1.
Справа от меня за придорожной канавой громко закричали: «Держите! Держите его!». Вопль было пресёкся, но затем возобновился уже в иной тональности, с большею силой и каким-то истерическим надрывом: «Ну же! Что вы там смотрите! Держите его, а то ведь уйдёт!».
Меня пробрало любопытство и, остановившись, я стал гадать, что бы там могло быть? Не придумав ничего путного, я, стараясь не трещать мусором под ногами, аккуратно преодолел канаву и, раздвинув ветви, нырнул в кусты.
— Держите его! — Опять донеслось спереди. Я осторожно выглянул из кустов и ничего не увидел. Нет, вернее, что-то я, конечно, увидел — это был пустой покосный лужок с темной кромкой леса невдалеке и стожком сена, примостившимся в правом нижнем углу пейзажа. Разочарованный, я было хотел повернуться и громко хрустнул сухою веткой.
— Кра! — раздалось откуда-то сверху, посыпались труха и жухлые листья. — Кра, кра. — Чёрная здоровущая ворона вылетела из кустов прямо над моей головой и сделала круг над лугом. — Кра!
Я затаился в неудобной позе, желая переждать суматоху. Хотя, если помыслить, кому я здесь нужен, тем более что здесь и нет никого...
— Я его держу, — произнес вдруг глубокий скрипящий голос за моею спиной. — Держу. Давай-ка сюда.
Я рванулся, но ветви спутали мои руки и ноги, и чем больше я совершал резких и бесполезных движений, тем больше увязал в них.
— Давай-ка сюда, брат, — удовлетворенно повторил тот же голос, и у меня поплыло перед глазами. Я попробовал встряхнуть головой, но это мне тоже не удалось.
«Всё равно – бред», — подумал я. — «Не может же стожок ездить по полю?».
— Кра! — раздалось где-то совсем близко, и я отключился.
2.
Холодная вода стекала с макушки на подбородок. Одна противная бойкая струйка забежала за шиворот и теперь свербела промежду лопаток.
Я поднял голову и издал какой-то неопределенный звук. Меня сразу же подхватили под руки и, встряхнув, рывком поставили на ноги. Я оглянулся и увидел две сумрачные тени.
— Идем! - сказала одна из них. — Принцесса ждет!
— Что за принцесса?
— Шагай! — меня грубо подтолкнули в спину. — Ишь, как разговорился, будто в гостях.
Скрипучая дверь распахнулась, и я оказался в зале, уныло освещаемом горсткой свечей, расставленных у колонн на витых высоких подсвечниках. Зал был очень большой, по крайней мере боковые стены только угадывались, а потолка вообще не было видно.
Прямо передо мной оказался массивный трон, драпированный бархатной тканью, должно быть темно-бордового цвета. Но свет был настолько тусклым, что цвет скрадывался, и материя казалась почти чёрной.
На троне сидела тонкая фигурка, вся в чёрном — уже действительно в чёрном. Её лицо было скрыто за густой чёрной вуалью, колышущейся в такт дыханию — несколько учащенно, что выдавало волнение тонкой фигурки. Золотистая полоска короны матово поблескивала над нею среди всеобщего сумрака.
Черная Принцесса подняла руку.
— На колени! — хрипло сказали сзади. Я же стоял столбом и, замирая, старался уловить под вуалью очертания юного и прекрасного лица. Но слишком густое перекрестье, хотя и притягивало и не отпускало взгляд, как липкая паутина, но и не приоткрывало полог над своей тайной.
— Имя! — тихим голосом потребовала принцесса. Я вслушивался в него, спеша хотя бы по голосу представить, как должна выглядеть его обладательница, и потому не сразу сообразил, чего от меня хотят.
— Мое имя? — переспросил я. — Но зачем оно Вам?
— Имя! — повторила она более жёстко.
— Имя! Скажи имя! — загрохотало вокруг.
Я сдался. В конце концов, мое тупое упорство могло разозлить принцессу, а я всё-таки надеялся, что когда-нибудь она откроет передо мной своё лицо. Не случайно же я оказался тут.
Зал захохотал. Казалось, и стены, и колонны раздуваются от смеха. Вот-вот они лопнут, и тогда обвалится невидимый потолок, погребая под собой и меня, и принцессу.
Растерявшийся, я оглядывался по сторонам и видел только какие-то тени, высохшие и сморщенные физиономии, перекошенные от смеха рты.
Даже принцесса улыбнулась.
Как я почувствовал это, до сих пор остается загадкой. Может быть, я догадался по несколько неожиданному движению ее фигурки; может быть, до меня донесся лёгкий, неуловимый звук.
Она привстала и протянула мне руку. Чёрное платье плеснуло, и блеснули золотом греческие буквы, которые были вышиты на его шлейфе.
Я почтительно склонился и поцеловал запястье принцессы. Кожа была нежная, бледная и пахла мускусным маслом.
Потом она жестом отослала меня. Уже без сопровождения стражи, я был волен плутать чёрными переходами замка, освещаемого лишь слабым светом свечей.
3.
Я уже стал забывать, как выглядит солнце, когда наткнулся на "живое" окно.
Замок, если это, конечно, был замок, был слишком велик, чтобы в нём можно было чувствовать себя свободно. Я освоил всего три этажа, и то не полностью, стараясь не отходить далеко от приёмного зала принцессы.
Кстати сказать, принцесса была теперь со мною более любезна, позволяла целовать ручку и проводила со мною по часу в день. Собственно говоря, именно по встрече с принцессой я и мог судить о начале нового дня. Если она звала меня к себе, значит где-то там, за стенами замка наступало утро. Иное ощущение времени сгладилось. Да и, в общем, время здесь уже не имело такого значения. Оно всё превратилось в ожидание встречи с принцессой, в надежду, что она когда-нибудь откроет своё лицо. В остальном же, помимо этих регламентированных встреч, жизнь моя проходила в блуждании по замку.
Поначалу мне было интересно исследовать его, но так как его пустые холодные комнаты, без окон, только со свечами вдоль стен, были похожи одна на одну как капли воды, интерес от новизны ощущений стёрся, и я продолжал считать шаги и отмечать повороты уже не столько из любопытства, сколько по обязанности иметь хоть какое-нибудь занятие. По этой же непонятной обязанности я с каждым днем забирался всё дальше и дальше, пока, наконец, не наткнулся на это самое "живое" окно.
Собственно, сначала мне показалось, что это просто настоящее окно. Оно сразу же напомнило мне о том, что я уже было стал совсем забывать — о мире, что был за стенами замка, о голубом небе с желтым шариком солнца. Я снова увидел людей, спешащих куда-то по своим делам, именно людей, а не сухие угрюмые тени, прячущиеся в углах. Но стоило мне протянуть к нему руку, как оно исчезло, исчезло, явив суровые серые камни стены, совсем такие же, как те, которые встречали меня за каждым поворотом ведущего сюда и далее бесконечного коридора.
Я не удивился, я уже отвык удивляться. Это чувство мне было известно, оно существовало где-то там, в памяти, как старинный, чем-то дорогой твоему сердцу, но всё же случайный знакомый. Скажем иначе — я был разочарован. И тем не менее на следующий день я снова вышел к этому месту, и там снова ярким пятнышком светилось окно. В этот раз я старался быть более осторожен, за что и был вознагражден.
Мне стало ясно, что это окно — не совсем окно и даже вряд ли имеет отношение к внешнему миру. Слишком много всего сразу виделось в нём. Позже я заметил и другие странности — оно поддавалось управлению.
Хмуря брови, я научился менять перспективу, яркость, время суток, содержание картинки и темп развертывающихся перед моими глазами сюжетов. И только настроение этого пейзажа было мне неподвластно. Оно было грустным. Оно как бы говорило мне: к чему тебе мир? Смотри — там так же безрадостно и тоскливо, — унылые люди спешат по своим ненужным делам, все мелочно суетятся, и на эту суету замучено взирает облезлое солнце, а если это ночь — то щербатая, хмурая луна. Квёлая природа и скучные люди - всё это было похоже на правду, и в то же время в чём-то неведомый режиссер переборщил. Моя реакция вряд ли оказалось такой, на которую он рассчитывал, показывая мне это, — я возмутился.
4.
До сих пор я влачил своё полурастительное существование, даже не пытаясь противиться. У меня была цель, у меня была надежда, у меня был символ — принцесса. В стороне от принцессы, казалось, не оставалось ничего существенного. Если бы и случилось что-то, отдаляющее меня от неё, первым же делом следовало бы восстановить прошлое состояние,
| Помогли сайту Праздники |