НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
РАСПЯТАЯ
Роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РЕКА, МОРЕ
I
УБЕГАЯ, УБЕГАЙ
ГЛАВА 3
Итак, выбора у меня больше не было. Я все перепробовала. Что оставалось напоследок? Самый знаменитый в России психотерапевт, затем… обыкновенная психушка. Хотя и среди них, наверное, было далеко не безразлично, где очутиться. Поразмыслив, я решила нарушить данное самой себе обещание. Да, круг замкнулся, но где-то, несомненно, я что-то пропустила, и нужно попытаться пройти тот же путь еще раз. Во всяком случае, с психиатричкой – никогда не поздно.
Не знаю, на что я надеялась, вновь встретившись с Немальцыной. Она довольно холодно выслушала мои стенания, затем подвела итог:
– Не обижайся, Анюта, но я считаю, что твой сегодняшний визит бесполезен, он только отнял и у меня, и у тебя драгоценное время. Я бы вообще не дала согласие на нашу встречу, просто подумала, что ты решилась, наконец, на серьезные действия. Очень прошу, больше не ищи встреч со мной. Мы сделали для тебя все, что могли, большего ты сама не захотела. В принципе, я не жалею о нашем контакте, благодаря тебе мы даже изменили название нашей организации на более точный вариант. Теперь мы не Комитет защиты жертв сексуального насилия, а Комитет защиты и реабилитации жертв сексуальной агрессии. Казалось бы, добавились только два слова, а как расширилось само понятие! Реабилитация – восстановление, лечение. Агрессия в данном случае – то, что предшествует насилию, стадия, на которой его еще можно предотвратить. Так что мы квиты! Можешь на сей счет не переживать.
В прошлый раз меня принимали в сауне, я там хорошо расслабилась с остальными «комитетчицами» (их было почти два десятка), сегодня встреча проходила непосредственно у Немальцыной на даче. Меня потряс бассейн, построенный на месте обыкновенного пруда. И мне вдруг нестерпимо захотелось в него окунуться.
– Можно? – жалобно попросила я свою благодетельницу, показав на пруд. – Там так красиво!
Любовь Аркадьевна снисходительно усмехнулась и кивнула в знак согласия. Я чуть было не заикнулась о купальнике, но вовремя прикусила язык. Все комитетчицы купались и загорали голышом. Кому их было здесь разглядывать?
Я быстренько разделась и нырнула в прохладную воду. Рыбки, вокруг меня плавали самые настоящие золотые рыбки. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Холеные женские тела, среди которых мое, кстати, смотрелось ничуть не хуже остальных. Разноцветные плавники, пришлепнутые губы, серебристые стайки – это уже рыбки настоящие. Водоросли, ракушки, воздушные пузырьки. Прямо как в аквариуме! Правда, от дороги ближайшей этот аквариум был далековато, и никто, соответственно, не вызвался меня подвезти.
Господи, а ведь мое несчастье могло бы сослужить мне в данном случае неплохую пользу. Мои обидчики были бы сурово наказаны, мне подыскали бы доходную должность, и я вот так плескалась бы среди «своих», виляя золотым хвостиком. Боже, и что же ты сотворил меня такой бестолочью!
ГЛАВА 4
В жизни Олега Фомича Чугунова, следователя прокуратуры, который вел мое дело, ничего не изменилось. Как и в прошлый раз, я нашла его все в том же кафе кварталах в трех от его работы. Почему он выбрал такое неудобное место для своих обеденных перерывов? Может, его здесь подкармливали?
Увидев меня, он скривился, как от зубной боли.
– А, Леднева, здравствуй! Опять пришла? Как там дела у «монте-кристов»?
– Неплохо, наверное, – охотно ухмыльнулась я его незамысловатой шутке. – Но я больше не мстительница. Будем считать, что в прошлый раз вы меня переубедили.
– И что, ты пришла выразить мне благодарность? Могла бы письмо прислать или СМС-ку скинуть, я вполне был бы удовлетворен. Только что-то плохо верится. Опять, наверное, что-нибудь замышляешь? Иначе, зачем бы я тебе вдруг понадобился?
Я покачала головой.
– Нет, точно. Я как раз сегодня была в «Фонде Магдалины», или КЗиРЖСА (без бутылки не выговоришь), у Немальцыной, и окончательно отказалась написать заявление о пересмотре моего дела, на чем она, кстати, очень настаивала.
Олег Фомич посерьезнел.
– А, эти сучки! Да, надо отдать тебе должное, ты времени даром не теряла. Такие знакомства, дух захватывает! Что ж, эти могут. И добиться изменения приговора в гораздо худшую сторону, да и жизнь ребяткам на зоне такую устроить, что те на весь оставшийся срок забудут, как штаны застегиваются. Вот только тебе потом пришлось бы либо в служанки к ним записаться, либо стать одной из них. Феминистки долбаные! На деньги своих мужей не только жизнью красивой упиваются, но еще и объявили себя этакими новоявленными робингудками, защитницами женских прав. Ладно, с тобой случай особый, а скольких они действительных монстрищ от возмездия увели? Ну вот тебе хотя бы один случай из их «практики» приведу: две лесбиянки любились-любились, и вдруг одна из них другой заявляет: хочу вернуться к нормальной жизни – муж, дети, словом, чтобы все было как у людей. Схожу в церковь, покаюсь, Бог простит, ну а уж жизнью, делом докажу, что исправилась. Ну и доказала! Подруга наняла трех мужиков, чтобы ублажение прошло по полной программе: мужика захотела – вот тебе мужики! Те так увлеклись, что заодно и жизни бабу лишили. И что ты думаешь? Что твои «золотые рыбки» (кстати, очень удачное ты им прозвище подобрала) сделали? Мужикам сроки по максимуму, а зачинщицу вообще вывели сухой из воды. Справедливо? Такая у нас теперь справедливость! Ну ладно, мне время дорого, говори, зачем явилась?
Я поплакалась немного для вида, прекрасно зная, что пытаться разжалобить «железного Фомича» занятие совершенно бесполезное. Затем сделала ему «предложение, от которого невозможно отказаться»: он мне ксерокс с моего дела, а я ему барашка в бумажке.
Чугунов ухмыльнулся:
– Статья… Предложение взятки сотруднику правоохранительных органов.
Я за словом в карман не полезла:
– А «рыбки» на что? Скажу, что для пересмотра дела ксерокс у дяденьки попросила, а дяденька злой оказался, просьбу бедной девочки не удовлетворил. У них руки длинные: воздастся дяденьке, чтобы маленьких не обижал. Как пить дать воздастся.
– Ладно, – вздохнул Фомич. – Будем считать, что разошлись с миром. Ты мне ничего не говорила, я тебе тоже. Кстати, а зачем тебе «дело»? Сказала ведь, что мстить передумала. Что-то ты, Леднева, совсем изовралась!
– Почему же изовралась, – ответила я спокойно. – Могу сказать на полном серьезе: просила помощи у всех, у кого только можно, никто мне не помог, хочу теперь попытаться сама во всем разобраться. С какой стати до сих пор эта история не отпускает меня? И где еще, как не в материалах следствия, искать ту ниточку, которая в состоянии распутать весь клубок?
Чугунов встал.
– Глупости. Чушь очередная! Тебя что, так какой-нибудь из твоих недоделанных «знатоков душ человеческих» на сей эксперимент-экскремент подвиг? Ладно, мне пора! Спасибо, что не забываешь. Не пропадай, пиши, «приветы» мысленные, которых, как я вижу, у тебя в избытке, тоже можешь передавать иногда!
Но я упрямо поплелась за ним к машине. Он поколебался немного, затем открыл мне дверцу на заднем сиденье.
– Послушай, Анхен! Говорим начистоту и разбегаемся. Я думаю, навсегда. Я сделал все, что мог для тебя в твоем деле. Выложился на полную катушку. Да, срок маленький они получили, «ребятки» наши, три года общего режима. Считай, скоро выйдут на волю. Просто за хорошее поведение. Ну и при не менее хороших адвокатах! И что же? Может, ты боишься, что они начнут мстить тебе? Забудь! Не те люди. Не хочешь, чтобы они, выйдя, могли сотворить что-либо подобное с другой девчонкой? Не будет этого. В том-то и вся сложность – они не маньяки. Тех не угомонишь, рано или поздно все равно попадаются и огребают на полную катушку за свои деяния. Даже их дружбе конец, не выдержит она такого испытания: один, двое, может, к нормальной жизни вернутся, кого-то и новая, преступная, среда засосет, но чтобы опять за старое – такому не бывать. Ты же сама помнишь, какую цену ты заплатила, чтобы из того ада вырваться, и как потом эта цена отразилась на ходе следствия.
Я побледнела. Воспоминания были слишком близки по времени.
– Но ведь иначе они бы убили меня. Какой у меня был выбор?
Фомич покачал головой.
– И тогда и сейчас говорю тебе: ты все сделала правильно – и себе жизнь спасла, и ребят от греха увела. Но тем, что ты начала после этого сама проявлять инициативу и делать вид, что совершаешь все без принуждения, добровольно, ты лишила себя статуса жертвы. А ведь будь кто-нибудь другой на моем месте – тебя вполне могли бы провести в деле, как соучастницу.
– Ну, на это я никогда бы не пошла. Уж лучше смерть!
– Кому ты баки заливаешь, Леднева? Были, были эпизоды. С девчонками кто о цене договаривался? Кто их в машину приглашал? А кто их уговаривал: ничего, потерпите, скоро отпустят? Не изверги они, мол, просто ребятам захотелось покуражиться. Хоть я и пожалел тебя, из дела это изъял, как недоказанное, но ведь на суде тебя сломали. Могу голову на отсечение дать, что за тебя они и дня сроку не получили. Вообще бы вывернулись сухими из воды, если бы я тех двух девчонок из Балашихи не уговорил рассказать все, как было. Так что три года – это фантастика! Подумай, никаких «вещественных доказательств»: ни одной фотографии «на память», ни единой обмолвки в телефонных разговорах, никаких «специальных приспособлений» для пыток, вообще каких-либо извращений, а уж тем более, зверств. Всем было ясно, что ребята просто заигрались: сначала все вообще было относительно невинно: «снимали» проституток, исправно платили им, потом стали задерживать их подольше, выжимая по максимуму удовольствие, однако в итоге ведь не избивали, не убивали, выгоняли и опять же – платили! Ну, нарвались на тебя, дурочку. Комплекта недоставало, схватили первую попавшуюся, красивую, статную, в вызывающем «прикиде», перешли черту. Могло быть и хуже, но ты этот узелок развязала, как я уже сказал. Чего тебе еще нужно?
– Ксерокс! – мрачно ответила я.
– Ничего не получится, – спокойно покачал головой Фомич. – И не пытайся меня обломать. Не такие, как ты, пробовали, но все уходили несолоно хлебавши. Ладно, прощай, как я понял, тебе просто очень хотелось с кем-нибудь на эту тему поговорить. Считай, побалаболили. И не гневи Бога, Леднева, если хочешь, я тебе бесплатную экскурсию устрою: провезу по местам захоронений, я как раз сейчас дело закрываю об одном действительном, а не придуманном, маньяке, из показаний кое-что почитаю, фотографии покажу.
Я вздохнула.
– Чем удивили! Таких страстей-мордастей я в любой день могу по телевизору по самые некуда наглядеться.
Фомич не выдержал, снял руки с руля и развернулся ко мне всем торсом.
– Ах, по телевизору! Ну, если телевизору, да газетенкам разным паршивым верить – так еще все в порядке. Можно жить припеваючи. Жаль я тебя в тюрьму не могу провести, а то посмотрела бы ты на этих уродов. Там ведь настоящего ворья сейчас нет: те на воле, деньги делают с утра до ночи. Мелочевка: мать родную сыночек убил за то, что не дала ему денег на дискотеку; наркоманка, которая проходившей мимо женщине все лицо и грудь бритвой исполосовала за то только, что та ей просто замечание сделала: окурок, видите ли, оторва эта бросила прямо на тротуар, а не
