- Это не услуга твоему королю, это моя месть.
Чёрные глаза Урусова сверкнули злостью.
- Одно другому не мешает, князь.
Збарецкий достал мешочек.
- Здесь пятьсот злотых от короля, - пояснил он.
- Ты хочешь обидеть меня, пан? Я не нищий. Это будет месть.
- Добро, князь, - Збарецкий убрал мешочек, - мой король просит отомстить и царице Марине.
Урусов посмотрел удивлённо на поляка.
- Вы, липки, забыли степные обычаи, пан Кристоф. Жена не отвечает за действия мужа.
- Так, - согласился Збарецкий, - мы стали больше европейцами, чем азиатами, но почему бы не уважить просьбу короля Сигизмунда?
- Потому что есть честь мужчины и война, - гордо ответил Пётр Урусов, - ногайского война. Я свою саблю бабьей кровью позорить не буду.
Дальнейшие уговоры были бессмысленные и пан Збарецкий подумал, что обычаи обычаями, но за такие деньги саблю можно и опозорить женской кровью.
***
Утром 21 декабря 1610 года у поляков или 11 декабря у русских татары Урусова вернулись в Калугу из набега. Они разгромили роту пана Чаплинского, взяли много добычи и пленных.
Дмитрий в этот день был необычно весел, а поражение польской роты короля Сигизмунда ещё больше подняло ему настроение. За обедом он много шутил. После обеда намечалась охота на зайцев. Зайцы уже были пойманы и ожидали своего часа в клетках.
Обед продолжился за воротами города. Двое саней нагрузили наливками, мёдом, водкой, различными закусками. Сам царь Дмитрий ехал на третьих санях впереди всей процессии. Рядом с ним гарцевали на конях шут Пётр Кошелев, Иван Плещеев и ещё несколько бояр, среди них Пётр Урусов с двумя десятками татар. Остальные татары, чуть меньше трёх сотен всадников, полукольцом, как на загонной охоте окружили царя и его свиту, держась на расстоянии, как бы, чтобы не мешать.
Выехали на московскую дорогу, слева заросший кустарником берег речки Ячейки. Топот грозной татарской конницы за спиной радовал Дмитрия, внушал надежду: это его войско, его татары.
- Весной на Москву пойдём, - весело кричал царь, - нас там ждут. Пётр! Урусов, выпей со мной, боярин, ты сегодня отличился. Жалую тебя чашей из царских рук. Вино хорошее греческое. И люди твои пусть выпьют.
- Они мусульмане, им Аллах не велит.
- Я велю, - с пьяным упорством настаивал Дмитрий.
- Ты не Аллах, царь.
- А ты, князь, выпьешь?
- А я крещёный, я выпью, - сказал Пётр Урусов
Но пить не стал, только сделал вид, что выпил, вылил на землю. Дмитрий не заметил красного кровавого пятна на белом снегу. Скрипели полозья саней, топали лошади, поднималась снежная пыль, царская охота катила полем на север в сторону Москвы.
Пётр Кошелев поскакал вперёд, держа за уши зайца, размахнулся и кинул зверька перед собой. Заяц упал на снег перекувырнулся, встал на лапы и помчался вперёд огромными прыжками. Дмитрий приподнялся в санях, прицелился, выстрелил. Заяц подпрыгнул и упал.
- Попал! Первый! – радостно закричал Дмитрий. – По этому поводу надо выпить.
Подъехали сани с хмельными напитками, все дружно выпили. Кошелев достал из мешка второго зайца. Охота продолжалась.
Пять зайцев застрелили, два ушли. Дмитрий – радостный возбуждённый, хохотал, пил, закусывал, не забывая стрелять по ушастым зверькам. Уехали довольно-таки далеко от города. Сани царя въехали на вершину холма. Урусов решил, что пора. Он крутанул три раза плетью над головой, давая сигнал своим людям: с холма его все увидят. Три сотни татар подъезжали ближе к царской охоте, обнажая сабли.
Урусов зашёл с левой стороны царских саней, его младший брат целил в спину возницы из ружья.
- Царь, - крикнул князь Пётр, - короноваться будешь?
Дмитрий толком не понял, что сказал Урусов, но кивнул головой:
- Да.
Татарин вынул саблю из ножен и на скаку отрубил государю левое плечо вместе с рукой. Дмитрий машинально схватился правой рукой за левое плечо, чтобы удержать его на месте да так и застыл, мёртвый. Выстрел в спину повалил возницу, кони встали.
- Я возложил на тебя корону, - скалил зубы Урусов, кружа вокруг саней, - которая тебе подобает. Мы преданно служили тебе, а ты нашего татарского царя в реке утопил, меня плетью бил. Но ты только ничтожный дрянной московит, обманщик и плут, а выдал себя за истинного государя.
Дмитрий ничего этого слышать не мог, он умер. Татары на царских санях, порубили постромки, вывели коней, набросились с саблями на бояр и холопов Дмитрия. Пётр Кошелев и ещё несколько человек сумели вырваться и, разворачивая коней, делая большой круг, по полю, прижимаясь к кустам на берегу Ячейки, уходили в сторону Калуги. Убитый Дмитрий так и остался в санях на холме посреди заснеженного поля.
- Орак-бек, уходим?
- Уходим, - махнул плетью Урусов, а теперь уж точно Орак Янарслан улы.
Татары прихватили двое саней с провизией, лошадей убитых дворян, а самих дворян и царя раздели до исподнего и повернули на восток к реке Пельня, где их ждали семьи и остальные войны. Они двинутся ещё дальше и не доходя Тулы, свернут на юг, уходя в Крым, грабя по дороге русские деревни и сёла. Они, касимовские и романовские татары, уже не считали себя подданными русского царя, а считали себя подданными крымского хана. Всего в Крым с Урусовым пришло больше двух тысяч человек, включая женщин и детей.
***
Князь Григорий Петрович Шаховский и боярин царя Дмитрия донской атаман Иван Мартынович Заруцкий размышляли о дальнейших действиях, замышляя поход на Астрахань, привлечь на свою сторону Ногайскую орду. Заруцкий детство провёл в тех местах в плену у ногайцев, их русские звали юртовскими татарами, кой-кого там знал и очень рассчитывал на успех.
- Юртовские татары уже на нашей стороне. То, что часть их в Калуге, уже о чём-то говорит…
Но тут в горницу ворвался царский шут Петька Кошелев.
- Царь-батюшка Дмитрий Иванович убит! – безумно крикнул он.
- Что?! – не веря услышанному, взревел Шаховский.
- Татары Урусова предали и царя того…
Кошелев снял с головы шапку, уткнул в неё лицо и горько заплакал.
- Царицу постеречь надо, - поднимаясь, сказал Заруцкий. – Князь?
- Ступай, боярин, - отпустил его Шаховский.
Заруцкий с десятком донских казаков и с десятком яицких во главе с их полковником Нежданом Нечаевым, доскакал до терема царя и царицы. Царица в светёлке, атаман взбежал по лестнице, упал на колени.
- Беда, царица.
У Марины на лице испуг, схватилась за живот, живот большой, она на девятом месяце.
- Беда, царица, Дмитрия Ивановича убили татары Петра Урусова.
Марина закрыла рот ладошкой, в глазах ужас. Ахнула гофмейстерина и свита царицы, набранная из местных немецких девушек, заголосила, запричитала.
- Цыц, вы! – прикрикнул на них Заруцкий.
Иван встал с колен, поднял с лавки Марину, прижал к себе, зашептал:
- Успокойся, Маша, нельзя тебе, не дай Бог, что с плодом случиться. Это наша последняя надежда.
- И меня могут убить, Ваня.
- Поэтому и прискакал к тебе с казаками.
- Это всё польский король, он жаждет меня убить. Он татар подговорил.
Марина села на лавку и зарыдала, не так по Дмитрию, как из страха и жалости к себе.
- Пустое, - возразил Заруцкий, - Урусов за себя мстил и за касимовского царька.
- Нет, Ваня, я чувствую – это Сигизмунд.
Марина плакала не переставая. Свита её вытирала слёзы, боялись рыдать при грозном казацком атамане.
- Успокойся, Маша, - сказал Заруцкий, как можно спокойней, - сына родишь, всё наладиться.
- А если дочь?
Иван мотнул головой.
- Сына надо. Бабы что говорят?
- По приметам – сын.
- Дай то Бог.
Иван перекрестился, поклонился, повернувшись к образам.
На улице конский топот, шум, в терем ворвался татарин.
- Беда, батька.
- Юсуп, ты? Что случилось?
Заруцкий сбежал вниз.
[justify][font="Times New Roman",
Выбираю историю России, события Смутного времени.
Во втором рассказе смутил открытый финал. В начале рассказа не совсем понятно, о каком времени идёт речь.