Средневековая Русь. 6781 год от Сотворения мира (1273 год от Рождества Христова)
Только приехав во Владимир с отцом Даниилом и Ивашкой, Мирослав начал задумываться о раздробленности русских земель. Слышал он не раз от своего отца и от матери, что жили они в небольшом Галицко-Дмитровском удельном княжестве, которое не так давно отделилось великокняжеским решением от княжества Владимирского. Но случилось то разделение ещё до рождения Мирослава и напрямую их селения никак не коснулось...
Жили они в одном княжестве, а стали жить в другом. Да, и то считалось не более, чем сменой названия, поскольку стольным градом для их княжества все равно оставался именно Владимир. И размер княжеской сохи был таким же неизменным, как и в прежние, стародавние времена. Сколько раньше отдавали на княжеские нужды с каждого двора во Владимирском княжестве, столько продолжали отдавать и в Галицко-Дмитровском. Разве что добавилось сверху ещё то, что забирали татарские баскаки для передачи ордынским ханам, да оставляли самим себе на безбедную жизнь на Руси. Но всё, что отдавали татарам хоть и было в тягость для каждого хозяйства, а за столько прошедших лет уже воспринималось всеми в селении поборами привычными и обязательными. Потому и отец Мирослава, даже с высоты своего возраста уже и не помнил того уклада, что был до татарского нашествия хана Бату. И повторял лишь то, что знал он от старожилов...
Самому же Мирославу ещё с детства казалось, что раз заведён такой порядок, значит, так и должно быть. Князья делили земли, ходили друг на друга и в южные степи походами, сражались с татарами, либо — наоборот — заключали с ними союзы против других князей, когда требовалось собирали ополченцев на рати и устанавливали свои законы. Простые христиане пахали землю, ухаживали за скотом, охотились и удили рыбу. И была во всём том вроде бы вековая незыблемость...
Но всё изменилось для Мирослава, когда татарский отряд разорил и сжёг их селение. И угнал в полон его маму с младшей сестрёнкой и всех жителей деревни.
С тех пор в родных местах он не бывал ни разу. Как и не знал — вернулись ли опять люди на своё пепелище или уже поросло оно травой и лесом, и даже память о нём давно стёрлась из людской памяти.
Но надумай Мирослав посетить родные места даже ненадолго, никто бы не отпустил его из малой дружины одного по юности лет. Тем более, за несколько сотен вёрст. А что касалось княжеских походов или церковных посольств из Владимира в сторону Галича, то на памяти памяти Мирослава не случалось такого ни разу.
Изредка встречались ему во владимирских торговых рядах купцы из Галицко-Дмитровского княжества, либо просто заезжие люди из тех краёв. Но про селение, где родился Мирослав и где рос первые семь лет своей жизни, никто из тех людей ничего не слышал...
И как-то незаметно для себя принял Мирослав мысль о том, что не осталось от его пепелища и следа. Потому и рваться туда, где был когда-то его дом, он уже не видел никакого смысла...
В первые пару лет жизни во Владимире не раз тянуло его в сторону родных мест, но с течением времени, отчего-то твёрдо уверовал он, что не найдёт там ничего, кроме запустения, боли в душе и грустных воспоминаний. Мало ли заброшенных, либо сожжённых селений по всей Руси видел он в походах, чтобы верить в пустые чудеса?
А с проходящими годами перестал он даже задумываться о причинах той веры. Поскольку уже и сам не понимал была ли она в том, что пришлые люди из Галицко-Дмитровского княжества ничего не слышали о его родном селении, либо в той чёрствости, которой Мирослав всё больше покрывался словно коркой, видя в походах и на ратях постоянные страдания людей во всех без исключения местах, куда только не заносила его с дружиной княжеская воля. Либо виной тому было время, что с каждым уходящим годом то ли зарубцовывало, то ли лечило его душевные раны. Но спустя несколько лет жизни во Владимире Мирослав не раз ловил себя на том, что уже не испытывает той саднящей и постоянно ноющей боли оттого, что его мама с сестрёнкой были уведены татарами в полон. И не однажды он был на грани, чтобы признаться самому себе, что только данный давным-давно обет найти близких людей поддерживал в нем силы продолжать искать их и расспрашивать всех пришлых о том, не встречали ли они где-то его родных...
Потому, всякий раз, едва подступали к нему такие мысли, гнал он их от себя, как мог дальше...
Знал Мирослав и то, что раз от разу выкупали русские князья у татар пленников угнанных в Орду. И не единожды встречал он во Владимире людей, вернувшихся из татарского полона, как и слышал их невесёлые рассказы о скитаниях и тяжёлой доле русских рабов. Но сам он отчего-то упорно верил, что вряд ли кто-то из князей выкупит из плена его маму с сестрёнкой. И, если найдёт их Мирослав, то обязательно случится это где-то в бескрайней Орде.
С этой мыслью он засыпал каждый день, и с этой мыслью просыпался. И каждое утро, как и каждый вечер Мирослав молился про себя за здравие родных. И ещё за то, чтобы нашёл он их когда-то живыми...
Меньше года назад было в Орду большое княжеское посольство. Ездил туда великий князь Ярослав Ярославич со своим племянником, сыном великого князя Александра, Дмитрием. И Мирослав очень надеялся, что и его в числе прочих ратников возьмёт с собой князь Ярослав в Орду для охраны посольства в дороге. И даже ненавязчиво просил о том княжего мужа — старшего во владимирской дружине. И хотя обещал тот помочь, чем сможет, но и тут не суждено было Мирославу попасть в бескрайние татарские степи. Взял с собой великий князь только ратников из Твери, к которым уже привык и которым верил безмерно и где сам сидел в последние годы почти безвылазно.
Но и тверцы не уберегли его от гибели. И хотя не знал того никто точно, ходили по Владимиру упорные слухи, что, как и его брата — прежнего великого князя Александра — отравили князя Ярослава в Орде. Уезжал он в Орду живой и здоровый, а привезли обратно на Русь уже бездыханное тело...
Вернулся ли весь остальной люд, что сопровождал великого князя в Орду, живым и здоровым, никто Мирославу сказать не мог. А сам он не знал, как можно было то проверить: были в посольстве в основном тверцы, да ещё немного переславцев, что брал с собой в поездку молодой князь Дмитрий Александрович. Потому оставалось Мирославу довольствоваться лишь слухами, чужими домыслами и своими собственными догадками.
Но, как бы сам он не искал в том простого совпадения или невезения, уж больно схожими и пугающими были последствия при сравнении обоих посольств: многолетней давности князя Александра и прошлогоднего князя Ярослава, из которых ни один, ни другой великие князья живыми во Владимир уже не вернулись...
И по недолгому размышлению, как и обсуждению с Ивашкой своих сомнений, решил Мирослав, что, возможно, даже к лучшему было то, что не попал он в тот раз в Орду. Неизвестно было, как сложилась бы его собственная судьба, будь он рядом с князем Ярославом в том посольстве. И вернулся ли бы сам он живым и здоровым из поездки.
Но один вывод сделал для себя Мирослав твёрдо. И была в том выводе не обида или злость, а лишь осмотрительность и простая житейская мудрость: верить словам или делам татар не стоило никогда. А уж, если и случалось раз от разу заключать с ними договора или временные союзы, всегда нужно было держать ухо востро и меч наготове.
Продолжение - в книге
