что он не помог тебе выбраться из острога?
- Да. Но только поначалу. Потом всё для меня изменилось. Своё заточение в остроге я принял как дар от судьбы.
- А как же страсть?.. Неужели, живя в остроге, ты перестал желать меня?
- Прошлое всё больше становилось для меня сном.
- Хочешь сказать, страсть к музыке затмила в тебе страсть к женщине? Не смеши меня, великан! Хотя… сейчас ты говоришь так потому, что воспылал страстью к другой… Безумец, лишивший себя всего, ненавидимый собственным отцом, и ведьма, непонятая и ненавидимая всеми… Что ж, вы нашли друг друга. Только помни: путь ведёт вас в никуда, а она идёт по этому пути за тобой!
- Мне пора, Лиана… - говорит ей Крэгволот и уйти намеривается.
- Ты так торопишься… постой же! Ты не сказал ни слова мне… ни слова о том, как я прекрасна, как стройна, как в глубине души по-прежнему волную тебя! Как же ты сух… и слеп! – говорит Лиана и близко к нему подходит. – Ну, не можешь сказать, так ударь меня! Куда же ты?! Ты боишься… боишься даже лишний раз взглянуть на меня! Давай, погляди мне в глаза и скажи, что в тебе нет больше страсти ко мне!
- Позволь мне просто уйти, Лиана, - говорит ей Крэгволот. Но Лиана хватает его за руку…
- Ударь меня, чтобы я тебя отпустила!
- Я никогда не ударю тебя.
- Как же «никогда»… Других ты бил, бил ведь, я знаю – когда с отцом своим в чужие дома врывался… ещё как бил!
- Тот человек мёртв, Лиана, и у меня нет желания возвращаться в то прошлое – в нём только тьма.
- Выходит, и я для тебя – тьма?
- Ты – моя юношеская страсть. Да, ты всё так же очаровательна и умна, но ты живёшь в том же мире, что и мой отец. А для меня тот мир давно чужим стал.
- Всё это слова, самообман. Не верю я, что ты так изменился. Ну же, погляди мне в глаза…
Крэгволот глядит ей в глаза.
- А теперь… сделай то, что ты хочешь – ударь меня! Давай же, великан, не то я сама тебя ударю!
И принимается Лиана бить его, бить со всей силы, пытаясь злость в нём вызвать.
- Не отстану, пока не ударишь!
- Оставь это, Лиана, - спокойно говорит ей Крэгволот, не пытаясь уклониться от её ударов. – Что было, то было. Позволь мне уйти.
Поворачивается он к двери, но перед ним уж глухая стена. По сторонам глядит – окон тоже нет. А как меркнет свет, исчезает и комната. «Паче всего торопись назад воротиться, поколь темень не сгустилося», - говорил ему тот мужик-пастух. Вот она и сгустилась.
- Лиана, где ты? Дай мне руку!
Лиана ему не отвечает. Лианы нет – как и не было. И ничего нет, только стена вокруг. Смотрит Крэгволот вверх – над ним звезда горит. Выходит, в башне он… в той самой, в которой заточён был когда-то. Выбраться из неё можно только с помощью длинной лестницы. Не верит он до конца в то, что с ним происходит, - иллюзия это, не иначе. Танакам и головорезы его ненастоящими были, Лиана – тоже, - значит, и башня – ненастоящая. Проводит Крэгволот руками по стене и чувствует: что-то течёт по ней, что-то вязкое. И вот, оно уже не только на стене, но и под ногами. Понятно, что происходит: башня трясиной болотной наполняется – как тогда, когда он заточён в ней был, тьмой наполнялись его мысли. «Сила колдовская хочет превратить меня в того, кем я был. Но неспроста играет она со мной, - видно, не может утопить меня в трясине своей, а только в моей собственной тьме».
Лёг Крэгволот на пол и лежит. Лежит, на единственную звезду в небе глядит. Утонет он, коли судьба ему утонуть, а нет – трясина на верх башни его вынесет. И что же?.. И вправду, поднимать она его начинает. Да только и тут сила колдовская не сдаётся…
Исчезает из виду звезда – нечему больше светить ему в кромешной тьме – и точно надежда в нём исчезает. Без единого лучика света невозможно из тьмы выйти. И вот уже не понять, где верх, где низ, поднимает ли его трясина, или проглатывает, - уж скорее проглатывает… Ощущает он, будто руки скользкие со всех сторон к нему прикасаются; одновременно доносятся до него отовсюду голоса: и отца его Танакама, и головорезов его, и Лианы, и тех, кого он не знал, но кому горе принёс, чьи судьбы искалечил, чьи жизни прервал, и его собственный голос из прошлого. «Не уйти от того, что было. То, что было, просто ждало часу, когда всё разом вернётся и поглотит меня», - внушает ему мысли тьма.
Так уже происходило с ним. В первые дни заключения в остроге едва не лишился он разума, едва с собою не покончил. Но тогда музыка стала для него лучом света, вывела его из внутренней тьмы. А откуда сейчас ей взяться?
Но было откуда. И казалось, звучит она совсем рядом. Чувствует он, будто бы за ширмой находится: отдёрни её – и откроется настоящий мир.
- Ах ты ж, сила колдовская, не верил я во власть твою, и теперь не верю. Даже помирая, не поверил бы. Как могла, закрывала ты от меня свет, но всё равно он дошёл до меня.
И, произнеся это, Крэгволот вынырнул – точно из трясины болотной – из глубокого колдовского сна.
Глядит: кругом ночь, в небе звёзды из-за туч проблёскивают, стелется где-нигде туман; конь его верный, не ведая отдыха, идёт; постукивает да поскрипывает, ковыляя по бездорожью, телега; впереди друг Анисион едет (который чуть погодя окликнет его: «Эй, Крэг, случаем не уснул ли?! Не спи, друг, и вправду, опасно это!»), за ним – возлюбленная его Аманда. Одно только сходство со сном – звучит та же самая музыка, потому как это старик Джо её играет.
«Вот что такое «глаза болот», - подумал, глядя на зияющие чернотою топи, Крэгволот. – Не проснулся бы я, кабы не ты, старче».
