заслугам…»
«Какие же есть доктора, сущие монстры прямо, чудовища! - всю дорогу домой, чуть не плача, ехал и думал я, что есть мочи сжимая дрожавшие от волнения губы, удерживая слёзы в глазах. - Никогда не думал, не подозревал, что настоящие садисты и упыри работают в наших клиниках, бездушные кровавые палачи, получающие заряды бодрости от человечьей боли, криков и крови… Это же не женщина-мать, право слово, не человек и не врач никакой. Это - настоящая ведьма, панычка гоголевская, которая Хому Брута терзала в церкви, до безумной смерти того довела. Её, заведующую эту злобную и кровожадную, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к больным, коли она их всех люто так ненавидит… Бедная ты моя, бедная! - ехал и думал я про жену, представлял её, измученную, в палате. - Сколько лет уже по нашим больницам мотаешься, на подобных человеко-подобных монстров глядишь с терпеливым смиренным ужасом. Наказы их, рекомендации и советы пустопорожние выслушиваешь и записываешь в тетрадку, пророчества подчёркнуто-“оптимистические” регулярно проглатываешь и перевариваешь в себе по поводу больших и серьёзных проблем в будущем, от которых и здоровый-то человек заболеет, не то что больной… Да больным первое и главное, что требуется, - это слово доброе, приободряющее, от которого они оживут и окрепнут в два счёта, веры и сил наберутся. Гораздо лучше и больше, чем от лекарств. Это же так очевидно даже и мне - не врачу и не специалисту…»
118
- Вот что творилось, Витёк, в наших советских больницах при коммунистах, какие там процветали порядки и нравы, которые все теперь с ностальгией почему-то кинулись вспоминать. А новую жизнь, наоборот, почему-то принялись клясть нещадно - горланить с пеной у рта, истерично руками размахивать, что тогда-де у нас всё бесплатно и доступно было, был какой-то порядок мифический, чуть ли не рай, которого нет теперь, который-де Ельцин пришёл и разрушил, всех оставил ни с чем! А кому был нужен такой-то порядок и такое бесплатное лечение, скажи?! Что было проку от нашего прежнего советского врачебно-медицинского лоска и похвальбы?! - если в наших больницах грёбаных бардак ещё больший, чем в советских НИИ процветал! Если там уже не о помощи лекари наши алчные думали, не о лечении, а о том лишь, как бы покруче несчастных пациентов своих напугать диагнозами самыми жуткими, невероятными, и к себе пристегнуть покрепче - чтобы стали больные попокладистее и пощедрей. А потом, одураченных и напуганных, с толку сбитых, их и обобрать до нитки, до последних рубах и штанов, как это современные целители-шарлатаны делают на всех московских углах и переходах. А раньше - цыганки чумазые этим методом по отъёму средств особо грешили, что по вокзалам шлялись… А в 70-е и 80-е годы уже и дипломированные и остепенённые врачи клиник как цыганки привокзальные стали - точь-в-точь! - такие же грязные изнутри, бессовестные, подлые и циничные…
- И правильно сделали Ельцин с Гайдаром, что перестали им, этим сукам зажравшимся, огромную зарплату платить, что пустили наши больницы по ветру. Глядишь, вся эта нечисть прожорливая оттуда и разбежится, дай Бог, в Европу и Америку умотает за длинным рублём, за жирным наваром тамошним. А у нас тут тогда всё постепенно и наладится, глядишь, когда молодые русские кадры в больницы придут на смену старым алчным нацменкам - совестливые, ответственные и работящие, жалеющие и любящие больных, им реально помочь, а не обобрать мечтающие… Так что не хаять надо Ельцина за бардак, а хвалить: этот его бардак нам большую пользу ещё окажет…
- Да это и происходит уже, очищение и оздоровление медицины - на глазах прямо-таки. И у нас в Москве, и по всей пост-советской России одну и ту же можно лицезреть картину, когда из лишённых прежнего богатого финансирования медицинских учреждений и центров на улицу валом народ повалил, прежние зажравшиеся советские врачебные кадры. Кто - прямиком за рубеж очертя голову мчится, кто - в частные клиники или ещё куда. На госслужбе же остаются и влачат жалкое существование как раз те - русские люди по преимуществу и настоящие Врачи-целители, Врачи-кудесники по сути своей, - кому, элементарно, некуда да и незачем убегать, со своей-то Родины; кто пришёл работать в больницу по призванию исключительно, а не из-за подарков и денег, и кого их отсутствие, ввиду этого, не напугало сильно, не напрягло и самолюбия не уязвило. И они продолжают спокойно и бескорыстно врачебную лямку тянуть - лечить больных самыми простыми и скудными средствами, из последних сил помогать, возвращать к полноценной жизни, к труду. И это у них, надо сказать, здорово получается. То, что больницы России выжили и не закрылись совсем в 92-ом году, а больные получали и до сих пор получают медпомощь - исключительная заслуга самоотверженных русских целителей, работающих теперь за кусок чёрного хлеба по сути, но продолжающих, несмотря ни на что, вкладывать в больных знания, врачебный опыт и душу…
- Мы, Вить, это лично и воочию в прошлом году с супругой могли лицезреть, доподлинно подтвердить эти мои наблюдения собственным своим опытом - такое врачебное преображение, подвижничество и доброту, - ибо в начале прошлого года бедной Маше моей опять пришлось лечь в клинику на операцию, и опять по части гинекологии, извечной её беды. В 67-ю городскую клиническую больницу её тогда направили, что на Карамышевской набережной располагается, на высоком берегу Москвы-реки рядом с Серебряным бором, в которой, я больницу имею в виду, разруха теперь процветает полная и совершенная. Там по обшарпанным, грязным и разбитым палатам ветер, можно сказать, гуляет и какого-то затрапезного вида больные тоскливо расхаживают самых разных национальностей и вероисповеданий. А возле них вечно крутятся немытые родственники с баулами, заполонившие собой все коридоры и холлы. Грязь, смрад, тошнотворный запах повсюду, шум ужасный. Прямо не больница, а бомжовник какой-то нам с женой показался на первый поверхностный взгляд, вокзал провинциальный, приют для переселенцев. Ужас! что там теперь творится, короче, в столичных некогда славных клиниках, гремевших ещё недавно на всю страну. В советское время подобного себе представить было бы просто немыслимо: в гинекологии тогда всё было абсолютно-стерильно, ново и белоснежно; а родственников в палаты и близко не подпускали - все в коридорах Приёмного отделения беседовали или же через окно…
- И в таком вот бомжовнике после-перестроечном предстояло Маше сложнейшую операцию делать, лежать и восстанавливаться после неё. Перспектива, как говорится, не радужная ожидала, не оптимистичная… «Куда мы попали, глупые? и какого лешего сюда припёрлись? - дружно подумали оба, едва переступив порог Приёмного отделения в корпусе «Г», которое, как нам показалось, месяцами не убиралось, не ремонтировалось; где ожидали очереди на сломанных стульях толпы мрачных диких людей, и где было достаточно грязно, темно, холодно и неуютно. - Как в таком зловонном гадюшнике вообще могут кого-то лечить? И от чего-то вылечить?»… Были бы у нас с женой деньги или же связи в медицинских кругах, - мы развернулись бы и ушли, попробовали поискать что получше. Но ни связей, ни денег у нас не было лишних, ни тогда, ни теперь. А операция требовалась незамедлительная… И мы из Приёмного отделения не ушли, мучительно выстояли очередь вместе со всеми, после чего получили направление в отделение гинекологии, что располагалось на 2-ом этаже соседнего корпуса «Б»…
- К заведующей отделения, как сейчас помню, мы оба как на пытку шли, как на казнь, ожидая увидеть там привычную семитскую упитанную физиономию и выслушать кучу гадостей в свой адрес по поводу лишнего веса либо ещё чего: ушлые гинекологи, они, как известно, и к румянцу на щеке придерутся, к родинке, если это только не их щека… И какого же было наше изумление, Витёк, дорогой, когда, переступив порог указанного кабинета в самом центре длиннющего этажа, мы, изумлённые, увидели там белокурую русскую женщину одного с нами возраста - Тропинину Елену Владимировну. Пышнотелую красавицу с лучезарной улыбкой на губах, да ещё и большую умницу, кандидата медицинских наук, которая нас встретила так ласково, дружелюбно и так приветливо, как обычно встречают дорогих гостей, которых тысячу лет знают.
- Усадив нас, изумлённых, на мягкий диван, что стоял у неё в кабинете, она сама села подле и начала подробно и очень внимательно расспрашивать цель визита, мимоходом бумаги листая и изучая, что Маша всучила ей… Всё быстро тогда выяснив и прочитав, задав кое-какие уточняющие вопросы, она под конец сказала, не переставая широко улыбаться на удивление светлой и белозубой улыбкой, от которой по-настоящему празднично делалось на душе, - сказала, что хорошо поняла ситуацию и проблему; что операция действительно требуется, которую она сама же и проведёт в ближайшие пару дней; что таких операций, дескать, она уже не одну сотню сделала, и технологию их хорошо освоила, знает. Чем обнадёжила и успокоила нас обоих так, как одна только мать родная и успокоит. И в палату двухместную с телевизором она пообещала супругу мою положить, поскольку мы были коренные москвичи, а не приезжие из Средней Азии, не гастарбайтеры; и сама же взялась провести послеоперационную реабилитацию. Представь и подумай, Вить, какое обхождение и какой сервис, про который мы, беднота, ранее и мечтать-то не смели!
- И всё, что она обещала нам - и сие обстоятельство было более всего удивительно, неправдоподобно даже, - то до последнего слова и выполнила, не обманула ни в чём: и полосную сложнейшую операцию самолично провела так, что моя Маша совсем не почувствовала боли, которую она прежде даже и во время “чисток” постоянно чувствовала; и сама же ежедневно забегала в палату по нескольку раз, давала советы больной, а медсёстрам своим - указания. Просто чудо какое-то, а не врач! Волшебница настоящая! Эх, если бы все врачи у нас точно такими же были! И больных бы, наверное, не осталось ни одного... Неудивительно, что уже на второй послеоперационный день исполосованная супруга, пусть и аккуратно очень, но встала и под душем помылась, а на третий день мы с ней под руку гулять пошли и ходили вокруг корпуса «Б» достаточно долго. И, вообще, настроение всю ту неделю, что Маша в больнице лежала, было у неё самое что ни наесть приподнятое и сияющее - никаких абсолютно последствий не ощущалось, страхов с сомнениями, апатии, уныния, пессимизма. Всё было в норме, работало как часы: больная уверенно шла на поправку. И виною тому, безусловно, была её лечащий врач, Тропинина Елена Владимировна, которую нам, вероятно, Сам Господь Бог послал за все прежние муки и горькие слёзы, которая одним только лучезарным видом своим вселяла в нас обоих уверенность и надежду.
«Какие же, оказывается, есть доктора на свете, Валер, какие добрые и приятные! - все прогулки только и делала, что восторженно твердила жена, Еленой Владимировной очарованная. - Чего же раньше-то я её не встретила, Господи, в свои молодые годы, когда меня без толку гоняли и футболили все по разным злачным местам, процедурным комнатам и кабинетам?! Отчего мне тогда одни лишь ведьмы и мигеры злобные попадались, размалёванные и
