почти повёлся на твои байки! — Димка с досадой швырнул опустевшую бутылку в кусты. — А что говорят эти… Ну, которые на ту сторону плавали? Что рассказывают-то?
— А ничего, — опустошив кружку в несколько больших глотков, Михалыч утёр рукавом губы и поднялся. — Лодки-то всегда пустые оттуда вертаются. Значит, Лиля новых кукол себе нашла…
— Сами вертаются? — осклабился Димка.
Старик обернулся. Поглядел как-то странно на ребят и спокойно кивнул.
— Сами, — чуть слышно выдохнул он и побрёл по едва приметной тропке назад в деревню.
Мы долго смотрели ему вслед, пока первой не очнулась Ирка.
— Жуткая история! — передёрнувшись, обронила она, плотнее укутываясь в старую куртку.
— Да ну, очередная деревенская байка! — Андрей махнул рукой. — Такие в каждом селе бабки сочиняют!
— А ты поместье видел? — Димка кивнул на другой берег. — Похоже, там и правда, барин какой-то жил. Может, клад зарыл, — ухмыльнулся он. — Не хочешь разведать?
— Я на рыбалку хочу! — Андрей поднялся, собирая удочки. — Зря, что ли, червей в навозе копал?
— Я с тобой! — сразу подхватился Димка, сбрасывая кроссовки и доставая из рюкзака резиновые сапоги.
— Ребята, не уходите! — пискнула Иришка, испуганно озираясь. — Вы, что, нас тут совсем одних бросите?
— Что, испугались? — Димка скорчил рожу и рассмеялся. — Да кому вы нужны?! Деревня рядом, костёр горит, скоро уже рассвет… Ложитесь спать. Мы чуток половим, да назад. А утром ухи наварим.
— Правда, ребят, не уходите! — Я тоже решила вмешаться. После всех этих ужастиков на душе было как-то муторно.
— Отставить нытьё! — одёрнул Андрей, отвязывая лодку. — Кто боится — может плыть с нами. Но предупреждаю: если ваш храп станет пугать рыбу, бросим вас за борт!
— Очень смешно, — фыркнула Ирина, первой забираясь в лодку. Мне ничего не оставалось, как последовать её примеру.
Так мы все вчетвером отправились на рыбалку.
Первое время ребята и правда пытались что-то ловить, но очень скоро выпитое вино и мерное покачивание лодки дали о себе знать, и нас, одного за другим сморил сон.
Очнулась я от резкого толчка и едва не свалилась с лавки, на которой заснула прямо сидя. Открыла глаза и обнаружила, что лодка застряла у берега, врезавшись носом в ил. Не сразу сообразив, где нахожусь, вдруг поняла, что в лодке больше никого нет. Оглядевшись, пересилила подкрадывавшуюся панику и стала звать ребят. Долго ходила по берегу, кричала, но никто не отзывался. В конце концов, до меня дошло, что я нахожусь на другой стороне реки и виднеющиеся вдали постройки — это вовсе не деревня, а развалины бывшей барской усадьбы…
Нинка сделала паузу, глотнула ещё коньяка и вдруг заплакала.
— Нин, ты чего? — я бросилась к подруге, но та лишь отмахнулась отворачиваясь.
— Прости! — хрипло выдохнула она, решительно пресекая мою попытку её утешить. — Просто не могу, Элька… Это так страшно, если б ты знала!
Я молчала, не находя, что сказать. Поведение Нинки было каким-то странным. Наверное, я просто отвыкла от неё, но всё же…
— Что было дальше? — пытаясь её отвлечь, разлила в чашки чай и одну протянула ей.
Нинка вздрогнула, ссутулилась и обняла чашку двумя руками, словно пытаясь согреться. Черты лица её застыли, подёрнувшись восковой пеленой. Опустив голову и стараясь на меня не смотреть, она тихо продолжила свой рассказ.
— Я решила вернуться к лодке, — всхлипывая, заговорила она. — Но когда пришла к реке, лодки больше не было. Искала её до самого рассвета, но так и не нашла. Когда рассвело, стал виден противоположный берег и наш лагерь. Однако и там я никого не разглядела. Ужасно боялась, что ребята утонули, просто заснув и упав за борт лодки. Река там спокойная, но все мы были пьяные…
— Как же ты выбралась? — представив себе состояние подруги, я ужаснулась.
— Эль, я так испугалась! — Нинка сглотнула, и в её глазах вновь проступил пережитый кошмар. — Не знала, что мне делать… Потом всё же пересилила себя и пошла искать людей. Подумала, что, даже если это поселение заброшено, то где-то ведь ещё есть деревни, не так ли? В конце концов, на этой стороне реки тоже люди должны жить.
Шла я долго. Даже не знаю, сколько. По лесу, по полям, через какие-то овраги перебиралась, но всё время держалась около реки. Помню ведь, что поселения обычно располагаются возле воды. Но стало уже темнеть, а ни одной деревни мне так и не попалось. В сумерках я разглядела что-то похожее на дом и направилась туда – не ночевать же в лесу.
И действительно, у самой опушки я обнаружила большой дом. Рассмотреть его как следует в темноте не смогла. Он оказался каменным и, на первый взгляд, жилым. В одном из окон я увидела свет. Неяркий, как от свечи, но и этому несказанно обрадовалась.
Постучала. Мне открыла девушка. Молодая, красивая, только молчаливая. Я попыталась ей объяснить, кто я и откуда, но она просто улыбнулась и, не говоря ни слова, жестом пригласила меня войти.
В комнате, в которую она меня провела, было чисто и уютно. Только очень холодно и пахло чем-то тухлым, кисловатым. От голода и этого запаха меня стало подташнивать, но попросить еды я не решилась, подумав, что потерплю до утра. Главное сейчас, что я в безопасности и в комнате есть постель, на которой я, наконец, смогу уснуть. Девушка, так и не проронив ни одного слова, ушла, а я завалилась на постель и тут же вырубилась.
Впрочем, несмотря на усталость, нервы мои были на пределе, поэтому проснулась я среди ночи, услышав чьё-то негромкое пение. Сначала не поняла, откуда оно доносится. В комнате было темно, как в склепе, и лишь в приоткрытую дверь пробивался слабый лучик света. Приторно кислый запах вокруг стал сильнее, и теперь, казалось, исходил от самих стен. Задыхаясь, на ощупь я двинулась к окну, но оно оказалось забитым досками. Почувствовав, что ещё немного и потеряю сознание от этого невыносимого смрада, я решилась выйти из комнаты в коридор.
Там запах стал ещё тяжелей. Зажав нос, я почти бегом бросилась к дверям на улицу. Кое-как отыскав выход, выскочила наружу, где смогла, наконец, отдышаться.
Ночь уже заканчивалась. На востоке тонкой полосой алел рассвет, чернота вокруг сменялась мутными сумерками. Откашлявшись до боли в лёгких, я быстро замёрзла от утренней сырости, но возвратиться в дом даже не пыталась. Топталась возле порога, стараясь понять, как быть дальше. Тут чьё-то негромкое пение вновь привлекло моё внимание. Оно раздавалось где-то у реки, но неуклонно приближалось, судя по тому, что становилось всё громче. Голос был женский, нежный, печальный и походил на плач. Не желая становиться свидетелем чужих горестей и пугать своим неожиданным появлением незнакомку, я поспешно отступила в сторону густого кустарника, где и укрылась.
Тут на тропинке появилась девушка. Та самая, что меня приютила. Она что-то несла на руках, бережно прижимая к себе, и мурлыкала незамысловатую песенку:
— Баю, баю, баю, бай,
Кукла Ира засыпай.
Заберу тебя домой,
Поиграем мы с тобой…
Баю, баю, как умрёшь,
Лиле песенку споёшь…
Пропев осипшим голосом эти несколько строк, Нинка поперхнулась и нервно икнув, схватила со стола початую бутылку коньяка и щедро приложилась прямо из горла.
Онемев от ужаса, я смотрела на подругу, не понимая, что мне делать. То ли психушку вызывать, то ли подождать, пока сама проспится. Тем временем, на лице Нинки сменялись эмоции, болезненно искажая ставшие чужими знакомые черты. Отхлебнув прямо из бутылки ещё один порядочный глоток, подруга плюхнулась обратно на табурет и взяла сигарету.
— Думаешь, я спятила? — непослушным языком спросила она, выдув дым мне в лицо. — Хотела бы я спятить, Элька. Да только не могу! — она горько рассмеялась, с грохотом отодвинув от себя чашку с остывшим чаем. — Я ведь тогда тоже не сразу поняла… Только девка эта песню свою допела и свёрток, что держала в руках, у порога положила, а сама в дом ушла. Чёрт меня дёрнул тогда в свёрток этот заглянуть! В простыню он был завёрнут… Я его развернула, а там сено… Липкое всё. В темноте-то не сразу разобралась. В крови оно всё было. Связано так, словно тело чьё-то с руками и ногами. А наверху голова… Иркина это была голова, понимаешь?!.. Иркина!..
— Да, брось! — я вскочила со стула, не в силах больше выносить этот бред. — Что ты несёшь, сама-то понимаешь, Нин?!
— Ты дослушай сначала, — буркнула она, и так мрачно взглянула, что я невольно смолкла, плюхнувшись обратно на стул. И Нинка продолжила:
— Когда я Иркину голову в простыне увидела, так последний разум потеряла! Бросилась бежать, куда глаза глядят, да только очутилась, в конце концов, всё на том же берегу. И на том самом месте, где лодка моя исчезла. Не помня себя от ужаса, бросилась в воду и поплыла к другому берегу. Вода-то ледяная уже была — осень всё-таки… В общем, проплыла я где-то половину и силы мои кончились. Руки и ноги сводить стало и я начала тонуть. И тут, словно из воздуха лодка появилась. А на ней тот старик — Пётр Михалыч, значит. Он ко мне подплыл, я за лодку схватилась, но залезть не могу — рук, ног уже не чувствую, захлёбываюсь. А дедок помогать не спешит. Смотрит на меня как-то странно, словно что-то прикидывает в уме. Потом наклонился ко мне и говорит:
— Нет возврата с того берега — я ведь предупреждал. Но если хочешь назад вернуться, придётся тебе отработать, девонька. Выбирай, пока солнце не взошло. Ежели согласна пойти ко мне в помощницы, так я тебя сейчас на твой берег доставлю. Ну а коли нет — так веслом по голове и отправишься прямиком к утопленникам.
Я от страха и холода даже говорить не могла. Но сразу поняла, что старик не шутит. Лицо у него такое стало… жуткое! Вынул он из воды весло и замахнулся. А я как закричу из последних сил, что, мол, согласна на всё, только спасите!
Очнулась уже на берегу, укутанная в одеяла, в палатке возле костра. На дворе день. Птички поют, тепло, но лагерь наш пуст, как и прежде. Все вещи на месте, только машины нет.
Вылезла я из палатки. Первым порывом было бежать без оглядки, но куда побежишь, если машины нет, а дороги не знаешь? Да и проголодалась я так, что аж зубы свело. Тогда решила поесть то, что нашла в рюкзаках, да в деревню топать за помощью.
Пока ела, да в себя приходила, опять смеркаться начало. Видно, проспала я очень долго. Похватав кое-что из вещей, поспешила в деревню. Но как оказалось, не деревня это вовсе была, а хутор. И не успела я ещё до него дойти, как навстречу мне тот старик вышел.
— Правильно, что не попыталась сбежать, — ухмыльнувшись, тут же кивнул он. — Тот, кто на другом берегу побывал — нежилец уже. Либо куклой Лилиной станет, либо сам сгинет где-нибудь. Твои-то дружки уже отмаялись. Двое-то в списке Лилином были, а один, как и ты, реку переплыл, да только решил обмануть меня. Машину взял и поехал.
— И что? — похолодев от дурного предчувствия, спросила я.
— Дороги здесь коварные, — старик хитро прищурился. — Деревья прямо на пути вырастают. Отмучился ваш Дмитрий… А тебе, девонька повезло, считай. Отслужишь мне и будешь свободной. Я своё слово держу.
— Что вам нужно? — спросила, с трудом выговаривая слова сквозь стучавшие зубы.
— Нужно, чтобы ты помогла мне обрести покой, — перестав ухмыляться, посерьёзнел Пётр Михалыч. — Видишь ли, народу сюда всё меньше и меньше ездит, а я дальше этой речки никуда уйти не могу. Застрял я между
