Груздев обернулся. Отупело оглядел ребят.
Шумно, вместе со стулом отодвинулся от монитора, подошел к столу, налил водку в первый попавшийся стакан и залпом выпил.
Ребята что-то говорили ему, жестикулировали, спорили друг с другом. Алексей укоризненно качал головой.
Он не слышал. Будто уши заложило ватой. И «муравейник» в голове утих. Мураши разбежались вместе с голосами. А ребята, горланящие рядом, казались продолжением безмолвной кинохроники.
Взгляд Василия упал на комбинезон. Тот, из автомойки.
Василий, путаясь в материи, начал расстёгивать презентованную Скоробейниковым рубашку, затем джинсы.
Ребята, кажется, замолчали и смотрели на него с удивлением.
-Куда ты?- вдруг четко прорезался в сознании Гришкин голос.
-В ментовку.- Василий ожесточенно затягивал комбинезонные лямки. –Нельзя нам так, Гриш, жить. По закону надо.
Опять все разом загалдели. Скоробейников незаметно нажал кнопку под столешницей. Вошли два «нукера», остановились у двери в ожидании приказа.
-Василий, мы битый час тебе говорили: нельзя! Переждать надо!- надрывался Добренко. –Подмога подтянется- никто пальцем не тронет! Ты не знаешь, как там «прессуют»! Лох ты! И нас на алтарь тащишь! Не пущу! Через мой труп!..
-Нет, Васенька, нет, дорогой, никуда ты не пойдёшь!- частил, прерывая журналиста, Скоробейников. –Ишь!.. Есть-пить дай… спать дай, а сам?! По миру пустить хочешь? За всю доброту, да?..
Бабай, набычившись, смотрел на дёрганные движения Груздева.
-Ты решил?..- тяжело дыша, спросил он, наконец, Василия.
-Да.- Тот встал. –У меня просьба: дай один звонок сделать.
Григорий медленно, как что-то хрупкое и ценное, протянул ему телефон. И сразу же ему в руку с двух сторон вцепились Сергей с Алексеем.
-Гришка! Не давай! Он в ментовку позвонит! Гришка!!!
Дикий слегка шевельнулся, скинул с себя «малохольных».
-Ты решил? На! Звони!
Василий набрал номер. И закричал через секунду радостно:
-Пашка! Пашка! ЗдорОво! Жив, чертяка?! Прости меня, не мог я вчера прийти! Чего? Да ты что! Сам просил?! А Вов… Да подожди ты! А Вовка-то как? Нормально? Да, да, говори, я запомню. Я сам к ним собрался. Сейчас и пойду…- Он мельком оглянулся. –Если получится… Всё, Паш, всё, не могу больше, деньги тикают, не мой телефон… Я тебе «подарю»! Не смей! Всё-равно, звонить не буду! Как- куда?.. А-а! В Центральный, наверное… Или Советский. Дума-то к какому принадлежит? Значит, в Центральный пойду. Всё, Паш, всё, пока! Паш! Паш!- вдруг снова заорал он. –А ты рыбок покормил?
Он опустил руку с телефоном, оглянулся, посмотрел на всех беспомощно.
-Кончилась связь. Ничего про рыбок не услышал,- сказал он жалобно. –Спасибо тебе, Гриш.
Он положил телефон на стол. Расправил плечи и, не оглядываясь, вышел из комнаты. «Нукеры» посторонились.
Василий шел по улице, щурился на блеклое теплое солнце и улыбался. Отчего-то пела душа. Всё было плохо, нескладно- и сутки прошедшие, и увиденное на экране, и близкое будущее- а душа пела!
Он машинально залез в карман и, изумлённый, вытащил мятую замасленную сотню.
-Я, что, в кабаке вчера в этом был?- подумал он и прыснул в приступе веселья. –Ничего не помню! Ни копейки же не было!..
И сразу захотелось мороженого. Купил, но полакомиться решился только на лавочке, сидя. От греха подальше.
Напротив сидели парень с девушкой. Они держались за руки, и им тоже было хорошо, Василий это сразу заметил. Она заливалась смехом, а он что-то оживленно ей рассказывал. И такие они были юные и счастливые, что хотелось завидовать им, радоваться с ними, заглядывая в глаза.
Но ребята были в темных очках. Видимо, глаза любимых- не самое главное, когда счастлив.
Василий огляделся. Университет был рядом, и аллея была полна молодых парочек. Его поразило: почти все были в темных очках. Затемненное счастье. Затемненная юность.
-Как же они любят, не видя глаз?
Капнул мороженым на штаны, вытер ладошкой, вновь улыбнулся: -Слава Богу, не сок томатный!..
Ну, всё, Вась, хватит балдеть. Пора.
