— Ну мать, ты и забралась, — сказал Бек, ставя дорожный саквояж на покачивающуюся скамью у дома.
— И как у тебя тут? Лес покруче нашего, что ли? Деревья тише шепчут, комары благороднее?..
— Оно того стоило, вообще?
Он почесал затылок, оглядел домик, будто надеялся, что стены сами подскажут, с чего лучше начать разговор. .
— Я ж так и не понял, чего ты тогда вспыхнула.
Вечером сидели — чай пили, смеялись… всё чин-чинарём. А утром пришёл — а на месте дома... целина. Пухом присыпана. Ни записки, ни следов. Как будто и не жила ты там вовсе.
Сказал и отвёл взгляд.
— Я голову сломал… Может, чего сказал. Или не сказал. Может, кто из наших задел. Поспрашивал — плечами жмут: "Никто!"
Он сам дёрнул плечом, повторяя их ответ.
— Ну и ладно, чё теперь. Лес всё равно наш рубят. Говорят — ТЦ влепят. Для прибылей, да... чтоб деньги шелестели, а не листья.
Он умолк.
Потом вздохнул.
—А знаешь, как тебя нашёл?
— Филин. Ну, тот самый… хотя ты его поди и не вспомнишь.
Говорит: “Видел Уночку. В Жухлом Жёлуде поселилась. На озере сидела, хвост грела. Ну чистый песец.”
Подойти не решился. Мол, знакомы не очень, а к Уночке с кондачка не сунешься .
А потом добавил... была ты там, говорит, ну… почти ню.
Бек присвистнул коротко, подмигнул и засмеялся. Почти как раньше — будто и не терялся вовсе.
Потом стушевался и пробормотал себе под нос:
— Ну... привет тебе, что ли.
И полез по свойски обниматься
А она стояла. На порожке. В растрёпанной кофте, босиком.
И всё не могла понять — это ещё сон, или уже явь.