Нина — моя подруга детства. Не виделись мы с ней, наверное, лет… Много, в общем. Дружили ещё со школы. После института разъехались по разным городам и потерялись в круговерти жизни.
И вот недавно встретились прямо на улице. Совершенно по-дурацки. Буквально столкнулись лбами в дверях театральной кассы на Пушкинской. Я едва успела чертыхнуться от неожиданности, как меня схватили за рукав куртки и вытащили на улицу под моросящий ледяной дождь.
— Элька! — услышала я чуть охрипший голос и лишь успела поднять голову, как меня уже трясли и обнимали.
— Нинка! — сдавленно выдохнула в ответ, не веря своим глазам. — Как ты здесь? Откуда?
— Живу я тут — подруга улыбалась, но как мне показалось, её улыбка была немного искусственной. — В этом доме! Квартиру вот недавно купила. А ты как тут очутилась? Вы же вроде уехали ещё в девяностых?
— Так приехали давно! Сейчас живём на «Динамо». Лет пять уже…
— А я всего месяц назад в Москву вернулась, представляешь? — Нинка отчего-то погрустнела. — Так соскучились по столице…
— Подожди, но вы ведь всего на год собирались, на практику? В какой-то там Обнинск… Убнинск…
— Озимск, — поправила подруга помрачнев.
— И что, застряли там? Или что случилось? — почувствовав, как Нинка напряглась, я невольно насторожилась.
— Так не доехали мы до Озимска, — помолчав, подруга потемнела лицом. — Знаешь, пойдём-ка лучше ко мне, — она подхватила меня под локоть. — Посмотришь, как я живу, посидим, выпьем, я тебе всё и расскажу…
— А ты чего в театральную кассу-то заходила? — от растерянности давая себя увлечь, опомнилась я. — Тоже билеты на премьеру Виктюка ищешь?
— Да нет, просто так зашла… — рассеянно отозвалась Нинка, словно на прицепе утаскивая меня в подворотню.
***
Всегда неугомонная и весёлая, с копной непослушных рыжих волос и мальчишеским задором, Нинка сейчас выглядела какой-то измученной, словно прошедшие годы вытянули из неё всю радость. И ни идеальный макияж, ни дорогая брендовая одежда не смогли скрыть отпечаток боли, что поселилась в её светло-карих глазах.
Уютно устроившись за рюмочкой чая на кухне в шикарной сталинской трёшке, мы болтали ни о чём, просто радуясь встрече. Нинка подождав, пока первая порция дорогого коньяка приятной негой разольётся по венам, набралась смелости и начала свой рассказ.
В Озимск, куда четверых выпускников геологоразведочного института направили на практику, бесшабашная компания сокурсников, в количестве четырёх человек поехала на стареньких Жигулях Димки Корнеева. Пилить нужно было через полстраны, но это лишь раззадоривало. Увидеть разные города, познакомиться с другими людьми, пропитаться духом приключений — не это ли мечта каждого лоботряса в двадцать лет?
Ехали почти без остановок. За рулём сменяли друг друга Димка и Андрей — парень Нинки с самого первого курса. Двое суток рулили даже ночью, пока не свернули с трассы на просёлочные дороги, которые заметно сокращали путь. И всё бы хорошо, но к вечеру выяснилось, что дороги эти сплошь разбиты, да ещё и освещением не страдают. В общем, дождавшись вечерней зорьки, мы поняли, что рискуем угробить и машину и себя, поэтому было решено остановиться у ближайшей деревни, раскинуть палатки, которые мы захватили с собой и наконец-то пожарить шашлыки, наслаждаясь романтикой под звёздным небом.
Так и поступили. Притормозили у какой-то деревеньки, стоявшей на берегу реки. Выгрузили свой нехитрый скарб и занялись обустройством поляны. Пока Димка и Ирина (вторая девчонка из нашей команды) устанавливали палатки, мы с Андреем пытались разжечь костёр, поспешно собирая хворост, чтобы успеть до темноты.
Красота вокруг была неописуемая! Высокие вековые сосны, гладь реки сияет серебром, тишина, воздух хрустальной чистоты.
Спустившись на берег, мы обнаружили несколько лодок, привязанных у деревянного пирса.
— Покатаемся, девчонки? — сразу же загорелся идеей Андрей, отыскав на дне одной из лодок пару вёсел. — Эх, жаль удочку не захватил! Сейчас бы рыбки. Такую уху бы забабахали!
— Так может, у местных попросить? — разочарованно глядя на лодки, включился Димка. — На закате самый клёв. Сто лет на рыбалке не был!
— Ладно, жарьте пока шашлыки, а я на разведку в деревню схожу. Может, что и выклянчу из снастей, — не тратя зря времени, Андрей взял фонарик и отправился по тропе в сторону покосившихся бревенчатых домов.
Вернулся Андрей где-то через час, сияющий, довольный, с двумя удочками наперевес и даже ржавой консервной банкой, полной дождевых червей для наживки. С ним пришёл этакий старичок-лесовичок. Дедок в телогрейке, кургузых штанах, в валенках — в общем, настоящий деревенский житель во всём своём колорите.
— Пётр Михалыч, — представился он торжественно, по очереди пожимая ладони каждому из нашей компании.
Познакомившись, мы, как полагается, предложили деду чарку прихваченного с собой домашнего вина и съестного. Михалыч принял всё с благодарностью, выпил, закусил чуток и занялся расспросами. Кто мы, откуда, бывали ли раньше в этих краях.
Пока Димка дожаривал шашлык, Андрей интересовался, где на речке хороший клёв, чьи это лодки и можно ли позаимствовать одну из них.
— Мои это лодки, берите, — милостиво разрешил старик, опрокидывая вторую чарку. — Только на тот берег не плавайте, а то обратно не вернётесь.
— Это почему? — тут же встряла Ирина. Она была охоча до всяких баек и деревенских легенд, и потому мгновенно навострила уши.
— Лиля там, — буркнул дедок, выковыривая из банки кусок говяжьей тушёнки.
— Что за Лиля? — глаза Ирки загорелись предвкушением интересной истории. Она невольно посмотрела на противоположный берег, который отделяло от нас метров двести воды. Сквозь редкие деревья на фоне золотистого заката просвечивали несколько тёмных строений. То ли дома, то ли сараи — непонятно. — Расскажите, а?
Дедок перестал есть, нахмурился, сплюнул, достал из помятой пачки «Беломор» и, не торопясь, закурил. Потом помолчал ещё, выдерживая многозначительную паузу, и нехотя заговорил.
— На той стороне когда-то давно барин жил. Была у него дочка — Лилей звали. Так девчонка была сильно хворая, хоть и красавица. С головой у неё было что-то. Всё в куклы играла. Говорят, у неё штук триста было этих кукол. Самой девке уж восемнадцать исполнилось, а она всё с куклами в обнимку ходит. Совсем без ума. Барин-то, отец её, чего только ни делал. Лекарей лучших приглашал, колдунов, да знахарей всяких. Любил он очень дочку, хотел вылечить. Наряжал её, драгоценностями задаривал, баловал всячески, даже жениха пытался сыскать, да только зря всё. Лиля, кроме кукол своих, ничего вокруг не замечала. Идет, бывало по деревне, несёт в руках очередную куклу, разговаривает с ней. А чего говорит — не поймёшь, — старик снова сплюнул, словно мерзость какую увидел. — Потом петь начинала. Всех своих кукол она поимённо знала и всегда по имени к ним и обращалась — никогда не путала. Как сумерки начнут опускаться, так и разносится её голосок по деревне…
Старик призадумался, словно вспоминая, потом вдруг запел. Видно, винцо добротное мы с собой привезли.
— Баю, баю, баю, бай,
Кукла Митя засыпай,
Заберу тебя домой,
Поиграем мы с тобой…
Баю, баю, как умрёшь,
Лиле песенку споёшь…
Михалыч смолк, задумчиво уставившись на противоположный берег. Мы все тоже молчали. От заунывного, хриплого голоса старика всем стало не по себе. Ирина даже поёжилась и поспешила прислониться к Димке, испуганно вглядываясь в темноту кругом.
— А почему Митя? — хохотнув, попытался разрядить атмосферу Димка. — Куклы у неё мальчиками были?
— И мальчиками, и девочками… — не поддержав шутки, серьёзно ответил Михалыч. Потом помолчал, вздохнул и продолжил: — Парни-то местные на Лилю засматривались, — крякнув, оборвал он гнетущую тишину. — Уж очень хороша была лицом и фигурой. Русая коса до колен, ладная, как статуэтка фарфоровая. Красавица, аж дух захватывает! К тому же, богатая. Давно бы уж сосватали, да только кто ж бесноватую возьмёт? В общем, приладились парни по-другому с ней любовничать. Поедут на ярмарку, купят там куклу, да ею и заманивают Лилю в лес. Та за ними и идёт — глупая ведь. Парни там всей оравой над ней и хозяйничают. То втроём, то впятером любовничают. Потом куклу дарят, вроде как в насмешку. Так и повелось. Не осталось ни одного деревенского мужика, чтобы Лилю ту не опробовал. Наверное, так и сгинула бы она однажды, если б не барин. Заметил он, что у дочки новые куклы ниоткуда появляются, да послал людей проследить за ней. Те всё увидели, да барину и доложили. Ох, и осерчал он тогда! Повелел схватить насильников, да плетями насмерть забить. Но тут выяснилось, что насильников, почитай, вся деревня. Тогда барин вне себя от горя и ярости приказал деревню сжечь — дома вместе с жителями и куклами этими заодно. Заперли всех людей тогда в хатах — и старых, и малых – всех без разбору, побросали туда кукол, облили брёвна керосином, да и подожгли. Только барское поместье и осталось.
— А что потом? — спросила Иришка, широко раскрыв глаза и почти не дыша.
Пётр Михалыч смял папиросу, хлебнул ещё вина, вытер губы и, кряхтя, потянулся за шашлыком.
— Потом барин очень мучился, — чинно жуя кусок мяса, продолжил старик. — Когда наутро пришёл в себя и понял, что натворил, худо ему стало. Заболел, говорят он. В горячку впал, и спать совсем перестал. Дочка его без присмотра осталась и без кукол своих. Сначала искала она их долго. Не ела, не пила. Целыми днями и ночами бродила по усадьбе и по сожжённой деревне, что-то бормотала и выла в голос словно зверь. Потом начала в золе копаться да вытаскивать из неё кости покойников. Барин, когда чуть оклемался, как-то поднялся к ней на второй этаж, а там везде трупы обгорелые, обряженные в его одежду, да в платья дочки. Драгоценностями увешаны ейными с головы до ног.
Схватился барин за сердце и стал орать дурным голосом, пока на крики слуги не подоспели. Увидев такое непотребство, они перепугались до смерти и, побросав всё, сбежали из поместья. Так и остались барин и дочка его в доме одни.
— А что с ними потом стало? — не выдержав, поинтересовалась Ирина.
— Точно никто не знает, — Михалыч вздохнул. — Говорят, барин в припадке дочку свою убил. Взял нож, да и всадил ей в грудь по самую рукоять. Рассказывают, будто прокляла она отца перед тем, как дух испустила. Не бывать ему успокоения, пока всех её кукол не разыщет и не вернёт. С тех пор не может барин помереть. Застрял между мирами и мается.
И Лилю, видимо, не приняла к себе смерть. Вернулась она за своими куклами и с тех пор собирает их по всему свету.
Многие годы после этой трагедии никто в поместье не совался и на тот берег не плавал. Но прошли года, и народ перестал верить в деревенские байки. Время от времени находятся чудаки, которым любопытно взглянуть на бывшую усадьбу барина и на скелеты, которые якобы в драгоценности обряжены. Вот отчаянные головы туда и плавают, — дед усмехнулся, кивнув на лодки.
— Так у тебя здесь выходит свой бизнес, Михалыч? — рассмеялся Андрей, разливая по кружкам остатки домашнего алкоголя. — Ты здесь вроде лодочника?
— Бизнес — не бизнес, а голодным не хожу! — огрызнулся старик, подставляя свою алюминиевую кружку под раздачу.
— Вот, блин! А я
