В просторах космоса не слышно звуков – они захлебываются, тонут в вакууме. Тому, кто впервые попал в открытое пространство, трудно смириться с этим. Кажется, будто до звезд рукой подать, но они лишь иронично смотрят со своих по-прежнему недосягаемых высот и глубин.
Но даже всевидящие светила не заметили, как в единый миг из неизведанного пространства вынырнул небольшой предмет. А если даже заметили, то не обратили внимания. Какое им дело до всяких мушек?
Предмет, на самом деле, был живым существом. Он не имел какой-либо определенной формы. По своему желанию, мог округлиться, стать кубом или растянуться лентой. Но он предпочитал путешествовать налегке – лишняя материя лишь замедляла бы движение. Он не считал время своего странствия, ведь, скорее всего, быстро сбился со счета. Миллиарды лет путник бороздил Вселенную, и если бы не имел какое-то подобие ориентира, давно сошел бы с ума. Странник искал красоту. Возможно, это были верования его народа, возможно, болезнь все-таки затуманила его сознание, но он неуклонно следовал за своей целью.
Пилигрим наблюдал зарождения планет, и целых галактик, видел космические империи и отсталые народцы, черные дыры и туманности – но в них не было… какой-то гармонии, неуловимого фактора, элемента, вносящего особое очарование. Они выглядели прекрасно, но их красота казалось какой-то лишней, помпезной, неподходящей. Странник не останавливался в своем поиске.
Бороздя галактики, он не раз встречал своих собратьев. Но короткие свидания не приносили никакой радости – так сильно огрубели, ожесточились со временем бывшие родные и друзья. Отрывки былого накатывались на него бурным потоком. Прекрасная жизнь, полная развлечений и радости труда… Старые, верные друзья… Один неосторожный переход… От воспоминаний хотелось распасться, прервать навсегда свое существование, и эти порывы становилось все труднее сдерживать, но искатель вновь и вновь заставлял себя отвлечься, уйти от пагубных мыслей.
И вот, вынырнув в пределах небольшой планетной системы, он услышал мощнейший ментальный сигнал.
Кто-то просил помощи.
Путешественника словно вывернуло наизнанку. Никогда за миллионы лет пути он не сталкивался с таким сильным призывом. Крик чувствовался на всех диапазонах и частотах, не ослабевал, а, наоборот, усиливался со временем. Не раздумывая, он поспешил на выручку. Не в его обычаях было отвергнуть мольбы страждущего.
Малыш опять плакал. В последнее время он закатывал истерику каждые полчаса. Температура за пару минут подскочила до сорока. Линия пульса на экране бежала бешеными, резкими зигзагами.
Мать, сидевшая в коридоре, слышавшая страдания своего дитя, встала увидев подошедшего мужа.
-Что говорят врачи? – спросила она, и на лице появился слабый проблеск надежды.
-Они ничего не могут сделать. Они даже не знают, что с нашим Павликом.
Женщина прислонилась к его груди и еле слышно заплакала. Отец чувствовал себя так, будто он был тем пожилым грузным доктором, бессильно разводящим руками в кабинете.
-Я добился того, что бы тебе разрешили увидеть его. Проходи, - он преподнес ей бахилы и белый халат.
Одевшись, мама неуверенно повернулась и усилием воли заставила себя успокоиться. Нельзя, чтобы сын видел слезы на ее глазах.
-Спасибо… дорогой, - промолвила она.
Он открыл ей дверь и, поддерживая за руку, вошел в реанимацию.
Молодая медсестра, хлопочущая над кроватью с какой-то девочкой, указала им на кровать, где лежал, окруженный всяческими датчиками и приборами, ребенок.
Этот добрый дядя не был похож на другого, в белой одежде. И тем более не был похож на папу или маму. Он говорил странные, непонятные вещи, но его голос звучал очень нежно и красиво. Малыш рассматривал комнату но не видел никого, кроме тети, расхаживающей от одной кроватки к другой. Дяденька продолжал говорить, когда пришли папа с мамой.
-Паша, Пашенька, слышишь? – спросила мама.
Он очень хотел ответить, но было больно и горячо, сильно жало внутри, давило грудь, жгло горло. Было страшно, и он кричал, а от собственного крика становилось еще хуже.
-Мама, мамочка, помоги, - захотел сказать малыш, но из губ вылетело короткое «а-а-а-а!».
-Господи, но неужели нельзя хотя бы сбить жар? – взмолился отец.
-Поймите нас, мы и так делаем все, что можем, - вздохнула медсестра.
А странный добрый дядя в голове внезапно отвлекся от своего бурчания, и с отчетливой ясностью произнес:
-Не волнуйся, сейчас станет лучше. Я смогу вылечить тебя.
По телу прошла теплая и мягкая, словно шерстяное одеяло, волна. В ногах и руках появилась неприятная слабость, но прежняя боль прошла температура спала.
-Ну все, малыш, пока – попрощался с ним добрый невидимый дядя.
В этот момент ребенок наклонил голову. Уголки его губ поднялись, глаза прищурились. Он улыбнулся. Неважно, маме ли, папе, медсестре или самому себе. Он еще раз улыбнулся застывшей удивленной медсестре, плачущей маме и радостному отцу, и засмеялся, сотрясая ладошками воздух.
И тогда Пилигрим понял, что его путешествие подошло к концу. Он нашел то, что искал.
