Посмотрев на часы, которые показывали восемь утра,майор вызвал к себе адъютанта капитана Ермоленко и приказал тому, чтобы тот к десяти часам отчитался о лицах отдела вызванных на сегодня. Главным объектом его интереса сегодня был начальник группы диверсантов капитан Леганов Олег Петрович. С его спецгруппой возникли проблемы, один из радистов сломал ногу и его срочно надо было заменить, а это на сегодня для него было проблематично, так как и так дважды переносили отправку группы, а тут опять задержка, минимум на три-четыре дня. Ровно в десять часов, адъютант Ермоленко доложил о прибытии капитанов: Леганова Олега Петровича и Смирнова Алексея Николаевича, старшего лейтенанта Энгельберга Лорда Карловича, командира отдельной спецгруппы разведки.
В кабинет Левашова вошли два капитана и старший лейтенант, оказавшиеся полными противоречиями друг к другу. Капитан Леганов Олег Петрович, высокий, огромного роста, пожалуй даже больше двух метров, с мощными, крепкими, окрученные мышцами-бицепсами, как лапы медведя руками. Руки клешни, как говорили о нём с уважением чекисты в управлении. При всей его огромной фигуре, его полное лицо было необычайно добродушно и даже красиво, какой-то своей могучей богатырской красотой, словно Илья Муромец с картины "Три богатыря". Известен он был Левашову ещё с времён киевского окружения и их выхода к своим. Как отмечали многие сослуживцы отдела, достойный командир разведчик и боец.
Другой капитан, Алексей Смирнов, был скромного среднего роста, очень крепкой, коренастой фигурой, с умными голубыми глазами на тонком, с чертами учёного "ботаника" лицом. Он, при своих сорока пяти годах, был более похож на некоего запоздалого студента и любимца красной профессуры. Участник первой мировой и гражданской, бывший военком, репрессирован в тридцать седьмом, кандидат в ЦК Казахстана и прочее, прочее. На первый вид прямой грешник и вольнодумец, но гений решения штабных задач при боевых операциях в тылу противника. Говорили что даже был знаком и вёл переговоры с батькой Махно. О нём тихо поговаривали в кулуарах, что он дворянин и его нынешняя фамилия дана специально, кажется даже по его дальней родне,самим Дзержинским, для специальной оперативной работы в тылах врангелевцев. Чудная и опасная биография для любого военного, тем более для чекиста, но для него это обычная работа. Он был даже женат по заданию ЧК, то ли на белорусской дворянке какого-то царского офицера контрразведки, то ли на бывшей жене того...ныне не до этого обсуждения. Майор знал о нём немногое, он мутная фигура, в частности то, что его брат, Смирнов Константин Николаевич, в 1915 году, прапорщик 47-го Сибирского стрелкового полка,кавалер Георгиевского Креста за личную храбрость в бою 09.09.1915 года.
Третий, полный тридцатилетний командир спецгруппы, казался больше на торговца, немецкого бюргера, чем на офицера,так необычен был его вид. При всём том, именно на него был сделан акцент руководства при "дележе" заданий групп. Энгельберг, был по рождению немец, как и отец, хотя и из поволжских немцев переселившихся в Россию ещё в 1925 году из крепости Кёнигсберг. Семью его в 1938 году арестовали, но уже через месяц освободили, даже не доведя до суда. Что за причина всех этих чудес, никто кроме трёх человек из управления не знал, даже Левашов узнал о нём подробности его биографии только месяц назад и консультировал того для работы за линией фронта лично, как офицера хозчасти одной из прифронтовых частей вермахта. Отец лейтенанта, Карл Энгельберг, был торговым представителем одной из немецких фирм, торговавшей даже вооружением с Россией. Майор, раздумывая над превратностями судеб разведчиков, до конца так и не смог объяснить себе, как такое вообще могло произойти что царский агент, офицер контрразведки Батюшина Н.С.,перешёл на службу коммунистам. Он был резидентом русской, ещё царской разведки, когда по причине ожидаемого им ареста, он был перенаправлен в Россию по личному распоряжению Ф.Э.Дзержинского. Так,"волею случая", семья немцев очутилась чудесным образом в СССР. Ныне же, отошедший от дел, он преподавал немецкий язык в спецшколе НКВД в Катуарах, а вот уже его сын, окончивший спец курсы снайперов в подмосковных Катуарах, сослуживцы по курсам дали ему когда-то кличку "немец", и должен был "скорее всего" сопровождать Корф при её внедрении в штаб одной из частей, где проходил службу дядя старшего лейтенанта по женской линии (матери его отца).Старший лейтенант, по решению верхов, лишь присутствовал на сборах разведгрупп и командиров, но в беседах и отчётах участия не принимал, он только слушал их разговор, как и было ему приказано свыше. Сейчас же, это для боевых офицеров разведки, было воспринято как полная глупость, раскрытие, но они молчали и ни единым жестом не показали своего
гнева. Чекист же был старой, "дзержинского призыва" закалки и сразу почувствовал их неприязнь к новому для них товарищу. Но он, как когда-то и Секретарь Уральского обкома Ф.И.Голощёкин, его товарищ по Гражданской, настоящее имя которого было Исай, он всем нутром, как и тот, до самой своей печёнки чувствующий опасность исполнения неких заданий, всю их ответственность, был крайне осторожен и ревнив к принятию столь ответственных решений и всегда должно перестраховывался, даже с подчинёнными в случаи их каких либо инициатив. Прекрасно понимая, что это может стоить ему его места и даже головы.
Тогда, в 1918 году, Исай Голощёкин, как говорили многие из его окружения, ловко перестраховался и перенёс особую весть смертного приговора, для бывшего владыки и императора России, а тогда обычного гражданина республики, на ЦК РКП(б) и всемогущего Якова Свердлова прибыв лично в Москву. ЦК и Свердлов, в начале хотевшие судить бывшего императора за все его преступления и трусость во время войны с Германией, кстати это как-то предполагал и В.И.Ленин, правда он предлагал и другое, передачу несчастного пленника пред этим арестованного решением Временного Правительства, через Швецию, Британии, путём высылки. О чём есть прямые факты, так свидетельствуют три письма отправленные В.Ленину в марте апреле 1918 года, гражданином Романовым, просящего спасти его семью и признавшего полную свою вину пред Россией и народами России в период своего нахождения во власти и нахождения его на российском троне. Ленин, давший согласие и соответствующие рекомендации им, при условии данного им слова не бороться с властью новой России, большевиками и не принятия противоправных решений против народа России. Но...
Но, когда это было отклонено британцами, по справедливости надо упомянуть, что шведский просол в России сделал попытку спасения семьи Романова правда неудачную, его самого не выпустили на станции из вагона, тогда и возникла проблема для Советов с этим гражданином...И убить нельзя, и судить никак не получается, и отпустить нельзя, ибо наступление белых казаков и белочехов Антонина Чила,(прожил 101 год и захоронен в Праге - автор) захват под предлогом освобождения "государя", а как знали из допросного листа белочеха: "- его просто хотели захватить и расстрелять, свалив это на зверства большевиков". Сами зверства белочехов и казаков колчаковцев к жителям Сибири и красноармейцам, а более к коммунистам, были известны сибирякам не по наслышке. Проблема была такой актуальной и опасной в своих последствиях для юной Республики, что решиться на какое либо решение никто не желал лично. Левашов усмехнулся, словно сам вновь присутствовал в том деле. В конце-концов из проблемы выскользнули все, и ВЦИК, и Ленин, и руководство партии. Само ответственное решение было принято и возложено на уральцев...Радзинский, скорее всего, как думал Левашов, для очищения совести и как человек чести в этой "щекотливой" ситуации телеграфировал из Екатеринбурга в Москву, В.И.Ленину, Я.М.Свердлову и по-моему, если память не изменяет, грустно вспоминал Левашов, Зиновьеву Г.Е. о принятии и исполнении решения-смертного приговора в отношении Романовых. Телеграмму отправили Сафаров и Голощёкин. Шатко всё в символах жизни. Чекист, ещё тогда понимал, что карты легли не по ту сторону колоды, есть козыри, и крупные, но нет тех,кто ими будет бить врага, и враги будут тщательно использовать обстоятельства не в пользу нашего государства...
Левашов жестом показал офицерам на стоящие вдоль стола старинные резные стулья и пригласил их рассаживаться. Леганов, при его большом богатырском росте с трудом уместился за столом и неловко уложив локти на край стола, стал ожидать дальнейших событий. Смирнов же, более свободный в отношениях с начальством и не в первый раз разговаривавший с этим "избранным звеном" тет на тет, понимал, что раз их пригласили к начальнику отдела, значит планы задания явно не устроили руководство НКВД и дальнейшие действия групп будут пересмотрены, как очевидно и сроки исполнения и места дислокаций групп. Немец, как сразу "окрестили" гостя начальники групп, сидел в самом дальнем углу стола и только в дальнейшем слушал разговор находившихся в кабинете. Майор внимательно посмотрел на напряжённые лица командиров групп и остался ими вполне доволен, он частенько любил использовать молчание в свою пользу, и уже после небольшой паузы неожиданно для всех, уверенно произнёс переходя на немецкий:
- Товарищи офицеры. Политическая и боевая обстановка на фронтах требует от нас, как амих, так и наших подчинённых бойцов, ясного понимания того, что ныне решаются судьбы нашей страны, нашего государства. Был на днях в одном из подразделений спецшколы НКВД с проверкой, и честно говоря остался в недоумении от проводимых там политических занятий командиров с личным составом. Прекратите усмехаться, это на прямую касается и вас. Много в их словах сухости и закостенелости. Каких-то, если говорить на неком жаргоне, думаю что для вас он более понятен, так сказать "непоняток и напряжённости" словно сами командиры не знают цитат из речей нашего
[justify]руководителя Иосифа Сталина и гения политики и революции Владимира Ильича Ленина. Много у этих политруков-командиров воды в словах, нет конкретики и примеров из нынешней обстановки и что главное, нет примеров решения этих задач. Нельзя добро и любовь к нашему Советскому Отечеству ломать и коверкать в лекциях о долге солдата и командиров перед народом. При таких занятиях у воина может зарождаться неуверенность и обеспокоенность в принятии решений при выполнении задании. Ложь, неправильно и не своевременно поданная информация, если дать ей возможность забраться нам на шею в политике и в идеологии партии, чувствуется рядовым составом и младших командиров сразу. Ложь, дезинформация преподанная нам врагом на блюдечке, беспредельна в своей злобе как к истине и добру, так и к самой логике решений партийных задач определяемых нам нашими партийными комитетами и лично И.В. Сталиным. Воспитатель Великого князя