У нас парень был один в учебке — художник. Он в третьем взводе был, невысокого роста, но плотный такой, фигурой как у гимнаста.
Он там стоял у окна с приятелем, о чём-то разговаривали...
И вдруг я слышу, громко так с акцентом: «Тэбэ жалко, штоли?»
А поскольку жизнь в первые дни в части не изобиловала интересными случаями, я пошёл посмотреть, в чём там дело.
Оказалось, парень, который на гимнаста похож, художник, рисовал другому парню открытку для мамы, как мы в начальной школе рисовали для мамы поздравительные «открытки» с 8 Марта.
А этот говорящий с акцентом был грузинский. Он из осеннего призыва остался в роте, потому что болел и его не отправили в часть после окончания учебки, лежал в госпитале или санчасти и в настоящее время ожидал распределения, оставаясь в нашей роте. Он типа возомнил себя старослужащим и решил молодого припахать. А этот художник, он немного психованный был, и мы служили первый месяц, ещё никаких армейских правил не знали. Знали, что сержантам надо честь отдавать и выполнять их приказания, но этот был не сержантом...
Короче, художник, похожий на гимнаста, распсиховался, потому что он рисовал своему другу, а грузинский сначала взял посмотреть, потом начал требовать, чтобы ему отдали эту «открытку», а когда ему отказали, порвал её, и художник набил морду этому грузинскому.
Но не сильно, потому что грузинский был болезненный, маленький и худенький.
Казалось бы, инцидент исчерпан.
А вечером того же дня на вечерней проверки в роту вошли несколько военнослужащих грузинской внешности и, прервав вечернюю проверку, стали искать художника, похожего на гимнаста.
«Давай выходи, — кричали они, — мы тебе ничего не сделаем...»
Он не выходил, они стали ходить вдоль роты, а это сто двадцать человек, там ещё сержанты, которые тоже, как и грузинские, старослужащие...
Нескольким из курсантов, стоявших в первой шеренге, были нанесены удары в лицо, я стоял в третьей шеренге и до меня, конечно, никто бы из этих грузинских не достал, но я мучительно думал, что мне делать, если меня ударят. Я не был таким психованным, но как-то меня никто так не бил, чтобы я не ответил...
Тут, конечно, ситуация из ряда вон. Как из кинофильма о военнопленных, когда их избивают нацистские палачи. Я до сих пор вспоминаю этот эпизод с дрожью в теле. И только теперь понимаю, почему это произошло.
Грузинские парни, служившие в нашей части, всё занимали должности на кухне, складе, санчасти и все были здоровыми, откормленными мужиками. Это не юноши восемнадцатилетние, а взрослые люди.
Как они оказались на всех этих должностях? Очень просто: родители из Грузии командиру посылали мандарины, и дети их служили неслужа.
Но это второе дело. Первое — почему русские, которых было подавляющее большинство, не заступились за своего?
Смотрите, в армии существует понятие «землячество», там, например, парни из Алма-Аты вне зависимости от национальности стояли друг за друга, из других городов тоже, но я могу только за своих алма-атинцев говорить. А откуда был этот парень, я не знаю, и он был не из нашего взвода. Мне из третьей шеренги даже видно не было, нашли его или нет. Но говорили, что его избили. Я его после этого инцидента не больше не видел. Куда он делся, не знаю.
Но согласитесь, история характерная.
| Помогли сайту Праздники |

