Рождённый для Ночи.

сером полумраке, сразу как-то поблёкло, словно обесцветилось. Броня лат готовящихся к схватке стала почти чёрной: рыцари смотрелись, словно грозные Линкоры. Собственно, это так и было – кто, как не закованные в броню бойцы, являлся самым сокрушительным оружием этой Эпохи!
Белое перо, закреплённое на шлеме сира Хлодгара, внезапно переломилось от сильного порыва ветра, и теперь трепетало на лоскутке, отвлекая внимание всех дам от мужественного лица. Которое герцог поспешил спрятать под забралом.
Нельзя сказать, чтоб перелом пера считался плохой приметой. Но уж о том, чтобы это вошло в поговорку теперь, человек собирался позаботиться. Ему это могло сильно пригодиться. Да и в будущих песнях-балладах это можно красиво обыграть…
После того, как стих странно звонкий в затихших на мгновение порывах ветра, звук труб, дающих сигнал к схватке, человек не стал спешить.
Будто сговорившись, они с противником какое-то время просто смотрели друг на друга сквозь узкие щели забрал, не двигаясь с места. Даже трибуны непривычно затихли и замерли, словно почувствовав, что что-то должно случиться.
Над турнирным полем нависла словно бы не только туча.
Но и Смерть…
Лишь через добрую минуту после сигнала горниста бойцы уверенными движениями шпор почти одновременно пустили верных коней в ровный мощный галоп.
В нереальной, почти абсолютной тишине, копыта коней действительно сотрясали землю: вес их со всадником был настолько велик, что дрожь ощущалась и в мощных несущих балках трибун, где зрители, казалось, забыли даже о том, что надо дышать!..
Расстояние для разгона было вполне достаточным. Глаз человека обрёл остроту соколиного. Вот: в эту точку он должен попасть!
Это он и сделал, действительно вложив в удар турнирного копья все свои силы.
Страшный крик перекрыл даже могучий гул двадцати тысяч глоток. Почти все, кто сидел на трибунах, вскочили. Многие дамы как водится, завизжали. А затем – и попадали в обмороки.
Притворщицы чёртовы.
Хлодгар не выпал из седла только потому, что шпоры зацепились за стремена. Но оказался отброшен на круп своего коня. Там он, нелепо взмахнув руками, балансировал несколько страшных мгновений – наверное, инстинкты бойца ещё работали.
Затем всё же опрокинулся за круп коня, потеряв сознание.
Уже развернувшись в конце Зачётного Участка, человек увидел, что коня его соперника обступили со всех сторон служители. Затем всадника распутали и сняли с тревожно ржущего, и испугано косящего глазом, и гарцующего на месте, почуявшего беду, случившуюся с Хозяином, верного животного.
Сира Хлодгара уложили прямо на траву ристалища.
Спустя ещё три минуты Лекарь Турнира через профессионального Глашатая объявил о трагической смерти благородного мессира Хлодгара в результате несчастного случая: проникший сквозь предохранительную решётку шлема стальной, хоть и затупленный как положено, наконечник копья мессира фонГертца вонзился через глаз прямо в мозг.
Трибуны продолжали гудеть: такого раньше никогда не случалось!.. Это говорило или о плохом качестве стали забрала, или… О исключительной силе удара.
К человеку подошли гвардейцы и их Капитан. Произнесший традиционную формулу извинения. Двое встали, как положено, по обе руки от человека, остальные приступили к «дознанию». Забрали поломанное копьё, осмотрели коня и седло, доспехи человека… После чего капитан отправился в Главную ложу. Доклад не занял много времени.
Затем поднялся сам Король. Трибуны, как по сигналу, заткнулись.
Стоя на одном колене, благородный фонГертц вполуха прослушал традиционный Королевский вердикт, зачитываемый Глашатаем с поистине лужёной глоткой (ну, поскольку никаких усилителей, и даже элементарных рупоров не существовало):
– «… роковая случайность, повлёкшая трагическую безвременную кончину Благородного Мессира Герцога де… Штраф в размере тысячи ливров… Запрет на участие в продолжении Турнира. И дисквалификация на два года, с отбыванием домашнего ареста в Родовом Замке…»
Обязательное в таких случаях паломничество в Священный Город разрешалось заменить ещё пятьюстами ливрами штрафа.
Хорошо хоть, что то, что произошедшее – именно случайность, ни у кого сомнения не вызывало. А то иногда «благородных» рыцарей ловили и на мошенничестве!
Тогда пришлось бы сидеть дома не два, а три года. И платить вдвое больше.
«Почётный» эскорт из пары гвардейцев, так и не сказав ни слова, откланялся.
Человек, почтительно поклонившись всем присутствующим – во все четыре стороны – покинул поле ристалища. Выслушал неизбежные сочувствия и соболезнования от челяди, затем от тех рыцарей, кто ещё не бился, или уже всё закончил. Выразил своё «ужасное» сожаление – вполне мог бы «уж в этот раз» дойти до финала!..
Прошёл на трибуны, оставив лишнее теперь оружие слугам. Подойдя к потерявшей (Он-то видел, что – только якобы!) сознание жене Хлодгара, подождал, пока ту фрейлены и официальные фаворитки приведут в чувство с помощью ароматических солей, вееров и притираний.
Высказал все полагающиеся заверения и соболезнования. Выслушал все полагающиеся уверения в том, что против него не держат зла, и «понимают, что он бился честно, и что виной всему роковая случайность!»
Человек, разумеется, видел, что эта женщина отнюдь не опечалена утратой замкнутого и амбициозного мужа, слишком мало внимания уделявшего ей, «самовлюблённой», по его словам, дурой. И предпочитавшем делиться планами с фавориткой фрекен Гудрун, которую теперь можно будет под благовидным предлогом удалить… Или даже – отравить: никто ни слова не скажет!..
И вдова уже даже наметила себе достойного нового кандидата, давно претендующего на звание Лучшего Любовника Провинции.
Да и династия не прервётся – пятеро отпрысков мужского пола усиленно тренируются на Лучшего Бойца. Через пару лет старшего можно бы и женить.
Человек знал и то, что теперь к нему будет подослано не менее трёх наёмных убийц – вот это считалось нормальным и даже соответствующим традициям. Как и поимка и казнь таких убийц тем, к кому они подосланы.
Ещё он отлично знал, что такие несчастные случаи – скорее правило, чем исключение для этих жестоких игр взрослых мальчиков.
Редкий Турнир не уносил две, три, четыре жизни.
На этом и строился его План. Простой и эффективный. Если хочешь быть уверен, что дело будет сделано хорошо – сделай его сам.
Никто его ни в чём не заподозрит. Убийство совершено (Хоть это – дело мерзкое и грязное, но признаться самому-то себе в том, что это – именно убийство, можно!) безукоризненно. И через год-другой все будут помнить только о том, что в роковом для Хлодгара поединке у него сломалось перо, и погода была… Ужасна!
А бедняга фонГертц мог бы пройти в одну шестнадцатую финала, если бы не глупая и досадная дисквалификация.
Всё это и предусматривалось его планом. Потому что именно так ущерб местным Традициям, Устоям и Регламентам оказывался минимален. И то, что он убрал опасного потенциального реформатора-объединителя, возомнившего себя кем-то вроде Карла Великого, или Бисмарка, позволяло сохранить уклад и строй жизни неизменным.
А это и являлось главной Целью человека. Его основными новыми обязанностями.
О смерти «благородного мессира» человек не жалел. Жестоко? Жестоко.
Но не более жестоко, чем во время той же Охоты скакать с огромной толпой праздных дармоедов по полям бесправных вассалов, вытаптывая и без того небогатый урожай, взращённый буквально кровью и потом, и обрекая десятки бесправных людей на лютый голод зимой.
Тот, кто может читать в головах и душах других людей, быстро убеждается в бессмысленности таких абстрактных категорий, как Совесть, Честь, Долг, Сострадание, и прочих красивостей, выдуманных, скорее всего, всё теми же менестрелями-меннезинге-рами. Да и вообще – поэтами-мечтателями, не имеющими никакого представления о подлинных рычагах, управляющих людьми и их поступками.



Путь до дома занял три недели – они теперь останавливались в замках всех знакомых, кто не поехал в этом году на Турнир. Человек с подобающим сожалением и досадой рассказывал о произошедшем, его жена общалась, узнавая, кто за кого вышел замуж, кто – отправился в Квест за святым Граалем, кто умер, кто родил, кто – спятил… Обсуждали, ехать или не ехать человеку в Рим.
Большинство высказалось против поездки – уж больно они там обнаглели: за каждую незначительную провинность с грешника дерут втридорога, и ещё молиться нужно! Проще и удобней заплатить своим. А чтоб самому не молиться – нужно просто нанять каких-нибудь братьев-пресвитерианцев… Человек делал вид, что полностью согласен.
В замке у Матильды он своего раздражения зятем не показывал. Хотя видел и отвратительно запущенное, тупое и тусклое оружие на стенах, и кое-где даже (Вот уж – вопиющее безобразие!) паутину в тёмных углах высоченных стрельчатых потолков. Он только с важным видом кивал на заявление мужа Матильды о намерении отправиться в очередной Поход для отвоевания Гроба Господня. А что – по крайней мере, благородный рыцарь будет дело делать. А не соседей со скуки доставать!
Вслух, правда, человек сказал только о своём величайшем уважении. Поддержать личным участием, однако, отказался. Ему же теперь два года никуда из замка – да, точно!..
А вообще-то Иерусалим здесь переходил из рук в руки уже раз двадцать. Вот и хорошо: это говорило о паритете сил. Следовательно, вмешательства не требовалось.
Дома он разогнал свою законную досаду «усиленным» управлением, и, отработав что полагалось, на супружеском ложе, отбыл назад. В реальность, которую считал основной. Наиболее опасной, и подверженной всяким