Всё для такого парада было готово. Но тут... Резко поднявшийся, бог весть от куда взявшийся бриз оживил их шар и стал отжимать того, уже ставшего размером с два, а может быть и с три балкона, от их стартовой площадки. Одюжившийся Шар, не согласный с привязью, войдя в сговор с природным ветродуем, проявил неучтивую прихоть и стремление к полнейшей независимости. Это его скоропостижное оживление содрогнуло растерявшихся мальчишек. И Шар, воспользовавшись замешательством изобретателей, до предела надраив швартовую нитку, крепко дёрнул: раз, второй, ещё раз и ещё. А потом хватанул с такой силой, что Жорка, никак не ожидавший подобного вероломства, выпустил катушку с нитками и привязанным к Шару крепёжным концом из своих рук. Шар, накаченный нагретым пылесосом воздухом, учуяв свободу, рванул вверх. Ребята кинулись на опустевший балкон: Шар продолжал быстро подниматься, уходя в голубую высь, устремившись один к новым горизонтам и материкам; попав в воздушную поток, он стал двигаться к перелеску, продолжая одновременно набирать высоту, сменяя эшелон за эшелоном. Обманутые ребята, – так они себя посчитали, – не отрывая заполненных обидой и тоской глаз, наблюдали за его одиноким уходом. Они увидели, как Шар разогнал стаю голубей, крутившихся над больничным садом. Затем разглядели, как беглец, сотворённый ими, напугал шарахнувшуюся от него ворону, которая, придя в себя и облетев того несколько раз, решив с ним не связываться, изменила свой маршрут и направилась в другую сторону. Удаляясь, Шар визуально становился всё меньше и меньше. Они провожали его – этого изменника цвета мутного свиного холодца, бессовестного разрушителя их надежд и планов, совсем несимпатичного, – до тех пор, пока их глаза не перестали различать контуры собственноручного детища.
Делать было нечего. На новый эксперимент, ведь в коробке оставалось ещё девять таких же потенциалов, времени уже не осталось – вот-вот с работы должна была вернуться Жоркина мама, а за ней в скорости и старшая сестра, а потом и Жоркин папа. Все они по разным причинам и от того с разными последствиями для реебят ничего не должны были узнать о случившемся. Поэтому Сашка скоренько ушёл к себе. А Жорка, расставив всё посдвинутое по их штатным местам, убрал «Ракету» на антресоль и положил ту волшебную коробку обратно в кладовку. Он сам не заметил, как вымыл все тарелки и чашки, оставленные мамой утром после завтрака на кухне в раковине, чего никогда раньше не делал без неоднократных напоминаний, хотя мыть подобную посуду и была его семейной обязанностью. Закончив всё это, Жорка чуть ли не на цыпочках зашёл в свою с сестрой маленькую комнату и сел за стол делать школьное домашнее задание: руки потрясывались, в голове закипала перепуганная каша из несбывшихся фантазий, приправленная вариантами последствий раскрытия тайны, если таковое случится.
Ася Дмитриевна, пришедшая через час после завершения всех тех описанных непутевых событий, никак не ожидала увидеть сына, безропотно и без назиданий делающим уроки. Прибранные комнаты – и маленькая, и большая, да ещё и кухня с вымытой посудой – поначалу несколько смутили её: «Странно! Я утром второпях оставила посуду непомытой... Или не так?!..»
– Жорка, это ты посуду вымыл? – на всякий случай спросила из кухни Ася Дмитриевна громким, но вкрадчивым и, как почудилось Жоре, всеведущим гласом, чтобы он наверняка услышал даже в своей комнате и осознал, что ей ВСЁ известно, и ничегошеньки скрыть не удастся (ведь не зря же она работала в структуре Министерства внутренних дел).
– Не-ет, – тоже громко, но как-то немного неуверенно пискнул не своим голосом Жорка, скомкав и полупроглотив букву «т». Именно «пискнул» потому как, что-то помешало ему ответить чётко и внятно. – Нет! – собравшись, повторил сын. – Я пришёл из школы и сразу сел за уроки. Сегодня вечером по телику кинокомедия – я хотел посмотреть.
– А что там? – успокоившись, так показалось Жоре, поинтересовалась мама.
– В 19.30 – «Весёлые ребята», – жизнерадостно, обретя себя, прозвенел сынок.
– Ну хорошо. Доделаешь уроки, поужинаешь и посмотришь. В девять – спать! – строго, но мирно распорядилась Ася Дмитриевна
– Хорошо! – ответил Жорка, наверное, впервые в жизни не попросив посмотреть ещё один фильм, который начинался в 21.30 – сразу после программы «Время». Но за то, первый кордон возможного разоблачения и возмездия был преодолён, как посчитал Жорка, успешно.
Через час приехала с учёбы из медицинского техникума Ольга.
– Ма-ам! Привет! – поздоровалась она от дверей, не разуваясь и не проходя в комнату. – Я пойду на улицу. Наташку Родионову только что встретила – не виделись со школы.
– Привет-привет! А ужинать? – заботливо, но не настаивая отозвалась мама.
– Да я на часок. Приду – поем, – задыхаясь от спеха, скороговоркой урезонила Ольга.
– Только чтоб до девяти была дома! – наказала Ася Дмитриевна. – Жорка сказал, что скоро «Весёлые ребята» начнутся.
– Да ладно! Наташка редко приезжает. А кино я в принципе и завтра утром на повторе могу посмотреть – у меня практика началась. Завтра в Первоградскую на Ленинском. Мне туда только к обеду.
– Ну ладно! Хорошо! Иди. Но в 21.00 – дома, как штык! – закончила Ася Дмитриевна.
– Хорошо! Буду! Пока! – переведя дыхание и хлопнув сквозняком входной дверью, Жоркина сестрёнка умчалась, оставив свою хипповую холщовую сумку с длинной плетёной ручкой с конспектами в коридоре.
Ещё через час пришёл папа – Константин Николаевич. Жорка к тому времени уже доделал уроки, поужинал и, сидя на диване в большой комнате, поджав под себя ноги так же, как всегда там же устраивалась его мама, смотрел обещанную кинокомедию. Жоркин папа переоделся в домашнее и, проходя через комнату, кивком поздоровался с сыном, не подойдя к тому и не проронив ни слова, что бывало, но крайне редко.
– Привет, пап! А тут «Весёлые ребята»... Уроки я сделал, – быстро доложился Жорка, провожая взглядом отца, пока тот, неотрывно смотря сыну в глаза, не зашёл в ванную комнату.
Вид у Константина Николаевича был крайне странным, не как обычно – одно сплошное замершее напряжение. И Жорка почуял что-то неладное. Небо резко стало темнеть. Из-за горизонта, куда улетел предательский Шар, показались чёрные, как копировальная бумага, совсем не весенние хмурые грозовые тучи: всем фронтом, молниеносно, как конница, сверкая клинками, они приближались к Жоркиным окнам. Жорка встал с дивана и закрыл балконную дверь на шпингалет. Затем сел обратно на диван и, опустошённо глядя в экран телевизора, стал прислушиваться к разговору родителей, благо кухонная дверь всегда была открыта.
– Кость, иди ужинать. Всё готово, – дежурно позвала мама папу.
Умывшийся с работы Константин Николаевич зашел на кухню.
– Привет, – он мельком поцеловал маму в щёку, а она его и, проведя ладошкой по папиным волосам, шее и плечам, жестом пригласила того к столу.
– Привет! Первое?! Как всегда – погуще? Ты что такой взъерошенный?! – беспокойно спросила мама, ставя на стол перед отцом глубокую тарелку, по самый край наполненную любимыми щами. – Вот ложка. Хлеб бери… У тебя на работе что-то случилось?!
– Да-нет... У нас сегодня в конце дня общую тревогу объявили... ЧП... Радары засекли НЛО, – с чуть нервной улыбкой, но стремительно успокаиваясь от родных голосов и запахов, да приветливых, участливых глаз мамы и её тёплого доброго поглаживания, ответил Жоркин папа.
– Какое ещё "Н-Л-О"?! – акцентируя каждую букву, удивлённо-тревожно спросила мама.
– Да так… пустяки… То есть, как потом выяснилось – пустяки. Ну, почти «пустяки». Дежурный по аэродрому после сигнала с диспетчерской с двух выстрелов сбил... Оперативная группа выехала... Подобрала останки... НЛО – метеозондом оказался. Вот только не нашим – наша метеослужба ничего такого в тот день в небо не запускала. А в округе – в радиусе 50 км – других метеостанций нет... Знаешь, что интересно – на длинной нитке к зонду была привязана деревянная катушка, – папа вытянул шею и посмотрел маме за спину. – Вон – такая же, как те, – уже окончательно успокоившись, закончил папа и с наслаждением приступил к еде.
Мама обернулась и увидела разбросанные возле швейной машинки катушки с цветными нитками. Она внимательно посмотрела на папу. Он, поймав её взгляд, столь же пристально посмотрел ей в глаза. На кухне, где сидели родители, стало тихо. Заоконные чёрные тучи затмили весь белый свет, а беспощадные тяжёлые капли барабанной дробью заиграли на подоконных отливах. Жорка почти не дышал или дышел через раз, а то и через два: впёршись глазами в чёрно-белый экран телевизора, он то ли старался как-то телепортироваться в него, то ли, физически уперевшись в него взглядом, пытался оттолкнуться от того, и, продавив спинку дивана, спрятаться за ней. Сердце, то долбило изнутри кровотоками по рёбрам, требуя непременной свободы, то чуть побрякивало капиллярами, дабы просто дать понять, что оно ещё там и живо. Жорка, вытянув шею и уши, просто-таки обратясь в слух, старался расслышать хоть что-нибудь внятное в разговоре родителей. Но в шёпоте, на который они перешли, он ничего не смог разобрать.
[justify] Мама, накормив папу, вместе с ним пришла в большую комнату и разместилась рядом с Жоркой на диване, пождав