Из цикла исторических расследований
Это было небывалое дело. И в истории мировой литературы, и в истории противостояния спецслужб. Операция затеялась единственная в своём роде. Интересно, есть ли в анналах американской международной разведки Золотой фонд. И вписана ли туда бриллиантовой строкой история эпохального подрывного мероприятия под кодовым названием AEDINOSAUR (Динозавр).
И почему Пастернака обозвали они именно этим диким словом?
Необычайное затеялось дело. Впервые в истории международной тайной агрессии диверсант, бомба и ледоруб заменены были… книгой.
Но зачем отделу международной разведки ЦРУ вдруг понадобился именно Пастернак? Это неслыханно ведь. Невнятный стихотворец, беспомощный, на грани графомании романист, становится вдруг козырной картой в рукаве шулеров, поставивших целью выигрыш вселенского масштаба.
Объяснялось это так, цитирую тут некоторые на короткое время рассекреченные лет десять назад материалы ЦРУ. Там, в служебной, например, записке, разосланной всем начальникам подотделов центра, работающего против Советской России, впервые утверждалось нечто неслыханное до сей поры. В подрывной деятельности явилось новое оружие с предполагаемым невероятным потенциалом:
«Книга обладает, — говорилось в этой записке, — большой пропагандистской ценностью не только благодаря её содержанию и главным мыслям… но также и в силу обстоятельств её издания: у нас есть возможность заставить советских граждан усомниться в правильности действий их властей. Возможно ли, чтобы произведение человека, которого считают величайшим русским писателем из ныне живущих, невозможно было купить у него на родине, и его соотечественники не могли прочесть роман на родном языке».
Речь тут шла как раз о Пастернаке и его «Докторе Живаго». Способ издания книги приравнивался к невиданным ещё способам подрыва государственных устоев. Но, к тому же, предстояло еще и сделать из Пастернака «величайшего русского писателя из ныне живущих». И из когда-либо живших — тоже.
«Книги отличаются от всех остальных пропагандистских средств, — писал начальник отдела тайных операций ЦРУ, — главным образом, тем, что одна книга способна существенно изменить восприятие читателя до такой степени, что с ним не сравнится никакое другое воздействие… это, конечно, не относится ко всем книгам во все времена и у всех читателей — но это достаточно часто оправдывается настолько, чтобы сделать книги самым важным средством стратегической [долгосрочной] пропаганды».
Это было началом и причиной внедрения имени Пастернака в сознание жителей планеты Земля. Смысл в этом такой. Граждане России должны понять, что власть, не сделавшая вселенского гения Пастернака окончательным и единственным символом русского языка и русской культуры — есть власть никчемная и унижающая сам смысл существования русского народа. Она достойна презрения и, возможно, низвержения. И тогда русскому народу откроется истинный путь к подлинному развитию — встать плечом к плечу с цивилизацией Запада.
Попались мне как-то у букиниста несколько очень старых томов всемирной истории французского профессора Ролленя, над переводом сочинений которого всю жизнь трудился странный русский литератор Василий Тредиаковский. Почти готовый перевод этого грандиозного по объёму сочинения сгорел вместе с домом переводчика. Полуобезумев от такой утраты, Тредиаковский, однако, вновь берётся за этот труд и успевает довести его до конца. Пытаюсь выяснить, для чего же нужно было ему это отчаянное упорство. Думаю, что ради одной, но замечательной мысли, которая проходит лейтмотивом через все тома и которая способна перевернуть представление о привычном ходе истории. Великие империи и самые великие государства рушились чаще всего потому, что люди переставали быть гражданами. Так утверждает древний француз и приводит веские тому исторические доказательства. Не стихия и не варварские нашествия смертельно опасны для государства, а равнодушие к его насущным нуждам, угнездившееся в душе того самого рядового человека, которого большая литература окрестила «маленьким»...
Не знаю, читали ли в ЦРУ сочинения древнего француза Шарля Ролленя, но их теоретические построения, лёгшие в основу нового этапа подрывной деятельности против советской России, да и теперь продолжающейся, разительно напоминают его убеждения.
Новая подрывная стратегия ясно выражена, например, в записке от июля 1958-го года высокопоставленного сотрудника ЦРУ Джона Мори, отвечающего как раз за «русское направление» в этом ведомстве.
Маленький штрих к внутреннему содержанию автора этого меморандума. Джон Мури считал, что «советский режим — это продолжение имперской России и КГБ основал лично Иван Грозный».
В записке, составленной им, сказано:
«Гуманистическое послание Пастернака о том, что каждый человек имеет право на частную жизнь и заслуживает уважения как человеческое существо, независимо от степени его политической лояльности или вклада в дело государства, представляет собой фундаментальный вызов советской этике принесения личности в жертву ради блага государства. В романе нет прямого призыва к мятежу против режима, но ересь, которую проповедует доктор Живаго, — политическая пассивность — очень существенна. Пастернак намекает на то, что обычные «маленькие» люди, безразлично относящиеся к призывам властей всей душой сочувствовать официальным кампаниям, превосходят политических «активистов», обласканных системой. Более того, автор осмеливается намекнуть на то, что обществу, возможно, будет лучше без этих фанатиков».
Явный смысл тут такой, если лишить советское государство опоры на граждан, внушить им мысль, что государство унижает каждого живущего в стране, вызвать враждебность к государству или хотя бы равнодушие к нему, это ведь и будет означать окончательную победу ЦРУ в пространстве вселенского духа. Откроет лёгкий путь к идеологическому порабощению народов второго сорта, бескровному и лёгкому обретению чужих материальных ценностей. Как сказано в Библии: « И будете жить в домах, которых не строили, пить из колодцев, которые вы не рыли… будете есть и насыщаться».
Всё это виделось пока в теории, конечно. Предстояло это проверить на практике.
Тут и началась жуть безмерного восславления Пастернака.
Был тогда ещё в силе великолепный рычаг, с помощью которого можно сделать недосягаемый образец гения — Нобелевская премия. Первым, вроде бы, догадался в этот раз выдвинуть Пастернака на эту премию Альбер Камю. Не знаю, состоял ли он в каких-то отношениях с разведкой США. Но действия его точно совпадали с её установками.
Если Пастернак получит Нобелевскую премию, это окончательно покажет несостоятельность России в оценке главного своего духовного достояния, окончательно сделает её невменяемой в глазах цивилизованного мира.
Началась нобелевская эпопея «Доктора Живаго».
Мог ли Нобелевский комитет быть под влиянием ЦРУ?
Этого я не знаю. И никто этого знать не может. Документов, подтверждающих это никто и никогда не составлял, конечно.
Можно думать только о весьма косвенных обстоятельствах. Таких, например, ЦРУ «всегда оставалось одним из крупнейших источников разного рода субсидий», соперничавшим с фондами Форда, Рокфеллера и Карнеги. А деньги, как известно, решали и решают всё. И теперь тоже.
Итак, впервые роман Пастернака «Доктор Живаго» вышел 15 ноября 1957-го года в миланском издательстве Джанджакомо Фельтринелли. Этот Фельтринелли тоже весьма примечательная фигура. Был он не вполне адекватным человеком. Капиталист, ставший революционным фанатиком и ярым коммунистом. Организатор партизанского разбоя в городской черте Милана. Издание «Доктора Живаго» считал частью своего партизанского призвания. Не забыл при этом и чисто капиталистический смысл этой демонстративной выходки — громадную прибыль.
Тут же после выхода итальянского издания явилась в ЦРУ служебная записка, в которой рекомендовано было в приказном порядке всем подразделениям управления активно содействовать массовому изданию «Доктора Живаго» «с целью свободного распространения романа во всём мире, а также имея в виду возможность требования и получения такой награды, как Нобелевская премия».
С тех пор все версии (а они, почему-то, разительно отличаются друг от друга) переводов романа «Доктор Живаго» на иностранные языки были изданы исключительно усилиями ЦРУ. И при прямом финансировании этих многочисленных изданий этим ведомством.
О том, какое значение придавало ЦРУ и Правительство США новому виду своей подрывной деятельности говорит само участие в ней высших должностных лиц разведки и правительства. Операция по изданию и распространению «Доктора Живаго» осуществлялась с санкции комитета по дискредитации российского государства при президенте США Дуайте Эйзенхауэре, а руководил ею «советский отдел» ЦРУ, работу которого курировал лично директор ведомства Ален Даллес.
12 декабря 1957-го года управление приняло меморандум, в котором роман назывался «более значимым, чем какое‑либо другое литературное произведение, созданное в странах советского блока». Это было, конечно, прямое указание для Нобелевского комитета.
И тут встал следующий вопрос.
До американской разведки дошли сведения, что Нобелевская премия не может быть вручена Пастернаку, если нет в природе хотя бы одного экземпляра на языке оригинала. Это сильно осложнило задачу ЦРУ на новом этапе её задачи сделать «Доктора Живаго» единственно значимым русским романом. Величайшим достижением русской литературы за века её существования.
ЦРУ и тут не растерялось. К тому же на Пастернака ухлопаны были уже кошмарные деньги. В случае неудачи, ведь и спросить могли строго.
Нужно стало незамедлительно раздобыть авторский экземпляр рукописи. Экземпляр на русском языке, чтобы можно стало опубликовать оригинальный текст. И тогда не станет окончательного препятствия для нобелевского триумфа американской разведки. Ну и Пастернака, конечно.
Известно, что в ЦРУ машинописный «Живаго» попал от агентов британской разведки: именно МИ-6 отправила американцам фотоплёнки с текстом романа. Как этот текст попал в лапы британской разведки, достоверно неизвестно — в отличие от ЦРУ, МИ-6 никогда не рассекречивала документы о закулисных тайнах многочисленных рукописей «Доктора Живаго». Впрочем, известно, что копии неопубликованного романа была у живущих в Великобритании философа и дипломата Исайи Берлина, русского эмигранта Георгия Каткова, а также у сестёр Пастернака, обитавших в Оксфорде.
Доктор Живаго вышел на русском 24 августа 1958 года в Голландии тиражом 500 экземпляров. Тут не в тираже, конечно, было дело. Нужен был хотя бы и один экземпляр на языке, каким он был написан. И тогда открывалась прямая дорога к Нобелю. Можно было облегчённо вздохнуть. Автор расследования о деталях этой величайшей аферы, американский писатель, не раз номинировавшийся на Пулитцеровскую премию, Питер Финн и вообще намекает на то, что издание на русском языке могло быть поддельным, сфабрикованным в недрах того же ЦРУ:
[i]«Здесь я
