МАМА! НЕ ЧИТАЙ…
ИСТОРИЯ ОДНОЙ БОЛЕЗНИ
(Недоброжелателям - не утруждайте себя банальностью: «Дочка! Не пиши…». Может, это и остроумно, но уже не ваше.
Кстати, писать я больше не собираюсь. Я – не писатель.)
Некоторые имена персонажей (не главных) изменены
Мама – первое слово, главное слово в нашей судьбе.
Мама мир подарила, жизнь подарила мне и тебе.
Так бывает - если случится вдруг
В доме вашем горе-беда,
Мама - самый лучший, надежный друг –
Будет с вами рядом всегда.
Песня из кинофильма «Мама»
…Я очень ценю тепло отношений
В эпоху большой нелюбви.
А. Макаревич
Предисловие
Книгу я написала почти за год до кончины матери – известной писательницы Галины Щербаковой и впервые опубликовала в Интернете ещё при её жизни. Насколько мне известно, мама так и не прочитала её. В общем-то, исполнив моё пожелание, вынесенное в название.
Для кого же эта книга? Наверное, для когда-то близких мне людей, ставших совсем чужими. А ещё для тех, кто был «обожжён» нелюбовью и непониманием родителей и воспри-нимал или до сих пор воспринимает жизнь как мýку, как
наказание, часто задумываясь об избавлении от страданий вместе с самой жизнью. И для тех, кто хочет, чтобы их дети были счастливыми, а не «тянули лямку жизни».
Мамы больше нет. Но у меня её не было уже давно. Поэтому боль от утраты некогда самого дорогого мне человека возникла гораздо раньше её физической кончины, а боль от маминых поступков растянулась на долгие-долгие годы и не
утихла до сих пор. Поэтому нет точного дня, про который я могла бы сказать: сегодня я потеряла маму…
Я - ЕЁ ДОЧЬ
Откуда-то снизу, из своей детской реальности, из которой на лю¬бую взрослую жизнь нужно задирать голову (иногда бывает так не¬удобно!), я радостно ловлю полуулыбку её тонюсеньких губ, как обыч-но тронутых оранжевой (морковной) помадой. О, я знаю эту полу¬улыбку довольства и гордости за своего ребёнка! Мне удалось порадо-вать мамочку, ведь я хорошо прочитала стишок, главный стишок на детсадовском празднике. Воспиташка говорит маме какие-то приятные слова обо мне, и вот я вижу эту улыбку. Всё, больше мне ничего в жиз-ни не надо! Мамочка держит меня за руку, и я прямо чувствую её поощ-рительное пожатие. И ещё я легко предугадываю слова, которые она мне скажет буквально минут через десять, когда мы будем идти домой. Она скажет: "По-другому и быть не могло: ты же МОЯ дочь, а, значит, - самая лучшая". Именно это она и скажет через десять минут...
Даже моя ручонка в её ладони может быть предметом маминой гордости, признаком её особенного статуса в этом мире, а также знаком моей приобщённости, почти посвящённости в мамино высокое, коро-левское пространство, куда не каждому дано даже краешком глаза гля-нуть. Слишком высоко и недоступно для обычного, рядового человека.
- Приезжали к нам недавно племяшки мужа, погодки, - рассказы-вает мама кому-то оживлённо. - Они сейчас в дошкольном возрасте. Ну, я же помню Катьку в это время... И вот перевожу я их через дорогу к зоопарку, держу, естественно, крепко за ручки... И что же? Как куриные лапки у меня в ладонях: ни мяса, ни жирка, одни косточки мягкие, ужас! То ли дело у Катьки были ручки: держишь и чувствуешь – РУКА, паль-чики такие крепенькие! А там – недоразумение какое-то...
И хотя мне уже почти десять лет, я с уважением и нежностью разглядываю свои пальчики и ладошки: молодцы, не подвели! Мамочка была так рада и горда за вас.
Интересно, это нормально – понять только в сорок лет, что есть всё-таки настоящая любовь? Банальность какая получается... И тем не менее… Идеальных людей нет и быть не может. А что же такое идеал? Ещё один трюизм: для всякого свой идеал, свой Настоящий мужчина или Настоящая женщина. Нет, не так... Есть вещи, бесспорно, против-ные: разбросанные по комнате грязные носки, к примеру, какой такой широкой душе понравятся? Или вечно капающее изо рта повидло за ве-черним чаем... Красивые же, аккуратные, умные, чистоплотные, белые и пушистые нравятся всем. А вот любовь, оказывается... Любовь, оказы-вается, может научить прощать даже капельки капнувшего повидла, умилиться им, и не то, что ТЕРПЕТЬ, а полюбить за это ещё сильнее. Вот...
Но даже не это главное. Удивительное такое открытие в себе: ди-кая боязнь ЕГО боли (физической или душевной), во сто крат превы-шающая нормальный человеческий страх боли собственной. Вот чего я от себя не ожидала... Ах, да, конечно, - дочь, доченька, дочурёнок. Ра-зумеется, её боль – это физическая мука для меня. Но если речь идёт о родненьком ребёночке, чувство ужаса перед его болью естественно, как дыхание или чихание, оно укладывается в инстинкт продолжения рода, иначе природа и не мыслила, когда лепила нас бог знает из какого сора. Но мы же о другом... Собственно, о чём мы, зачем, к чему? Ах, да...
Никогда ты, мамочка моя родная, теперь не узнаешь про меня вот такие удивительные вещи, никогда я не расскажу тебе об этом чуде, что случилось со мной так, возможно, поздно. И не спрошу я у тебя: скажи правду, мам, у тебя такое есть? Было? Или всё неправда?
Да я просто и не знала, что такое любовь. Даже не подозревала. Смотрю, касаюсь руки, трусь щекой о его чуть колючую щёку, вдыхаю его аромат, утыкаюсь носом в ямку плеча; любуюсь каждый день, не могу надышаться; мир полон красоты и прекрасных звуков, я вижу его очарование, все птицы вдруг запели и – смотрите! – они же все парами! Они тоже любят!
- Как жаль, как жаль, - шепчу я, прижимая родную ладонь к своей щеке, - как жаль, что так поздно, что столько потеряно лет…
- Дурочка ты моя! – нежно говорит он, лаская пальцами моё лицо. – Какое счастье, что мы всё-таки нашли друг друга. Разве каждому доста-ётся подобное счастье? Разве всем дано понять, почувствовать настоя-щую любовь?
Я плачу от счастья, от невозможности поверить, что всё это проис-ходит на самом деле и со мной…
Мама, не ты ли всегда воспевала в своих повестях и романах по-добные чувства?
"ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА - САМА ВИНОВАТА"
Отношения мамы и папы были для меня «терра инкогнита» всё детство, впрочем, тогда я не очень об этом задумывалась. Просто не всегда всё понимала. Бóльшую часть вывалившихся скелетов из их шкафов я обнаружила уже в сильно взрослом состоянии и, лишь заняв-шись вплотную анатомией и изучением косточек, сумела многое обду-мать и проанализировать. М-да... Всё стало гораздо понятней. Но это – не моя жизнь и не мои тайны, хотя по башке меня эти берцовые кости «мадридских» секретов тоже шарахнули будь здоров! Хотя уж я-то, ви-дит бог, совершенно была ни при чем в силу отсутствия присутствия в этом мире в момент зарождения и развития их отношений. Ну, а когда я родилась, и пошел новый отсчёт жизни нашей семьи, вот с этого самого дня моего рождения ответственность полностью легла на новорожден-ные плечики. Потому что надо было думать, чёрт подери, какой рож-даться, когда рождаться и зачем это делать! Надо было стараться соот-ветствовать... Как остроумно кто-то подметил "Жила-была девочка – сама виновата". Так это про меня.
Моя мама заслуживала другой дочери, я всё испортила в её жиз-ни. Разве я должна была получиться такой? Конечно, это какая-то ошибка, генетический сбой, неправильно вставшие звезды. Ведь мамуля рассказывала, как они с папой все ловко высчитали еще до моего появ-ления! К примеру, в тот год, на который я была запланирована, случил-ся сильный спад рождаемости в СССР, и мама с папой справедливо ре-шили, что их ребёночку будет намного проще поступить в институт из-за небольшого конкурса. Спустя 17 лет я их страшно разочаровала... Впрочем, чего греха таить, разочаровывать маму и папу я начала намно-го раньше, возможно, почти сразу после рождения.
Уж маму-то точно. Я, насколько мне известно, практически вы-драла её немилосердно из удачно складывавшейся карьеры – просто фактом своего рождения. А потом моего отца стали посылать в далёкие командировки. Мало того, что Я родилась, так ещё и вынудила маму торчать с собой в печальном одиночестве, пока карьеру делал МОЙ па-па.
У мамы случилась по этому поводу депрессия, как она сама гово-рит. Верю. Жалею. Виновата. Было за что меня невзлюбить.
Хотя ведь у меня ещё имеется брат. Старший. От маминого первого мужа. От которого она ушла к моему отцу. Там была история некраси-вая: измены, кляузы, месткомы-парткомы, суд, разбирательства... Впро-чем, опять таки – не моя жизнь, не мои тайны.
Итак, когда я родилась, у меня был восьмилетний брат. Я его, ко-нечно, сильно полюбила с самого детства, как себя помню... А он меня – нет. И совершенно понятно любому ослику, почему: у мальчика поя-вился отчим, потом появляется на фиг ненужная ему сестра. Мама обо-жала своего первенца и, вполне возможно, он боялся потерять это ма-мино обожание. А мама боялась его страха, его огорчений, его слёз, что опять-таки вполне естественно. Мама дала себе слово: её сынок никогда и ни в чём не почувствует себя ущемлённым! Любой ценой он будет счастлив и храним её любовью. Любой ценой...
К примеру, мама запретила моему отцу применять хоть какие-нибудь воспитательные меры к Саше. Как бы сильно я не напрягалась, у меня не получается вспомнить ни одного раза, когда бы Сашку от души ругали, даже если было за что. Мама рассказывала мне:
- Однажды, когда ты ещё не родилась, твой папа за что-то повы-сил на Сашку голос, и я сказала: ещё хоть раз посмеешь крикнуть на моего сына, больше никогда не увидишь ни его, ни меня. С тех пор он не смел.
Я слушала маму, замирая от восхищения перед силой её духа и любовью к сыну. Вокруг было всегда столько баб, готовых ради ни-чтожного мужика, ради штанов рядом со своей юбкой просто таки пе-редушить своих детей. Поэтому мамина великая Материнская Любовь представлялась мне почти героизмом. Очевидно, что моя мама самая особенная!
Сколько ни силюсь, не могу вспомнить Сашкиного взгляда, на-правленного на меня. Его глаза смотрели всегда куда-то мимо, в сторо-ну, вдаль. Он почти никогда на меня не смотрел. Не хотел. Не интересо-вала я его ни с какой стороны. Даже, пожалуй, больше того: я его дико раздражала. "Заткнись, дура!", "Пошла ты, дура!" - вот, в основном, и всё, что я слышала от братика. И затрещины по башке тоже бывали, иногда весьма чувствительные. Очевидно, что я была о-о-очень против-ным ребёнком, мерзкой девчонкой, кошмарно действующей на нервы
