Побег

Когда в ЗАГСе женщина хорошо поставленным голосом очень строго спросила у жениха, согласен ли он взять в жёны Удавкину Жанетту Макаровну, того переклинило. «А ведь это всё. Конец, - подумал он, не в силах разжать онемевшие челюсти. – И как мне раньше не пришло в голову, что если я Верёвкин, а она Удавкина, это фигово похоже на добрую примету»…
С боку под ребро вонзился острый локоток невесты, в поясницу больно ткнула кулаком будущая тёща. У жениха перехватило дыхание, он побледнел и покачнулся.
- Жениху плохо, - заверещала тётушка Клава, которой худая городская невеста совсем «не глянулась»: то ли дело станичные девки, выращенные на натуральной сметане.
Строгая женщина-регистраторша остановилась, с упрёком глядя на бледного, как смерть, без пяти минут законного супруга:
- Граждане брачующиеся и их родственники, у нас же очередь…
- И вы его невменяемое «да» засчитаете за согласие? – продолжала истерить тётка, очень любившая всякие скандальные ситуации.
Регистраторша на миг задумалась и решила ответственности на себя не брать:
- Внимание. Регистрацию приостанавливаем, приводим жениха в чувство. Позову через две пары, у нас там пауза… Выходим организованно в малый зал…
Жениха подхватили двоюродные братья, Петр и Павел, – крепкие парни, в распахнутых пиджаках, под которыми накаченные сельским трудом мышцы ходили ходуном. В просторном прохладном зале силачи устроили жениха на диване и, сочувственно похлопав по плечам и спине, отступили за огромную квадратную колонну.
В родне у Верёвкина все сплошь были фермерами. Дядя Гоша, Георгий Степанович Лыков, растил бычков и продавал мясокомбинату, что был в соседнем районе. Для души и жены - рукодельницы держал полдюжины ангорских коз и парочку козочек попроще, для молока. Были в хозяйстве и лошади, которые так нужны в деревне, неизбалованной хорошими дорогами. Дядя Гриша, Григорий Степанович, занимался кукурузой, подсолнечником, сахарной свеклой и зелёными кормами для хозяйства брата Гоши. Тётя Клава с мужем и сыновьями держала два большущих птичника с курами, утками, гусями и индюками. На искусственное озерко залетали к ним по осени даже дикие утки, которых подкармливали добрые люди перед большим перелётом. В городе на рынке тётку уважительно называли Клавдией Степановной Борковой, и не только за непростой характер, но и за отличное качество всегда свежего товара.
В самом городе, в просторной сталинской квартире, жила только старшая сестра, Анна Степановна, которая когда-то на зависть всем выскочила замуж за «дачника», городского солидного мужчину, и с радостью избавилась от сельской прописки. Муж её выучил на фельдшера, успел порадоваться школьным успехам наследника и в одночасье умер, когда «ненаглядный» Ванечка заканчивал школу. Мальчик рос добрым и ласковым. Все собаки и кошки в округе издалека узнавали своего защитника и кормильца. Летние месяцы в деревне для Вани были счастьем: столько разнообразной живности в городе ведь не увидишь. Так стал Ваня, Иван Иванович Верёвкин, ветеринаром по любви и призванию. Ему хотелось, конечно же, в деревню, но мать и слышать не хотела о возвращении к «коровьим хвостам». По великому блату устроила мать своё чадо в частную лечебницу для домашних питомцев, где хозяином и директором был господин Удавкин. Присмотревшись к новому старательному врачу с «правильным дипломом», он смекнул, что скромного парня надо брать в семью, тем более, что непутёвая и ленивая дочь особым спросом на рынке невест не пользовалась и, как понимал отец, была товаром изрядно подпорченным. К удивлению родителя, уговаривать дочурку долго не пришлось. А Иван и не понял толком, как вдруг стал женихом. Словно под гипнозом, подталкиваемый матерью, уже видевшей сына директором модной ветлечебницы, он оказался в ЗАГСе с девушкой, которую не знал и не любил.
Сидя на неудобном диване, уткнувшись лицом в ладони, Иван мучительно искал выход из тупика, в который дал себя завести. Подошёл начальник и будущий тесть в одном лице, исполненный, как всем показалось, искренним сочувствием:
- Ты, Вань, того… Может, коньячку? И галстук ослабь…
- Я сейчас, Макар Васильевич, вы меня простите…
- Ничего-ничего, Ваня, я тебя понимаю. Ты посиди спокойно, подыши, я баб попридержу, чтобы не нагнетали…
Жанетта, для своих просто Жанка, сидела на широком подоконнике, разложив аккуратно пышную юбку ещё несфотографированного платья и мучилась от желания немедленно закурить. «Вот ведь урод, - думала она о женихе. – Ничего не может толком сделать».
Жанка была влюблена в другого ветеринара из клиники отца, во Владислава Альбертовича. Вот это был мужик… Тонкие губки невесты при одном воспоминании об этом красавце пересыхали и растягивались в улыбке. Но был этот герой-любовник прочно женат. И если бы она, Жанка, не забеременела случайно от Владика, то ни за что не согласилась бы пойти замуж этого «лоха и нищеброда» Ваньку. «Вот урод. Ну как есть урод. Разволновался до обморока, о первой брачной ночи, небось размечтался», - усмехнулась Жанка, с тоской и почти с ненавистью поглядывая на людей, курящих у входа в ЗАГС. Одно утешало, накануне свадьбы они с матерью придумали, как имитировать потерю невинности. Жанка чуть вслух не рассмеялась, представляя лицо жениха-дурака.
У двери привычно-лениво переругивалась чета Удавкиных, их дочь мечтала, как съехав от родителей, будет наслаждаться свиданиями с Владиславом, а жених продолжал сидеть, уткнувшись лицом в ладони и мучительно искать пути к отступлению.
Анна Степановна подошла к сыну, положила мокрый холодный носовой платок ему на затылок:
- Ваня, сынок, ну ты чего? Может что несвежее на работе съел?
- Мам, ты лучше тётю Клаву позови, - подняв голову, попросил жених.
- Это чего ещё?
- А ты пока с Жанной постой, скажи, что мне уже лучше.
- Да-да, ты прав. Как же тебе, сынок, повезло, в такую семью тебя приняли. А Жаннеточку я успокою, ты не волнуйся. Вот как она, бедненькая, переживает, нервничает, сидит одна-одинёшенька, - оглядываясь вокруг в поисках сестры, и призывно махнув ей рукой, продолжала скороговоркой произносить слова Анна Степановна.
- Нюр, ну как? – кивнув на племянника спросила Клава.
- Опять это «Нюр», Анной меня зовут. Да тебя не переделаешь. Ваня что-то звал тебя, ты с ним побудь, а я невестушку поддержу…
- Вань, чего звал-то? Может надо чего? – присела рядом грузная тётя Клава.
- Тёть Клав, я сбежать хочу.
- Ты чего? – испуганным шёпотом отозвалась тётка.
- Не хочу я жениться, я в деревню хочу, - в тон ей шёпотом ответил Иван.
- Опозоришь девку… Хотя на такой тощей и злой жениться, это ж только с большой голодухи извинительно.
- Так поможешь?
- А делать-то чего?
- Попроси Петку и Пашку меня на воздух вывести, вроде как подышать, а им шепни, чтобы машину поближе подогнали. У меня ведь вещи собраны для переезда к Жанке, вот возьму их и в деревню.
- Нюрка, конечно, будет ругаться, но чем на страхолюдине городской жениться, так лучше умереть, и свой ветеринар нам в хозяйстве позарез нужен, - тётя Клава встала и решительно кликнула к себе близнецов-сыновей.
Бросив очередной взгляд в окно, мучаясь от присутствия будущей свекрови, изнывая от желания курить и мечтая только об одном, чтобы уже выйти из ЗАГСа, выпить и взять в руки сигареты с зажигалкой, что лежат в сумочке у свидетельницы, Жанна краем глаза заметила, как трое парней бегут со всех ног к стоящей неподалёку серой машине.
- От кого-то вон жених убегает, - хохотнула Жанка, радуясь неожиданному развлечению и чужой беде.
- Где? – встрепенулась Анна Степановна. – Ой, да это ж Ваня! Как же это так? Клавка, зараза, где твои сыновья?
- Ты чего так кричишь, Нюра. Тока здесь мальчишки были. Может за водичкой минеральной к машине пошли? – изображая невинность хлопала глазами довольная собой Клавдия Степановна.
- На машине они вон втроём поехали, - уже в полный голос орала Анна Степановна.
- Так может в аптеку?
- В аптеку? – снизила тон мать жениха. Она вытащила из кармана телефон, но аппарат сына был вне зоны действия сети.
Едва выехав за город, Иван снял галстук, расстегнул ворот рубахи и рассмеялся. Ему казалось, что с каждым новым километром в него вливаются новые силы.
- Паш, я открою окно?
- Открывай, если не холодно. У тебя сегодня вроде как второй День рождения, тебе всё можно.
- Сейчас приедем, отметим, - радовался Петька. – Не ожидал я от тебя, брат, такого виража. Силён.
- Я и сам не ожидал. Фамилия подсказала, - Иван честно поведал о своём внезапном страхе братьям: о сомнительном счастье от соединения Удавкиной с Верёвкиным.
Пашка съехал на обочину, отсмеялся. Крепко пожал брату руку и уже молча помчался к родному дому, увозя прозревшего родственника от незавидной судьбы вечно обманутого мужа.