ворон

молоко, из блюдечка выбирает кусочки рыбы или мяса, шипя на Джека, большую глупую лайку: если задрожал воздух от лая и визга лайки, значит, Барсик трапезничает.
Кот, так же, как и Ворон, ненавидит собак. Джека терпит с трудом: котельщики за оцарапанную морду Джека могут лишить кота ежедневной плошки молока. Лайка гоняет зайцев и песцов для охотников, любит лежать за большой печкой на оленьей шкуре. Но другим поселковым псам, пытающимся тут погреться в стужу, крепко попадает от Барсика. Шерсть летит клочьями, пёс места себе не найдёт, в котельной мужики кота в обиду не дадут. Но и Барсик, если гулять начинает, с большой осторожностью по посёлку пробирается.
Ворону не видать, что творится в котельной, но, услышав шум битвы, он обязательно выбирается на крышу и, увидев мчащегося чужого пса, срывается на него, раскинув огромные крылья, старается клюнуть побольнее. Окончательно подружились они с Барсиком, когда Ворон один остался.
Птенцы вывелись горластые, ненасытные. Уж когда совсем невмочь, когда искать еду нет времени, заскакивал Ворон в открытую дверь котельной, хватал кусок рыбы или мяса, приготовленный Барсику, и к своим горластым. Кот лишь глаз приоткроет да вздохнёт жалостливо, полёживая на широком подоконнике. Умный Барсик, всё понимал. Где-то он сейчас, и где ненасытные детишки - воронята… Осенью поднялись на крыло и поминай, как звали – батька откормил! Залоснилось перо вороновым глянцем. Ну а вначале так смешно запрыгали по обширному чердаку, теребя, пробуя клювом всё, что попадётся. Больше всего Ворон переживал о дочке… маленькая, братья затолкают в гнезде, шеи вытянут, рты раззявят… Всё ж и её выходил!.. С последними птицами улетела…  Белая крупа сыпала, лужи льдом взялись, а она возле батьки крутится… мол, что сидишь, старый, что нахохлился?..
А Ворону тут привычно. Лишь бы котельная работала, куда старику с родного места срываться. Грузчик его не забывает, радостно взмахивает руками, отставляет лоток, садится на крыльцо, достаёт сигарету, сидит, курит. И Ворон сидит на столбе, иногда к грузчику выходит женщина, выбегает мальчишка. Мальчишка свистит, манит Ворона конфеткой. Если конфета остаётся, Ворон её обязательно подберёт, уж очень глаз радует разноцветными красками бумажка. А сама начинка – так себе… пить с неё хочется. Зимой снегом приходится утолять жажду… горло стынет.
Сколько Ворон прожил один, не вспомнить. И сколько проживёт…
Когда-то он на зиму улетал в тёплые края, но если подумать, то совсем и не в тёплые, чуть потеплее, и снег там, и морозы, и метели. Но всё ж не так, как тут.
…Ворон помнит себя совсем воронёнком. Родился он в большом гнезде, удобно свитом из веток тальника на старой, высокой лиственнице. На месте этой лиственницы теперь стояло бетонное здание котельной, дымила старая труба. Оленеводы, кто тут жил, ушли далеко в тундру, угнали многочисленные стада оленей, убежали маленькие мохнатые собаки, совсем не злые, звонкоголосые, но их острые зубы воронёнок помнит.
Окрепнув, решил опробовать силушку, повернулся неловко и вывалился воронёнок из гнезда, и сумел расправить крылья, даже взмахнул ими несколько раз, поэтому и пролетел через кусты, канаву и угодил прямо в кучу собак, деливших потроха забитого оленя. Старый пёс цапнул некстати подвернувшегося птенца зубами, кинул в сторону. Но и этого хватило воронёнку. Он бездыханно, прикрыв глаза, лежал во мху. Собачонки яростно таскали потроха, наступая на птенца, пачкая его пёрышки требухой. Увидела воронёнка маленькая девочка Катя. Разогнала собак, подхватила птенчика на руки. Воронёнок, почувствовав тепло рук, приоткрыл клювик. Катя пустила ему слюны в ротик и побежала домой, прижав птенца к груди. Там воронёнка отмыла, напоила водичкой и положила в тёплую постельку, выкинув из неё куклу. Птенцу лежать вверх лапками неудобно, он перевернулся… больно в косточках, но всё же получилось. Воронёнок притих, смотрит, что в незнакомом большом гнезде творится. Народу много, жарко… Из своего гнезда птенчик их всех видел. И казались они совсем маленькими, а тут огромные, каркают на разные голоса…
Птенец привык к Кате, брал с её рук кусочки лепёшки, клевал крупу, пил водичку, ему даже стало нравиться тут. Научился каркать: Катя, Катя… Вот уж радовалась девочка. Но в открывающуюся дверь он видел голубое небо, мох, траву. Ветер доносил запахи хвои и зелёных листочков. Даже слышал далёкие птичьи голоса, наверное, папа и мама искали его. Скоро воронёнок стал разгуливать по домику, несколько раз пробовал подпрыгнуть и помахать крыльями, но места мало.
Птенчик окреп и возмужал. Однажды, оставшись один, он услышал близкое карканье и хлопанье крыльев. Воронёнок давно присматривался к прорехе в пологе. Он просунул голову… Ох! Как здорово! Столько света и простора!.. На сложенных кучей санках сидит папа-Ворон, возмущённо ругается на собачат, беснующихся внизу. Увидев сына, Ворон поднялся в воздух и низко пролетел, уводя собак за собой. Воронёнок неловко перевалился через край дыры в пологе, ударился о мягкий мох. Встал на ноги, расправил крылья, вздохнул полной грудью и… полетел. Полетел, мощно и сильно махая крылами. Он сделал круг над стойбищем. Внизу, среди ягодника голубики стояла Катя, махала ему рукой, что-то кричала. Он каркнул: Катя!.. и  уже намерился к ней спуститься, но увидел своих папу и маму, и братьев, и сестёр. Они кружили высоко над ним, призывая к себе пронзительным, строгим карканьем…
Через несколько дней стая молодых воронов улетела, с ними и воронёнок. Вернулся Ворон уже с Воронихой, вернулись сюда же. А Катю он увидел не скоро, ушли эти люди в другие места…
Много воронят выпустила семья воронов в мир и много раз слетала туда, где теплее, но всегда возвращалась на лето в старое гнездо, свитое на могучей лиственнице. А однажды весной, прилетев, не узнали места. Дымили и гудели могучие машины, лежали огромные деревья, круглые, пустотелые и очень крепкие и холодные. Множество людей сновало между ними, сверкал, как молния, огонь, трещало пламя, дымило задышливо и противно. На санях стояли железные чумы. Ворон с подругой долго кружили над тундрой, выбирая себе место для проживания. Но куда ни глянь, страшные машины, дым, грохот, люди. Нет, всё это им не в диковинку. В тёплых краях и машин, и людей, и дыма, и грохота достаточно, но чтоб тут…
Всё изменилось сразу, и даже как будто легче стало Воронам жить. По тундре валяются потроха оленей, головы, шкуры, копыта. Тухнет рыба… где забыли, а что просто унести не смогли. Выводи птенцов, питания достаточно. Но… но! Меньше стало оленя, меньше зайца, лемминга, страшно забухали по окрестностям, изрыгая огонь и смерть, ружья. Одна дробина засела в крыле Воронихи, может с неё и не смогла подруга увернуться от зубов оголодавших псов… рыскают по окрестностям, всё подбирают: и тухлое, и живое.
А однажды Ворон встретил Катю...
Только вернулась из тёплых краёв семья Воронов. Жили они уже возле трубы в котельной. Не нашли лучшего места во всей тундре, спокойней тут, и подкормиться всегда можно. Ворониха на гнезде сидит, Ворон съестное ищет. Как-то долго летал, устал, присел на брёвна, штабелем сложенные на берегу реки, сидит, озирается. Двое детишек санки по грязи тащат, на них старая женщина… туловище у неё короткое, ног нет... Клюв Ворон раскрыл, а почему? Как без них? И занервничал почему-то Ворон, заволновался. Всматривается… Седые космы из-под платка свисают, слюнявый рот ругательства изрыгает. Ворон смог бы их повторить, но очень злом от них веет, злом, болью, отчаянием. Остановились детишки напротив Ворона, сели на брёвнышко, закурили, мамке сигарету сунули. Та два раза пыхнула, глаза подняла… оплывшие, потухшие… да так и застыла. Слёзы побежали по морщинистым щекам, затряслась голова, губы бессвязно что-то залепетали. Дети покурили, за верёвочку взялись санки тащить, мамка головой крутит: «Не трогайте…»
Вот так и сидели… Ворон чёрный, пером глянцевитым лучи солнца отражающий, глаз лишь карий туманен и строг, и женщина Катя, в лучах этих, маленькая, смешливая и заботливая… отпаивает воронёнка слюной.
Переступил Ворон с ноги на ногу и громко крикнул… «Катя!.. Катя…» Взмахнул могучими крыльями, повыше взлетел, всё ему видать: супруга на гнезде потомство высиживает, далеко внизу двое детишек саночки от берега реки к посёлку тянут: на лодке маму привезли по каким-то делам, может, пенсию получить…
…Большую жизнь прожил Ворон. Стар он и одинок, долбит сейчас мёрзлый кусок мяса. Даже по сторонам не смотрит. Хоть бы с ягодку живительного… проглотить, успеть, пока поселковые собаки не узреют, не унюхают, тогда доберутся и сюда. Мела эти дни пурга, где сугробы огромные нагромоздила, а где вот как тут выдуло до земли, до мха, ягеля, и утерянная ляжка на виду. А сил у Ворона совсем чуть-чуть. Сгорела котельная, пропал друг, кот Барсик. Застрелили Джека… много их развелось, собак… а всё ж. Одно время жил Ворон на чердаке свинарника, ничего жил. Но закрыли свинарник, свиней порезали, всю зиму питался Ворон убоиной. К грузчику не летал, а когда наведался, там другой, бородатый и злой. «Сгинь, нечистая сила!..» – рявкнул мужик и рукой замахнулся.
Всё лето искал себе Ворон место, к людям присматривался, к чердакам, и вроде нашёл.  Кормить старого Ворона, как грузчик, никто не пожелает, но это и не страшно, много ли ему одному надо… А вот зиму перезимовать без мало-мальского тепла трудно. Сядет летом Ворон на брёвна сгоревшей котельной и может сидеть сутками, благо, солнышко не заходит. Всё дума его мучает… зачем он так живёт?.. к чему всё, им виденное?.. для чего сердце, израненное, бьётся?.. Замёрзнуть, и всё! А то тепла он ищет, но нашёл всё же! В новой электростанции труба вентиляционная, дыра круглая в стене, под крышей, короб тут выходит наружу, он по стенам внутри здания проложен, по нему гонят вентиляторы наружу грязный отработанный воздух; шум ужасный, страшно вначале было, да привык. Садится Ворон на трубу, кусок бетона над выходом трубы выбит, пролезает внутрь и по железному коробу шагает туда, где потише, где не так дрожат стены, и вполне тепло, лишь бы не соскользнуть с округлого железа. Бывало и такое, первый раз сорвался, с ружьём рабочий прибежал, но другой не дал выстрелить…
Вроде жить можно, если б не лютая в этом году зима, и возраст, наверное… Совсем ослаб Ворон. Долбит клювом мясо, ну хоть бы кроху мяса отбить, и ожил бы старый. Никак не хочется умирать, не всё ведь увидел. Что дальше с этим краем случится?..
Детишки Катины выросли: девочка и мальчик. А Кати уже нет. Искал Ворон, как обычно, к весне что-нибудь перекусить… В тундре вытаявшая женщина в овраге… в короткой малице лежит. Длинная малица не нужна ей... Опершись о хвост, стоял Ворон… Совсем это и не Катя… наверное. Есть хотелось… Сердито каркнул и полетел дальше. Повезло ему тогда, мешки с рыбой вытаяли, облезлые песцы много растащили её по кустам, и Ворону хватило. Наелся, припрятал много, успел. И сейчас повезло, но тяжела ляжка, не сдвинуть с места, кусок требухи примёрз, не отдолбить.
Отчаянный лай заставил Ворона сорваться в воздух. Молодой лопоухий пёс катился с горы. «Глупый», - усмехнулся Ворон. Пёс серый, хвост кренделем, устремился к мясу, на Ворона