(*)
– Вы меня извините, но это уже слишком! – Агата, как и всегда, очнулась первой. Впрочем, она и первой почуяла куда идёт этот день: он не заладился с самого утра – был каким-то серым и безрадостным, и ещё – страшно тоскливым.
Агата проснулась ещё до рассвета и больше не смогла уснуть – тупое, непроходящее безысходное чувство заняло все её мысли. И ей бы взять себя в руки и уснуть через силу, а она погружалась в него всё глубже и глубже.
Она поняла, что уже немалая часть её жизни за плечами, а жизнь в Инспекции коротка, и каждый монстр может стать последним, а у неё как не было ничего, так и нет – жалкие гроши, которые они с братом копили правдами и неправдами не могли покрыть дорожающей жизни. Но с бедностью Агата бы ещё может и смирилась, но напугало её, добило, другое – она поняла, что ничего не хочет. Она не хочет вставать, есть, и даже спать. И даже мечтать!
А ведь когда-то, ещё год-два назад Агата так ярко мечтала о… сейчас бы вспомнить хоть о чём, но нет, стёрлось.
Кажется, она хотела содержать небольшой трактир. Готовить в нём же, им же заправлять, но сейчас это кажется уже несбыточной мечтой и даже не из-за денег, а из-за самого склада жизни – полевого-опасного, когда люди случайны, никчёмны, грубы и их можно использовать только как источник информации.
Словом, всё не заладилось задолго до разговора с Квинтом. Судя по лицу Томаша, и его мучила бессонница, что было удивительно – он всегда хорошо спал, но, наверное, всё-таки у них с Агатой была куда более глубокая внутренняя связь, чем они бы того хотели: он спустился мрачный, несловоохотливый, даже злой.
Себастьян, зашедший к ним на общий завтрак, сразу уловил их атмосферу и притих – да, они работали вместе всего год, но тем не менее, прошли довольно много дорог и опасностей, вместе рисковали, вместе лгали в отчётах, вместе укрывали некоторые обстоятельства, до которых ни в коем случае нельзя было добираться Городу. Он успел изучить и Агату, и Томаша, и понял, что за благо ему же самому будет просто поддержать тишину и молча поесть, а не пытаться тянуть из каждого клещами причину хмарного настроения.
Ну вот так сложилось в это утро!
Дальше было хуже. Квинт, ожидавший их, был в нетерпении. Даже немного упрекнул:
– Запаздываете!
И это было бы нормой в любой другой день, но Агата неожиданно для самой себя огрызнулась:
– И что? Кто-то умер?
И Квинту бы тоже надо было бы как Себастьяну заметить это настроение и сгладить обстановку, в конце концов, в отличие от Себастьяна он знал Агату и Томаша уже почти двадцать лет. но чутьё отказало ему в то утро, заменённое утренней выволочкой от управителя Города, которые хотели знать почему Инспекция не справляется со всеми делами, которые им поручены. И Квинт честно попытался донести в очередной раз что дело тут в нехватке кадров и оружия, что некоторые дела нуждаются больше в солдатах, чем в Инспекции, которая, если честно, создавалась только для описания ненормальных явлений, а не для уничтожения тех, кто эти явления творит! Но его не услышали. Властный мир управителей был глух к своему проводнику и повторил задачу: дело оборотня из Дола должно быть закрыто. Планируются ли дополнительные люди на него? Нет, хватит с вас, бездельников, растрат! Планируется ли вложения? Нет, у вас полно ресурсов. И потом, что сложного в том, чтобы пойти и убить оборотня, закошмарившего мирную и добродетельную деревушку? он один, а Инспекция состоит из троих представителей!
Так что Квинт, погружённый в собственные мысли, не заметил опасного настроения Агаты и познакомил их с делом оборотня из Дола. Суть была ясной: человек, проклятый или больной волчьим даром, проживает в этой деревушке или поблизости с нею. Сначала его и впрямь считали лишь волком, когда он таскал только скот. Но дальше он перешёл на людей! Более того, по свидетельству местного жителя, некоего Гарнье, когда волк попытался прямо с улицы утащить девочку, и толпа погналась за ним во главе с сами Гарнье, волк, метнувшись в чащу, обернулся человекоподной фигурой и вдруг побежал на задних лапах как на ногах.
– Второе свидетельство, – продолжал Квинт, не замечая как напрягается сам воздух в его кабинете, – от жителя той же деревни – некоего Руле. Он погнался за волком вместе с охотником, когда волк утащил младенца прямо из колыбели, прыгнув в комнату, и волк превратился в высокое изможденное существо с человеческим лицом и бородой. Его описывают как полуголого человека, кое-как прикрытого тряпками, с перепачканными кровью руками и длинными ногтями, под которыми оставались ещё куски красного мяса.
Будь Квинт в другом настроении, он бы заметил, что никто из троицы не пошутил о чём-то вроде:
– Ну, хорошо что в тряпках, а то мы бы ещё больше подробностей узнали!
Или не буркнул что-то наподобие такого:
– Пить надо меньше! Или больше, чтоб волки уже мертвыми приходили.
Но он сегодня был погружён в мысли о самом себе и не заметил ещё большего омрачения инспекторов. Зато сухо обозначил задачу:
– Требуется ликвидировать оборотня. Срок – три дня, то есть, до конца полнолуния.
И Агата очнулась первой:
– Вы меня извините, но это уже слишком!
Мрачность, копившая в ней ещё до рассвета, а может быть уже и не первый год, пришедшая из собственного неудовольствия от своей жизни и помноженная на какую-то внутреннюю непрошенную тоску, прорвалась словами и возмущениями.
Мало того, что требовалось уничтожить опасного врага! Нет, стоп, даже в этом загвоздка номер один. Против оборотня крайне мало средств, хотя бы от того, что биться с оборотнем – это не то же самое, что биться с рядовым вурдалаком или мавкой. Те хоть дохлые уже, а этот оживлён и агрессивен, и на службе у него звериный нюх и ещё – звериная же скорость! Это всегда огромный риск и от того охотники на оборотней – это обычно отдельные люди, которые как бы должны быть под началом Города, но которые уже давно не числятся в штате, смешавшись полномочиями с безрукой в данном случае Инспекцией.
К тому же какой альтернативно одарённый интеллектуал станет биться с оборотнем в пик безумия и голода? У зверя обостряются все инстинкты под лунный цикл, и именно в фазу полной луны он жаждет одного: жрать, жрать, жрать!
А тут ещё и по срокам! Три дня. До конца полнолуния. Ага, а ту самую луну с неба не достать? А что, тот же блин с виду, сгодится на завтрак!
Даже если добраться прямо сейчас до места обнаружения оборотня, даже если допустить, что путь пройдёт гладко, что бывает, чёрт возьми, далеко не всегда, то им на выполнение задачи останется около суток. Это что же получается? иди-ищи? Познакомься со всеми в деревне, не нарвись на неприятности и подозрения от местных, а если этот оборотень не в деревне, а в окрестностях обитает, то излазь уже все вокруг!
– Нереально, – Томаш был тактичнее, он прикинул ситуацию и её безысходность. Нет, Город иногда заносило в поручениях, и иной раз Инспекция шипела, валялась под столом от хохота от поручений, но тогда на их стороне был Квинт и они вместе что-то придумывали, выкручивались, сочиняли…
А сегодня он был слишком далёк от них и смотрел с каким-то раздражением. Да, это раздражение не относилось именно к ним, оно относилось к самой ситуации, так как Квинт сочувствовал троице, но раздражение было бешеным и копилось с утра.
– Ну что вы начинаете? Что вы опять начинаете? – не выдержал Квинт, раздражение прорвалось, и, наверное, в то утро не могло было сложиться иначе. – Только время тратить! Всё равно ведь поедете, а сейчас только спорить попусту!
И он сердито зашелестел листами отчётных документов, показывая как сильно и крепко он занят, а тут его ещё отвлекают!
– Прошу прощения? – Агата даже приподнялась со стула, – Квинт, ты понимаешь, что поручение убийственное? Мало того, что столкнуться придётся с оборотнем, так ещё и срок…
– В самом деле, – Томаш поднялся вместе с сестрой, – ну нельзя так. Мы может и готовы рискнуть, но нам нужна хотя бы неделя.
– Можно ли договориться о переносе срока? – Себастьян тоже не очень-то понимал эти возмущения Агаты от очередного бредового дела, но он был на её стороне и собирался оставаться там хотя бы из-за того, что именно с Агатой его связывали приключения и неудачи на службе в Инспекции, а не с Квинтом, который и из-за стола-то вылезал только для того, чтобы пересесть за другой стол.
Правда, Себастьян не вставал, но сама речь его и возмущение троицы, объединенное и просившее всего лишь отсрочки, не дошло до Квинта. Он отшвырнул от себя отчетные листы и грохнул всем своим недовольством, со вкусом и упоением рассказывая о том, как же сильно он устал от всяческих выступлений и неоправданных возмущений. Устал от того, что каждый требует чего-то от Квинта – Город требует сроков, а инспектора внимания и понимания, но кто же его, Квинта, когда будет понимать? Он лично устал не меньше, а может и больше чем они все.
– Ты хотя бы не рискуешь жизнью! – возмутилась Агата, и это возмущение было последней красной линией, у которой можно было остановиться.
Но Квинт, охваченный бюрократической усталостью, которую никак не понять полевикам, привыкшим к более грубым и простым методам работы, уже не внял никакому предостережению и заметил:
– А какая ещё от вас иначе польза?
И пошло! Он вспомнил и то, что Агата и Томаш пришли в Город сами, пришли сиротами, шестнадцати и четырнадцати лет отроду, ни пса неумеющие, незнающие и что Город обучил их, дал им жизнь, дал работу и вот они, вместо того чтобы помнить об этом долге, проявляют чудовищную неблагодарность…
Тут не выдержали уже Агата и Томаш. Перекрикивая друг друга, кричали на Квинта. Агата давила на то, что им обещали вообще-то другое, и никто не говорил про сон на вечно сырой земле и постоянный риск, за который Город, к слову, не несет ответственности. Томаш давил на иное: на то, что Квинт оторвался от их работы и даже не представляет чем он занимается.
В этой ситуации Себастьян, который всё ещё поддерживал своих друзей, но категорически не выносил скандалов, был забыт, а сам про себя мечтал скорее стать частью кресла, чтобы окончательно слиться с обстановкой и не напоминать о себе.
– Канцелярская крыса! – орала Агата. – Ничтожество перьевое!
Себастьян мог бы и напомнить о том, что он недавно и сам работал в канцелярии и переписывал отчеты, и только недавно попросился в полевики и что про крысу было почти обидно, но он решил что не стоит. Вместо этого нужно подумать о чём-нибудь другом. О чём-нибудь более реальном.
– Ну и пошли
