Летние переулки маленького города

ему, а он — в благодарность читал что-нибудь, что скорее всего и его прозой не было. Замечательный человек, мне его будет не хватать.
— В самом деле? — подходя ближе, Нория желала поддержать разговор.
— Да, — спокойно кивнул юноша, — Часто гостил у него летом. Искренний, веселый и чистый человек. Такие нынче редкость…
Пробегаясь по иностранке оценивающим взглядом Игорь насилу держался, чтобы не совершить чего-нибудь импульсивного. Он видел ее отливающие серебром черные кудри. Видел зеленые глаза, что отражали, светящую в большое окно, полную луну. Видел красивый изгиб губ. Видел дрожащую на шее венку. Видел румяные, как спелые яблоки, щеки и тонкие ровные руки, за которые ее так и хотелось взять.
— … Такая же редкость, как и чистая родная речь. Но твоя… Ни в какое сравнение… Нория, откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
— Нууу, — слегка смутилась заморская девушка, — Курсы в интернете, видео-уроки от носителей языка, живое общение… У меня ведь лучшая подруга в России живет… Плюс русская классика…
— Позволь угадать… Достоевский?
— Нееет… Емец, Донцова и Лукьяненко. В молодости читала еще Булгакова вместе с Чеховым, но… Полагаю не всю литературу можно просто читать…
— Пожалуй, соглашусь. Как человек, которого в детстве много к чему пытались приучить… Нория, можно заявить?
— Заявляйте… — опешила девушка, чья левая ладонь по-прежнему находилась в его руках.
— Я никогда не видел американки красивее Вас…
— …Отчего внезапный переход на «Вы»?
— Не перебивайте, пожалуйста… Думаю я… Я… Я…!
Игорь было хотел сказать обладательнице желтого чемоданчика нечто очень важное для него, а быть может и для них обоих, но из-за косяка дверей появился знакомый силуэт — силуэт его старшего брата — и не сумев выдавить из себя больше ни слова юноша стремительно удалился прочь, напоследок оставляя на ее и без того румяной щеке пылкий поцелуй.
Нория подобному знаку была рада и тепло приняла к сердцу попытку выговорится. Она хотела обернуться и посмотреть, что же помешало и столь сильно смутило паренька, но в комнате, кроме нее, никого больше не было, косяк опустел и лишь искусственный камин потрескивал голограммой живого огня.
☘☘☘
По возвращении в гостевую комнату, Нория не обнаружила своей горничной.
На постели лежала одежда, которую та заботливо выбрала за нее, на столе стоял поднос с чашкой ароматного кофе и тарелка с горой сытных бутербродов.
Колбаса и сыр, сыр и масло, масло и колбаса — ну чего ещё может просить туристка, привыкшая к пучкам салата, куриному грилю и бобовой пасте, неуместно торчащим из сухих булочек для бургеров?
Сменяя наряд и пряча заветную записку в кармашке пижамных штанов, чтобы обязательно прочитать ее позже, мисс Гилперс бегло осмотрела свои покои, проверила припрятанные важные вещицы, и предметы нарочно оставленные там, где их кто-либо мог найти и поняла интереснейшую вещь, от которой она не могла не улыбнуться.

«Сработало. Игра начинается…»

Самым ранним утром, в час, наступивший задолго до завтрака, трое людей выскочили в холл с дикими криками о несправедливости.
— Что за наглость такая? — кричала вытянутая особа, та, что была обладательницей старинных туфель, а вместе с тем секретаршей безвременно ушедшего детского сказкоплёта. От него она получилась хорошую связку ранее не печатавшихся рассказов.
— Что случилось, что?! — причитали домашние служащие, в задачах коих было быстро привести своих сонных господ.
— Вооор, тут вор! — верещала высокая племянница, — Кошмар какой, меня обокрали!
— Меня, к слову тоже, — непонятно зачем поднял руку вдовствующий врач. Стоявшая рядом с ним журналистка без норки нервно жмурилась. Семён в такой позе выглядел предельно нелепо, что отбрасывало тень несуразности и на ее сторону.
— Да что вы говорите… — задумчиво промычал спустившийся вместе с Норией Игорь. Его комната тоже находилась на втором этаже и потому не было удивления от их совместного появления.
— Я слышала, что тут это не редкость. Что и раньше, хоть и мелкие, а кражи случались, — подала грубоватый голос тучная женщина.
— Давайте позвоним в полицию, — предложили оставшиеся две племянницы, коих из-за спины высокой сестры почти не было видно, — Они приедут, мы им все объясним и полисмэны начнут поиски, а мы им и мешать не будем — пойдем на улицу… Погулять.
— Надя, Вика такие глупости прокатили бы где-нибудь в Европе, но здесь свои «ритуалы», — скрестив руки на груди тихо рычала Клава. Глупости, выдаваемые тройняшками, ее подбешивали, а наклонности хорошего журналиста приходилось держать при себе, поэтому ответ выходил чересчур резким.
— И что же тогда делать? — спросила вытянутая дама.
— Н-ничего, — подал голос, опустивший руку, Семён, — Обычно вещи сами возвращаются, поэтому мы ни разу полицию не вызывали. Решали всё, не вынося сор из избы, так сказать…
—… Сор из избы? — прошептала Нория, удивленно поворачиваясь к Игорю.
— Ага, — кивнул юноша, — Поговорка такая русская. Значит, что любое плохое… Ссоры, обиды, недосказанности и прочее, за дверь дома не выходят.
— Ааа, — понимающе закивала американка, — Что происходит за закрытой дверью — дело сугубо людей за этой дверью…
— Типа того, — добродушно пожал плечами русский, — Хорошая аналогия вышла. Ты молодец. Пойду, посмотрю, не готов ли завтрак.
Светловолосый паренёк прыжком преодолел остаток ступеней и босыми ногами потрусил в двери кухни, откуда тянулась струйка приятного и вызывающего слюну запаха. Помогая с накрыванием на стол и зазывая всех в столовую Игорь в очередной раз вызвал улыбку новой знакомой, завидев которую спустившийся Владимир стал более хмурым, чем Нория видела его вечером до этого.

«И почему только двое братьев так сильно не ладят? Уж не из-за меня ли это? Нет. Нет, тут вражда явно глубже проросла…»

☘☘☘
Несколько дней прошло в нависшей полудрёме. Удивляясь конфузности этой мысли Нория наблюдала за жителями дома на «Пробковой» улице и поняла несколько довольно простых и, вместе с тем, занятных вещей.
Во-первых, интриги в семье Печулиных, а точнее представители ответвлений ее древа, ветви Застенковых и Лютеров, селились и полнились в стенах уважаемой хозяйки-матери.
Под кромкой ночи проходили встречи людей, что полагали будто бы двери комнаты главного зала закрываются, подобно их личным покоям и словно нет ничего проще, чем пересидеть бессонницу в кресле, выходящем прямиком на коридорные двери. Американка, еще днем улучившая момент позаимствовать хорошую книгу из библиотеки, наслаждалась полумраком, создаваемым матовым освещением желтоватой лампы. Светлые мушки, вплавленного в нее стекляруса, скакали по полу и приставленному под ее локоть столику. Ей приходилось лишь круглыми глазами, с нескрываемым удивлением смотреть, как из соседних дверей выходят фигуры в скромных пижамах, чтобы минутами спустя вернуться к одному или одной в комнату. Чем они там занимались — неизвестно. Об этом девушке оставалось только гадать…
То было по ночам.
Одним же из вечеров, что пришёлся серединой недели июньских дождей, иностранная гостья стала невольным свидетелем любопытной сцены…
Весь дом плясал, и виной тому была вечеринка по случаю юбилея Лизаветты. Слуги и гости вместе с членами ее семьи искренне веселились. Игла кружилась в дорожках, заставляя пластинку издавать теплые ноты старинной музыки, подталкивая собравшихся к танцам и хохмам, за какие они потом в век не расплатятся. На голову именинницы с малой силой водрузили картонную корону, с наклеенными на нее стразинами и фантиками. Видать сие творение смастерил ребенок кого-то из близких госпожи Дрёмовой, поскольку невозможно представить для милой, хоть и глупой, детской поделки иного конца, чем жерло бойлерной.
Хорошо сохранившаяся дама сидела в своем старинном пледе и подпирая рукой ноющую от мигрени голову, пялилась на стадо беснующейся компании.
Видя ее уединение, требующее развеяния, к хозяйке дома подсела американка. Она веселилась вместе со всеми, но ноги были уже сильно уставшими, а вечеринку в лучших традициях века Великого Гэтсби выдержит не всякий.
— Мое почтение, — улыбнулась она, плюхаясь в кресло напротив ее, — Чего хмуримся? Али микроклимат не угодил.
— Угодил, — поднимая взгляд на гостью, которую та не звала, отнекивалась женщина, — Только исполнение подкачало.
— Чем же, сударыня? Краски такие прелестные, а карту напитков подобрали такую, что с головной болью не будут мучиться на утро.
— Лучше бы мучились. Мне хоть не было бы сегодня так обидно за свою голову…
—… Мадам-с, могу я Вам кое-что присоветовать? Попробуйте думать о хорошем. Вслушайтесь в музыку — разве она не прекрасна!
— Все веселишься?... Как бесит… — ухмыльнулась Лизаветта Юрьевна, пряча глаза в ладонь. Как бы плохо она не говаривала о сложившемся вечере, а походило на то, что ей… Нравилось это. Бо́льшая обида состояла в разыгравшемся недомогании и отсутствии в ее характере той шестеренки, что заставляет людей действовать смешно и необдуманно.
Былые английские кабаки, работавшие во времена, когда юная Лизи училась где-то в Кембридже, помнили лихие отплясы на барных стойках; помнили веселые ставки и смех, но сейчас она корнями окрепла в состоянии русской дамы, а такие на семейных фотографиях и записях с праздников ведут себя более, чем спокойно.
— Будто из склепа выпала, — печально подметила она, принимая от семейного врача порошок панацеи и стакан воды.
— Не вздумайте так говорить, — деланно дуясь, мисс Гилперс выхватила у кого-то из рук древний полароид (явно без разрешения взятый из некого музея. Но ладно, сегодня можно) и, делая старушке ставку на неловкую улыбку, прозвучал характерный щелчок и маленькая вспышка осветила яркое фото на память. Лизаветта Юрьевна с минуту гневно щурилась на нахалку, но взгляд, заметивший собственную физиономию и с короной, и с грузом старых воспоминаний о молодости, простил ей все. Легкая ухмылка и теплые сентиментальные слезы прошлись по покрытым гусиными лапками щекам. Разглядывая получившийся снимок, ей уже не до того было : обнимает ее какая-то взбалмошная девчонка или же это навеянный летом туман, в коих рыбаки нередко видят всякую жуть и складывают о них впоследствии былины, люди будущего потом ставят эти сказки на выпуклом экране и лопатами гребут деньги, размножая жути, имеющие отклик в душе верующих и неверующих разом.
Пластинка, а вместе с ней лихие двадцатые, сменились квартетом трубачей-мариачи. В воздухе кружили радужные конфетти и огнеподобные ленточки, а распивающая отнюдь не тыквенный сок девушка кругом оглядывала зал благородного поля боя. Жалея, что ее фотоаппарат по-прежнему не с ней, Нория старалась не создавать серых туч в этом безмятежно синем небе.
Не судите меня строго за метафоры, однако в сотке с охмелевшими кроликами не хватало пары-троек ушей. В мозгу подсчитывая вещицы, о пропаже которых заявили домочадцы, заморская красавица шевелила жернова раздумия, а раздумие шевелило ее, когда удивительно знакомые силуэты заняли почти все внутричерепное пространство.
Парень сегодня блистал в вишневом костюме, а девушку и зачесанные ею сальные волосы украшали голубиные