Unicode", "Lucida Sans", sans-serif]Осень шуршала дождем по прелым листьям. Их терпкий запах на миг, казалось, выбил почву из-под ног беглеца. Владимир присел на сырую ступень крыльца, прислушиваясь к ночной осенней тишине, и вдруг с какой-то страшной очевидностью и тоской почувствовал, насколько он одинок. Уснувшая в ночи земля мотается зачем-то вокруг солнца, мимо нее проносится разнообразный космический хлам, а он, Давыдов Владимир, сидит сейчас неизвестно где, в шуршащем пакете без ручек, на сыром бетонном крыльце и вдыхает осень. Господи, как все это печально.
Давыдов поднялся. Промокшие ягодицы неприятно зябли под слабым ветерком, как если бы он ходил сейчас по больничному парку совсем без штанов.
Вокруг парка, насколько он смог заметить при тусклом желтом свете редких фонарей, высился не менее чем трехметровый кирпичный оштукатуренный забор с колючей проволокой поверху. Прямо под фонарем виднелись железные ворота, украшенные сверху острыми наконечниками. При них, естественно, будочка типа КПП. Давыдов направился туда.
Напротив турникета сидел охранник в камуфляже. Именно профессиональный охранник, а не ряженый инвалид - это Давыдов почувствовал сразу и по широте его грудной клетки, и по толщине заросших рыжим волосом рук, и по запаху пота, не кислому, застоявшемуся запаху мало двигающегося человека, а терпкому , который появляется после тяжелых упражнений с железом на спортивных тренажерах.
- Далеко собрались, господин Давыдов? - Поднимаясь во весь свой рост, спросил охранник.
- Страна знает своих героев, - как можно более независимо попытался ответить Владимир. - Курево закончилось. Пойду в ближайшую палатку, куплю пару пачек.
- Очень жаль, Владимир Владимирович, но ночью выход за территорию клиники запрещен. Ничего не поделаешь, устав.... А сигареты, пожалуйста, у меня возьмите. И очень уж осведомленный и услужливый страж подал Давыдову цветастую пачку. Владимир спорить не стал, а прикурил, поблагодарил охранника за сигареты и угрюмо зашагал к корпусу. Все что надо, он уже увидел. В будке на стене висел стенд с обозначением пожарных кранов и колодцев этой клиники. Но не это было самое важное, что увидел Владимир. Больше всего его поразило название клиники, написанное на этом стенде: «СПЕЦИАЛЬНАЯ ПСИХОНЕВРОЛОГИЧЕСКАЯ КЛИННИКА ЗАКРЫТОГО ТИПА. ГОР. МОСКВА».
Вернувшись в палату, Давыдов с омерзением выпил неразбавленный теплый спирт, закурил и расплакался. Жизнь показалась ему еще более мерзкой и гнусной.
Глава 6. Попытка третья. Испания.
- А что ж ты думал! - кричал, оправдываясь, Ручкалов. - В хирургическом отделении мне позволят проводить мои эксперименты? Или тебя там будут долго держать с твоим примитивным переломом? Это в наше-то время? Как бы не так. Десять дней максимум, и лети лебедем домой, под наблюдение местного врача, у которого до обеда прием, а после обеда - вызовы на дом. И за все удовольствие - пять тысяч. Нет, паря, ты и в самом деле полный наивняк. Естественно, спецклиника. А как иначе? Только ты запомни: это моя клиника. Я не просто главный в ней врач, нет. Я ее владелец. И только поэтому мы сможем наконец-то разобраться во всех твоих треклятых невезениях. И без всякого психоанализа. Ну что, усек?
Чем больше распалялся Ручкалов, тем явственнее в его криках чувствовалась какая-то фальшь. Но мягкий по натуре Владимир просто физически заболевал, когда рядом с ним кто-нибудь так беззастенчиво лгал, тем более, если на шее выступили жилы.
- Да верю, верю, успокойся. Включай свой магнитофон. Ведь я уверен, что ты уже сопроводительную шапку на третью инъекцию уже нашептал. Ведь верно? Знал ведь, сукин сын, что я все равно соглашусь. Что мне и самому любопытно свои корни получше рассмотреть. Да, наверное, у любого от такой возможности слюнки потекут. Так что, пожалуй, и не стоит больше зря воздух колебать. Коли уж свое зелье, Павлов ты наш новоиспеченный.
Увеличенная почти вдвое доза вывернула Владимира наизнанку, собрала его сознание в комок и выкинула на широкой деревянной пристани.
Пьер Ж'Озе из Прованса, молодой человек лет тридцати, мастер витражей и мозаичных панно, стоял на выбеленном солнцем и морской водой дощатом причале и с удовольствием вдыхал влажный, пропахший йодом и рыбой воздух, в теплую горечь которого вплетался чуть заметный аромат спелых апельсинов.
- Испания! - Радостно проговорил он и направился в сторону виднеющихся руин бывшей мавританской крепости Маджирит. Порт, по которому он сейчас проходил, перешел в рынок, где на разные голоса продавцы, черноволосые экспансивные испанцы и меланхоличные иудеи с грустными глазами, предлагали таким же, как и они, экспансивным и меланхоличным покупателям разнообразные дары моря и фрукты.
Густая вонь отбросов, человеческих экскрементов и протухшей рыбы, казалось, никого не смущала.
Ушлые громкоголосые продавцы, несмотря на несколько экстравагантный вид Пьера и полное отсутствие интереса к товарам, разложенным на деревянных лотках, пару раз почти в лицо ткнули ему какими-то зубастыми тварями, громко уверяя , что эти рыбы только что плавали в море, хотя от их склизких голов с белесыми выпученными глазами откровенно несло тухлятиной.
А одежда на Пьере Ж'Озе и в самом деле была довольно оригинальной по испанским меркам. Лиловые штаны в обтяжку, типа санкюлотов, кожаные туфли с загнутыми носками, легкая кожаная куртка без застежек и рукавов, белая льняная рубаха и такая же белая легкая шапка с козырьком, прикрывающим от яркого солнца смуглое лицо и удивительные зелено-голубые глаза.
Через плечо он нес короткую бамбуковую палку с привязанной к ее концу увесистой сумкой, а на поясе рядом с кожаным кошельком висела потертая легкая праща, по которой было видно, что ее хозяин пользуется ею довольно часто.
Пройдя через мощеную площадь, и внимательно осмотрев недавно выстроенный собор с высокими стрельчатыми окнами, Пьер напрямик, через городские апельсиновые сады, уверенно направился к парадному подъезду резиденции королевы Изабеллы.
Вооруженной страже, стоящей на улице в тени портика, вполне хватило большой королевской, красного сургуча, печати, болтающейся на истертом свитке, предъявленном стекольных дел мастером, но в зале, перед высокими дубовыми дверями, грамоту дотошно изучил горбун в черном, с серебряной чернильницей и серебряным свистком на поясе.
- Каким языком владеешь? - на ломанном французском осведомился он у Пьера.
- Кроме родного французского, знаю и свободно говорю и пишу на английском и немецком. Хорошо понимаю итальянский. Но вот испанский язык, мне пока, увы, незнаком.
- Когда придет переводчик и секретарь, владеющие перечисленными тобой языками, королева Кастилии и Арагона, Гранады и всех земель и колоний Испании, примет тебя, если пожелает. Жди.
