Два чудовища

как сказать об этом при мрачном слуге, который стоит у её кресла, скрестив руки на груди? – Как я рада, что ты вернулась.
– Это мой дом, – спокойно отвечает Эва.
– Ты… как ты? – Алана хочет спросить другое, у неё на языке много вопросов, но своими вопросами она боится навредить сестре и от того мысли путаются и, не умея извиваться в них и маскироваться, Алана совсем теряется.
– Прекрасно, – отвечает Эва, – я многое видела, но дом – это лучше всего.
– Ты… – Алана снова спотыкается, косится на слугу. Тот делает безразличный вид, но не уходит. Эва перехватывает её взгляд, смеётся:
– А ты смелая, Алана! Не побоялась прийти к низложенной.
            Алана вздрагивает. Прежде эва её, кажется, не хвалила ни разу. Но Эва продолжает:
– Тебе не понять меня, и если ты презираешь меня, я не стану с тобою спорить. Но море – это наше море, и оно дано нам, детям Морского Царя. И не наша вина, что море закровило, что наш брат убил нашего отца и нашего царя.
            У слуги вытягивается лицо. Такая дерзость от пленницы, хоть и от царевны? Он представляет уже как отреагирует Сигер, когда услышит об этом и его обдаёт холодным потом.
– Эва! – Алана в ужасе бросается к сестре, но та, конечно, быстрее и успевает перехватить её:
– Нет, не бойся. Пусть он расскажет ему, пусть расскажет что слышал. Я не скрываю. И Сигер это знает. Сигер всё знает, но прячется от меня.
– Эва! – Алана мечется. Она не знает к кому броситься, к сестре? К слуге? Умолять его не говорить страшных слов Сигеру? Умолять Эву молчать? Её усилия – смешные, незатейливые, суетливые, вызывают смех у Эвы и она от души хохочет, откинувшись на спинку кресла.
            А потом вдруг резко серьёзнеет.
– Я устала, Алана. И мне нужен сон.
***
            Сигер появляется поздним вечером. Жестом велит слуге выйти. Тайны – это, конечно, хорошо, но тайны должны оставаться тайнами.
– Что ты задумала? – спрашивает Сигер вместо приветствия. – Хочешь давить на жалость? Или обвинять меня в отцеубийстве?
            Эва не удивляется его приходу. Она ждала, знала, что он придёт спросить, что он не предположит даже причины её возвращения. Откуда ему, куску моря, знать, что такое Океан? Откуда ему представлять силу Океана, который был заточён и низвергнут своими же детьми? Низвергнут, но не уничтожен. Заточён, но не забыт.
            И всё, что нужно сделать – это вспомнить.
– Нет, я хочу быть дома, – отвечает Эва.
            У неё всё продумано. Нужно только добраться до Храма Вод. Добраться одной, без соглядатаев. И принести жертву. И дальше стихия будет её новой силой. Силой, которая вырвется в шторм и пойдёт гулять по всему морскому дну, и дойдёт до суши, и…
– Ты сбежала из дома, – напоминает Сигер.
– Ты бы убил меня, – Эва спокойна. Она знает, что её срок отмерен. Он сократится от того, что она воззовёт к древним. Но это не страшно. По крайней мере, море внутри её души успокоится.
– А сейчас? – он и сейчас её убьёт. Убьёт без особых раздумий, но с огромным сожалением.
– А сейчас я не боюсь этого, – отвечает Эва.
            Они сидят друг против друга. Двое детей моря. Два чудовища, знающие о чудовищности друг друга, и знающие, что тоска для одного придёт после гибели другого.
            Потому что чудовищу нужен враг иначе его желудок будет переваривать сам себя.
– Мы могли бы договориться, – Сигер верит в это, но Эва не верит уже давно. Она разуверилась в детстве, когда их отец сказал, что только одному подчинится море. Сказал это всем своим детям. Тогда-то эва и оценила свои шансы на трон, тогда-то и начала выставлять своих братьев и сестёр в невыгодном свете. Сначала в учёбе, потом в усердии и прилежании, а дальше…
            Дальше хуже. На пару с Сигером они избавлялись от конкуренции. И не всегда это были простые ссылки. Были и тюрьмы, были и казни.
            Но вот теперь они остались лицом к лицу.
– Нет, не могли, – возражает Сигер сам себе. В лице Эвы он читает ледяную решимость. – Эва, давай начистоту. Что тебе нужно? Не рассказывай мне о том, что ты соскучилась по дому, водам и водорослям! Ты пришла ради власти. Ты пришла отнять её у меня. Но я не отдам тебе трон.
– Я знаю, – просто отвечает Эва, – я не прошу. Но я не могу уйти без борьбы.
– Я тебе помогу, – Сигер усмехается, – будет суд.
– И ты меня оправдаешь, – она не спрашивает, она уверена в решении суда, который даже не состоялся.
– Почему?
– Потому что люди не поверят в твой суд. Когда-нибудь когда станет плохо они припомнят тебе его. и я вернусь, вернусь памятью. Тебе нужно сделать меня безумной или объявить преступницей, но не думай, что я буду молчать в ответ.
            Сигер смеётся. Она права и от этого ему истерично-весело.
– Тебе надо меня простить, а потом дождаться, когда я пойду против. Или тихо убить, – рассуждает Эва, и рассуждение её спокойно, словно не о своей жизни и смерти она говорит, а о чём-то рядовом.
– Я могу убить тебя сегодня, – напоминает Сигер, – но это неправильно. Я должен быть царём.
– Не получится, – тут же возражает Эва, – ты не царь и не будешь им, ты всего лишь слабак, который не может защитить своих границ, своих людей…
            Она не успевает договорить. Прерывая её, на пороге появляется советник Сигера – Варно. Сам Сигер его не выносит, но терпит, потому что умён Варно, хотя  и болотник всего лишь.
– Царь! Беда, царь! – Варно напуган и от того его жёлтые голоса и отливающая зеленью кожа ещё более страшны.
            Сигер вскакивает. До Варно доходит, что в присутствии Эвы, наверное, всё-таки не следует поднимать панику и сообщать о бедах. Он умудряется в считанное мгновение взять себя в руки.
            Сигер успевает бросить взгляд в сторону Эвы. Та улыбается. Она знает. Эту беду призвала она сама, на всё идёт царевна ради моря, ради трона, но оправдывает свои деяния целью, святой целью!
– Если это твоих рук дело…– Сигер ещё не знает беды, но улыбка сестры темнит его внутреннее море, в эту минуту ему плевать на милосердие и он способен на убийство. Но промедления нет и Сигер выскакивает вслед за советником, не ведая ещё, что случилось в море…
***
            Ромул никогда бы не поверил в то, что прочёл на картах. Недаром он ненавидел старые карты! В них жили легенды и чудовища, в них плавали кракены и морские черти. Но что хуже – в них были зашифрованы места сокровищниц моря.
            И кто бы сказал ему, что одна из главных морских сокровищниц находится ныне на суше?! Воля древней воды и движения земли были мятежны по отношению друг к другу и то становились друзьями, то врагами. Так или иначе, но однажды, в результате извержения вулкана, из-под воды поднялся остров.
            И не знали сухопутные, приблудившиеся к теплому и радушному изножию ещё не остывшего клочка земли, что на этом остров и есть сокровищница моря. Иронично! Сокровища, отнятые у земли и у сухопутных, лежали теперь на землях сухопутных и сухопутные про то не знали.
            Зато это знала царевна Эва, а теперь и Ромул.
            Пришлось, конечно, изрядную часть доли раздать в счёт услуг, но зато сокровищница по приказу царевны Эвы, была опустошена. Благо, Сигер не смотрел всё время в море, да и появление Эвы на пороге родного Царства, должно быть, сбило все его планы.
            Но сбил Ромул и планы Эвы. Она велела перевезти всю сокровищницу хитрой дорогой в гиблые воды, где прежде укрывалась от Сигера, а Ромул направил сокровища не туда, куда она велела, а вблизи гиблых вод, в Ледяной пролив. И там, под глубокими тайнами верных людей, не знающих толком кого и что они грабят, сохранил сокровища и от Эвы, и от Сигера…
            Расчёт его был прост. И в Сигере, и в Эве Ромул видел не тех, кто заботился о море и царстве, а тех, кто заботился о троне и власти. Два чудовища встали друг против друга и теперь не могли никак разойтись в буйных водах морских. И это означало только одно – они рано или поздно сойдутся насмерть.
            И Ромул был этому даже рад.
            В этом буйстве интриг, что страшнее любых древних чудищ, Ромул видел только один путь – путь кого-то третьего, кто сможет взять власть в свои руки. И это не должен быть отцеубийца и цареубийца Сигер, потому что Сигер слаб и не смог вовремя решить вопрос с сестрой, что никогда не скрывала своих амбиций.
            И это не должна была быть Эва, потому что она в погоне за своими желаниями не считалась с народом и уважением к нему, позволяя грабить свои же сокровищницы, чтобы показать, что Сигер не может даже от сухопутных защитить Морское Царство!
            Они оба не подходили! Но кто тогда? Ромул не знал и готов был ждать, чтобы вовремя прийти на помощь и удержать Морское Царство.
***
            Белая-белая пена расходится под ногами, освобождая мелкий тёплый песок и россыпи ракушек. Вся для её покоя. Всё, чтобы она не замарала платье.
– А я так смогу? – этот вопрос важнее всего. Ей всегда было жаль платьев.
– Почему бы и нет? Только надо немного вырасти, – Морской Царь улыбается, нет, не Царь он сейчас, а отец. – Наберешь ещё свою силу…
            Сон прерывается  резко и неприятно. Ещё мгновение Алане кажется, что она и правда чувствует под ногами тот самый песок, но потом приходит осознание – нет, ничего нет, это её же одеяло и далеко в прошлом осталось обещание отца, что она сможет также, только наберет силу.
– Ничего я не могу, ничего, – Алана не обращается ни к кому, только к себе самой, в ночи, чтобы не услышал день, не донёс до людей. – Ничего.
            Планы, амбициозные, давшие ей жизнь, затихли. Даже добрые люди, желающие блага морю, взявшие её в свой союз, в последние дни молчат. Может она и им бесполезна? Даже служанка Шарни – её проводник в мир, давший надежду, не говорит и слова. А самой нельзя сказать!
            Алана обхватывает голову руками. Внутри головы шумит море, мешает сосредоточиться. Не отвертеться. Море шумит и непонятно о чём! Чего-то требует, чего-то ждёт…
– Я ничего не могу, – повторяет Алана, стиснув зубы. – Ну почему я ничего не могу?
            Она встаёт, тело не слушается, да и море внутри качается, шумит. Но Алана боится спать. Во сне будет море, во сне будет прошлое, в котором всё казалось таким счастливым и таким настоящим. А теперь у неё ничего нет. Только жизнь, да и та без цвета и вкуса.
            В ночи слышать скрежет страшно. Но Алана не выдаёт ужаса. Стоит напряжённо, прислушиваясь. Показалось? Наверняка. У её дверей стража. Не впустят никого.
            Да и что ей терять? Только жизнь, но ей кажется, что уйти в морскую пену на вечность – это не самое плохое, во всяком случае, у неё не будет больше чувств,