
          - Вот-вот! Здесь автоматически включается гордость: мол, а чем мы хуже? Даже в ущерб себе. Дай Бог, чтоб я оказалась неправой, но мне кажется, что деньги она вернёт. Не мытьём, так катаньем.
          - Глупость какая-то... А, по-твоему, как я должен был поступить?
          - Не надо было признаваться, когда она деньги нашла. А, тем более, фокусы свои показывать. И Саньке ничего не надо было объяснять. Пусть бы сами разбирались.
          - Я и не собирался. Но он так ловко подвёл разговор, что я и не заметил, как проболтался. К тому же, не такой уж он и дурак - сразу допёр, что без меня тут дело не обошлось.
          - Я слышала...
          - Весь наш разговор? - смутился я.
          - Ну, не весь... - скромно улыбнулась она. - Но большую его часть. Вы так громко думали...
          - И про "девицу"? И про то, что "не рубишь"?
          - И про "лакомый кусочек", - озорно сверкнула она глазами. - Да ты не думай, я не обиделась. Они ж не знали...
          - Тут грех обижаться, - прижал я её покрепче и поцеловал. - Кусочек, действительно лакомый! - И я опять приник к её губам.
          - Вовка! - попыталась она отстраниться. - Люди же кругом!
          - Ну и что?
          - Как "что"? Будто на витрине... Да и удовольствия-то - ну никакого... Прекрати...
          - Нырнём домой?
          - У голодной куме всё хлеб на уме! Успеем. Давай хоть воздухом подышим.
          - Ладно, - вздохнул я с сожалением и старательно засопел: - Вишь? Уже дышу... Так на чём мы остановились?
          - "На чём"-"на чём"! - передразнила она. - Деньги дарить нельзя. Вот "на чём"! Их должны находить случайно. А тебя в этот момент даже и близко быть не должно. Пусть это будет целиком их заслугой.
          - Хм, - с притворным глубокомыслием произнёс я. - А в этом что-то есть. Вот с Пашкой мы это и проэкспериментируем, как до дому доковыляем.
          - Когда мы до дому доковыляем, - лукаво стрельнула она глазком, - ты сперва "поэкспериментируешь" со мной, а там видно будет...
          - Ах ты лакомый мой кусочек! - рассмеялся я, прижимая её к себе. - Нырнём ко мне? М? Чтоб никто не докучал?
          Бровь её изогнулась:
          - Решай сам...
          - Понял! - Я радостно взбрыкнул и оглядел окрестности в поисках места понеприметнее, где притулить экран. Как назло, на улице наблюдалось многолюдье: легион пенсионеров выполз на солнышко погреть старые кости.
          - Чё, праздник сегодня какой? - с досадой пробурчал я. - Сюда шли - никого ж не было, а теперь - как тараканов на кухне!
          - Не злись. Успеем.
          - "Не злись"! Ну глянь! Ведь на нас только и пялятся!
          - Пальцем не показывай. Пусть смотрят. Чай, не уроды.
          - Да уж! Красавицы, как на подбор! А с ними дядька Черномор.
          - Балда! - хихикнула она. - Я - о нас с тобой!
          - А-а... Вот тут трудно не согласиться с вами, сударыня!
          Наконец, мы достигли спасительного переулка, где, кроме двух пацанят, пускавших в луже кораблики, никого не было. На всякий случай мы отошли ещё чуть подальше.
          Я было раскрыл рот, чтоб позвать на помощь верного коня, как вдруг, словно из-под земли перед нами выросла компания лохматых оболтусов в потёртых джинсах. Видимо, отдыхали в придорожном кустарнике, да завидев влюблённую парочку, решили отвести душу. Классическая ситуация!
          Настя тихо ойкнула и ещё крепче прижалась ко мне.
          - Погоди-ка... - Я задвинул её за спину и насупился, широко расставив ноги и сжав кулаки: - Чего надо?
          Церемониться я с ними не собирался. Силу свою я уже осознавал полностью. Да и натерпелся в своё время от таких уродов. Самое время отыграться. Чтоб неповадно было.
          - Чё, деловой, что ли? - гыгыкнул один из них с отвисшей губой. Он враскачку подошел ко мне, всем своим видом изображая презрение.
          - А тёлка-то в самом соку! - гаденько вякнул другой, обходя нас сбоку.
          - А мы ейное устройство - щас! Под мелкоскопом... - поддержал его ещё один, заходя с другой стороны и разминая в предвкушении пальцы.
          Я не дал ему договорить. Лишь рукой повёл в его сторону, как бы останавливая, а с указательного пальца уже сорвалась фиолетовая молния, угодив прямо между бесстыжих глаз. Охотника до тёлок ветром сдуло, с силой шваркнув о гнилой забор, который не выдержал насилия и проломился. В другом проломе с не меньшим треском исчез его единомышленник.
          Одобрительное ржание остальной команды разом стихло, послышались высокохудожественные обещания красивой жизни, а тот, что обозвал меня "деловым", заверещал и высоко подпрыгнул, явно метясь ногой мне в голову.
          Создать имидж ему удалось, но не более. Мне даже не понадобилось никаких движений: браслет справился с ним самостоятельно. Губошлёп взлетел неестественно высоко, метров на пять вверх и в сторону, откуда он с треском вломился в заросли распростёршего свои колючие объятия крыжовника. Надо заметить, что тональность вопля за время перелёта несколько изменилась. Теперь в нём звучала жалоба, а не угроза. И винил он в своих бедах моих родителей.
          У остального "воинства" пропало желание задавать лишние вопросы. Они поспешно удалились, сопровождая отступление цветистыми прогнозами. Я только хмуро посмотрел им вслед.
          - Ну, даёшь!.. - послышался дрожащий голос Насти.
          Я обернулся. Она, прижав кулачки к груди, восхищённо смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
          - Не переоценивай мои заслуги, - устало сказал я, беря её под руку. Напряжение момента всё же дало себя знать. - Это не я. Это браслет.
          - Всё равно! - Она ласково потёрлась о моё плечо. - Смотрелся ты великолепно!
          - Ну-ну... Супермен. В схватке с тараканами.
          - Я серьёзно, - надула губки Настя. - Ты сам-то видел его?
          - Кого?
          - Ну, фильм этот? Про Супермена?
          - Да Бог с тобой! Откуда?
          - А я видела.
          - Ну и как? Красивый мужик?
          - Да я не об этом!
          - Ну, а всё-таки?
          Она вдруг замолкла и продолжительно посмотрела мне в глаза. Потом тихо спросила:
          - Ты ищешь повода для ссоры?
          - Нет, конечно! - опомнился я. - И в мыслях не было! Просто не остыл ещё.
          Но она продолжала смотреть на меня исподлобья. Мне стало не по себе от её взгляда. Что-то неприятное и обещающее читалось в нём. Наверное, в первый раз она трезво взглянула на меня.
          Надо было что-то предпринимать, дабы восстановить пострадавший имидж. В переулке мы были одни. Даже малыши, совсем недавно копошившиеся в луже, куда-то испарились. Видно испугались шума драки. Самое время нырять домой. Оказавшись в моей квартире, мы стали молча раздеваться. Я помог Насте снять шубку и повесил на вешалку. Чувствовал я себя скверно. Разговор не клеился. Настя односложно отвечала на мои вопросы и без особого интереса принимала мои ухаживания. Она прошла в мастерскую и, остановившись на пороге, втянула носом воздух:
          - Красками пахнет…
          Я не нашёлся, что сказать в ответ, а только с глупым видом топтался у неё за спиной. Между нами пробежала чёрная кошка и я никак не мог избавиться от этого ощущения. Суперменом я себя совсем не чувствовал.
          Она прошла к мольберту, на котором стояла неоконченная работа. Усевшись верхом на стул, она поставила локти на его спинку и, подперев голову руками, стала задумчиво разглядывать будущую картину. Я было хотел сказать, что тут, мол, смотреть не на что – ещё работы и работы, но вдруг с ужасом вспомнил , что на кухне у меня – Мамай воевал!
          Оставив Настю за своим занятием, я в срочном порядке удалился наводить марафет.
          "Привёл, балда!" - матерился я про себя потихоньку, развивая катастрофическую активность. Катастрофическую для посуды… Когда была расколочена последняя тарелка, я почувствовал, как сзади меня обхватили ласковые руки и не менее ласковый голосок поинтересовался:
          - Ещё не всё разбил ? Мне хватит?
          Слава Богу! У меня отлегло на душе. Мир опять приобрёл цветное изображение. Даже неистребимые тараканы, в обилии сновавшие по стенам и приводившие меня в состояние сильнейшего смущения перед Настей, и те заулыбались.
          Я хотел потереться виском о её голову , лежащую у меня на плече, но она ловко увернулась и легонько оттолкнула бедром от раковины:
          - Ну-ка… - Ловко управляясь с многодневной грязью, она как-то странно поглядывала на меня. Наконец раскололась:
          - И чего ты стоишь?
          - Так ты ж у меня работу отобрала...
          - Разве здесь твоё место?
          - А где же? - оторопел я.
          - Ты когда последний раз брал в руки кисть?
          - Ну… В день нашего знакомства.
          - Значит, с тех пор работа стоит?
          - А когда бы я?.. - Но она перебила:
          - Выходит, что моё присутствие оказывает пагубное воздействие на творческий процесс? - Где-то там, в глубине, пряталась спасительная усмешка в её глазах, это угадывалось на уровне интуиции, но выражение лица было требовательным и непреклонным: - Вот иди и займись делом! - И она вновь загремела посудой.
          - Да, ну а как же ты?.. - растерялся я от такого неожиданного напора.
          - А что я ? - не поворачивая головы, ответила она и фыркнула, убирая со лба непокорный локон. – Первый раз на кухне?
          - Да неудобно как-то…
          - Неудобно... знаешь что делать?.. Вот-вот! Иди работай. Я тут сама как-нибудь... разберусь.
          Испытывая жуткую неловкость, я потерянно пожал плечами и побрёл в свою комнату. Конечно же, я был не против, руки у меня чесались ещё на море. Я вообще не могу долго дурака валять. Но тут случай особый. Время в присутствии Насти летело птицей. И я не заметил, как проскочили эти два дня. Любовь оказалась штукой увлекательной, и в то же время разлагающей. В смысле дисциплины. Я совершенно сбился с настрою. Надо бы посидеть, "поймать струю", как говорится, а уж потом приниматься за работу. Однако, легко сказать: "Поймать струю"! Ведь это как болезнь – или она есть, или нет её. Вдохновение заранее не заказывают. Божья благодать снисходит по Его усмотрению.
          Но – партия сказала: "Надо!", и мы берём под козырёк.
          Я подошёл к магнитофону и включил музыку – непременную спутницу всех моих творческих исканий. Даже кассета на магнитофоне стояла та же, что и до знакомства с Настей. Вообще-то, я её гонял и после похода к Игорю, и после лунных приключений, но прелести она от этого не потеряла. Вещь была многократного использования и надоесть не могла вследствие своей сложности для восприятия, а потому и теперь буквально слёту завладела моим вниманием.
          Сделав несколько кругов по мастерской, я всё же пришвартовался возле мольберта.
          Есть у меня такая странность – я терпеть не могу собственных работ. Другие, к примеру, закончив, вешают на глазах,