Другой-31. Остров преображения

профессионал не обижается на предмет своего труда. У нас здоровая психика и нет болезненной страсти к подглядыванию. Зачем это нам? Что такого нового для себя мы могли увидеть в ваших примитивных биологических телодвижениях и услышать в непроизвольных звуках, которые вы издавали? В этом отношении вам бесконечно далеко до нас. Разница между нами и вами — это разница между искусным скульптором и ребёнком, лепящем колбаски из пластилина. Вы это сами видели своими собственными глазами, Ана Витториа и твоими собственными глазами, Рафаэл. Смотрели, видели, восхищались и завидовали. Мы не в обиде. На такое стоит посмотреть, и оно достойно быть увиденным.

Время, потребное им для усвоения новой информации, они израсходовали и осторожно заговорили. Начала дама.

— Вы хотите сказать, сеньор Марк...

— Просто Марк. Мы давно на “ты”. Не люблю церемоний.

— Ты хочешь сказать, что это мы за вами подглядывали?

— Пресвятая Дева, ну вот что ты за чушь несёшь! В тот момент, когда я вас пригласил составить нам компанию, вы занимались изучением межвидовых отношений ос, муравьёв и хамелеонов в условиях относительно изолированного биоценоза единичного растения вида Fícus benghalénsis — Фикус бенгальский, он же Баньян.

Три секунды паузы, и все, не исключая бразильцев, закатились хохотом. Пока они успокаивались, я притащил большой круглый камень и уселся на него. Хоть чуть-чуть, но выше. Заодно продемонстрировал силу.

— Успокоились. Способны продолжать нормальный разговор. Отлично. Обвинения во взаимном непристойном подглядывании обеими признаны дурацкими и недействительными.

— Мнение юриста относительно формулы вердикта? — обратился я к Ане Виттории.

— Формулировка безукоризненная.

— Мнение господ присяжных? Принято единогласно. А теперь дорогие мои, о том, что видели мы и о том, что видели вы. Мы видели двух очень хороших и искренне любящих друг друга людей. Они только-что избавились от тяжкого душевного гнёта, мешавшего их любви, как, простите за прозу, создающие дискомфорт сухие крошки в постели или камешек в ботинке. Теперь ничто не мешает их любви. И что мы видели? Они не умеют любить. Это по-настоящему печально, то, что мы видели. Вы совершенно безграмотны, милые мои. Абсолютно. Как это возможно в такой стране, как ваша, в конце двадцатого века, не понимаю. Ладно. Что видели вы? Вы видели урок по тантра-йоге, а потом, после небольшой паузы — урок тантрической любви. Посмотрели с двойственным, нет, с тройственным чувством: с наслаждением, с завистью и самую капельку — с чувством стыда. Да, Рафаэл? Считайте, что вы на консультации. Врачу и адвокату выкладывают всё, отбросив условности, иначе толку с этой консультации ноль. Ни этих милых девушек, ни меня вы не способны обидеть.

— Мы видели. Да это было очень красиво, это нас взволновало и гхм...

—Возбудило. Продолжайте.

— Но, какое отношение эти красивые, да, да простит нас Мадонна, изумительно красивые движения ваших нагих тел и... и...

— Выражение беспредельного счастья на лицах. Именно это вызвало у вас острейшую зависть. Особенно у твоей жены.

— Какое это имеет отношение к связывающей нас любви, искренней и возвышенной, духовной?

— Ох, лучше бы вы меньше читали Библию, а больше — “Декамерон”. Бога ради, менее всего я намерен оскорблять ваши религиозные чувства. Но три религии: иудаизм и его порождения — христианство и ислам — принесли человечеству больше горя, чем все природные катастрофы и эпидемии, вместе взятые. В исламе хоть нет глупейшей идеи о том, что человеческое тело — венец творения, созданное Всевышним по образу и подобию своему — оно есть сосуд греха, наполненный скверной. Бред! Нонсенс! Объявить телесную любовь — великий дар Творца — грехом, мерзостью, стыдиться её! Вот это истинная ересь и смертный грех! Анафема!

Амала с Чарной аж зааплодировали.

— А ты силён в риторике, Марк. Твои родители не адвокаты?

— Мама - врач, папа - журналист.

— И как же они относятся к таким твоим убеждениям? Они знают о них?

— Мама позировала обнажённой: мне, как фотографу, а моему кузену, как художнику. Я подарил Амале каталог нашей выставки в Москве. Можете посмотреть. Она вам не откажет.

Лалит забралась ко мне на колени, и пока супруги старались как-то уместить в мозгах столь несоответствующую их ментальности информацию, я, наблюдая за ними, упивался жасминовым ароматом её волос. Снова первой заговорила Ана Витториа.

— Допускаю и такое. Вы коммунисты, безбожники. Ладно. Но ведь и у вас есть душа. И у вас есть любовь, верность. Есть же высокие человеческие чувства. Не может их не быть.

— Опять дуализм. Душа и тело едины в сумме противоположностей. Клянусь, я не знаю более любящих друг друга людей, чем мои родители. Они друг за друга, если надо будет, весь мир на куски порвут и заново построят. Но вот вам эпизод. Мы как-то отдыхали на Чёрном море. В маленьком романтичном рыбацком посёлке. Я там подружился с ребятами. Мы обнаружили заброшенный пруд, на котором никогда никого не было. Вот там своей компанией и проводили время, купались, загорали голышом, любили наших девочек. Потом к нам присоединились и мои родители. И вот раз ночью, пока мы с мамой собирали дрова для костра, папа и моя подружка занялись любовью. Мама отнеслась к этому очень спокойно. Она мне объяснила: “Знаешь, сынуля, мы с Борей очень любим друг друга. Но однообразие убивает аппетит. Неужели повар должен обижаться, если его постоянный клиент полакомится в другом ресторане? Да на здоровье! Пусть поймёт, что с моими лакомствами чужие не сравнятся. Я для него готовлю лучше всех. Пойми, мы вместе потому, что мы свободны”.

— Она великая Женщина, твоя мать! - сказала Чарна. — Мудра, как сама Шакти, мать Вселенной.

А вот теперь паузу затягивать нельзя.

— Рафаэл, вот как бы ты определил, что такое любовь? Только не длинно и высокопарно, а коротко и точно. Ты же  военный инженер.

Когда я задавал этот вопрос, грудь Лалит оказалась в моей руке. Она этого, ну совершенно не заметила. Только задышала чаше и плотнее прижалась ко мне. Зато Ана Витториа разглядела это всё очень даже хорошо.

— Хм... Коротко и точно. Для столь великого понятия вряд ли можно найти такого рода определение.

— Между тем именно такого рода определение существует.  Его сформулировал великий поэт: “Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает; но и любовь мелодия”. Берёшься оспорить?

— Нет. Но ведь именно это и имел в виду ваш поэт: любовь — это музыка. Самое духовное, самое внематериальное и возвышенное из искусств.

Влип очкарик. Нашёл, с кем связываться.

— Сыграй что-нибудь. Исполни мелодию. Ну, не слышу.

Он слегка опешил.

— На чём? Нужен инструмент. Ах, вот ты о чём! Я могу просто напеть. Пожалуйста.

— У тебя приятный голос. Откуда он возник, этот звук?

— Из моего...

Он хлопнул себя ладонью по лбу!

— Дошло. Ну, слава богу.

Теперь в ладоши захлопала Ана Витториа.

— Браво, Марк! Браво!

— Спасибо, Рафаэл, за констатацию того непреложного факта, что всё возвышенное, внематериальное, духовное и так далее имеет материальную основу и не существует без неё. Кстати, музыка, как таковая, есть не что иное, как гармоничные колебания воздуха — субстанции вполне материальной.  А теперь, скажите, мои дорогие, может ли извлечь мелодию из инструмента человек, не обученный игре, не знающий нот, не владеющий инструментом. Стерпите ещё одну цитату?

“— Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь.

Гильденстерн

— Принц, я не умею.

Гамлет

  — Я вас прошу.

Гильденстерн

— Уверяю вас, я не умею.

  Гамлет

  — Я вас умоляю.

  Гильденстерн

  — Я и держать её не умею, мой принц!

  Гамлет

  — Это так же легко, как лгать; управляйте этими отверстиями при помощи пальцев, дышите в нее ртом, и она заговорит красноречивейшей музыкой. Видите - вот это лады.

  Гильденстерн

— Но я не могу извлечь из них никакой гармонии; я не владею этим искусством”.

А как овладевают искусством? Только путём его изучения и постижения на практике. Искусству учатся. Искусству учат. Никто ещё не родился с флейтой или скрипкой в руках. Пению тоже учат.

— Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь.

  Гильденстерн

— Принц, я не умею.

Гамлет

— Я вас прошу.


Гильденстерн

  — Уверяю вас, я не умею.

Гамлет

— Я вас умоляю.

Гильденстерн

— Я и держать её не умею, мой принц!

Гамлет

— Это так же легко, как лгать; управляйте этими отверстиями при помощи пальцев, дышите в нее ртом, и она заговорит красноречивейшей музыкой. Видите- вот это лады.

  Гильденстерн

  — Но я не могу извлечь из них никакой гармонии; я не владею этим искусством.

Гамлет

— Вот видите, что за негодную вещь вы из меня делаете?
На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете;
вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны;
вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука;
вот в этом маленьком снаряде — много музыки, отличный голос;
однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил.”


Я это к тому, что даже из самого простенького инструмента может извлечь мелодию только человек, обученный на нём играть. Повторяю: обученный. Которого учили, который учился! Научиться можно только через уроки с учителем. Любовь — это мелодия, да. Трижды да! А человек — наисложнейший музыкальный инструмент во Вселенной. Что может сыграть на нём неумеха?

Сидевший недалеко от нас на ветке сизый попугай издал вдруг невыносимо гнусный, мерзко скрипящий звук. Всех аж передёрнуло.

— Вот вам иллюстрация. Неуч. А ведь если его научить, он даже может заговорить по- человечески. Может красиво петь.

— Браво, Марк! Брависсимо!

Вот кто после этого сможет спорить с тем, что свежая сексуальная фрустрация есть наилучшее подспорье в дискуссии? Между тем упорный Рафаэл героически отстаивал свою абсолютно проигрышную позицию.

— Согласен, Марк, согласен. Но можно же обойтись и без учителя. Можно учиться по книгам.

— Можно. Математике. Литературе. Философии. Хотя, ты знаешь, в чём-то ты прав. Есть же самоучители. Самоучитель игры на гитаре, на аккордеоне. Даже на фортепиано. Видел как-то. Но чёрт меня подери, я ни разу не слышал, чтобы самоучка исполнил хоть что-то приличное, не оскверняющее слух. Вы, кто-нибудь, слышали?

Ответом был общий смех. И снова Ана Викториа:

— Значит, мы с Рафаэлом будем учиться. Когда можно будет приступить к занятиям?

Лалит устала сидеть неподвижно. Она слегка отстранилась от меня и сладострастно потянулась.

— Когда захотите. Хоть прямо сейчас.

— Сейчас? Прекрасно! Давайте начинать.

— Давайте начнём.

Лалит встала, обошла вокруг новых учеников, критически их разглядывая, и скомандовала:

— Скидывай свой купальник. И твои плавки тут совершенно ни к чему. Ну, смелее!

— Как? Мы должны быть совсем голыми?

— А я, что, в парандже?

— Ребята, знаете, я обожаю музыку. Был на множестве концертов, сам с удовольствием музицирую. Но, убей меня бог, не представляю, как исполнить хотя бы гаммы на инструменте, упрятанном в футляр?

— Ну вы хотя бы отвернитесь.

Да бразильцы они вообще, или кто? Я видел фотки с их карнавала. Но ни ломать их нельзя, ни даже давить на них. Ни полнамёка на унижение. Хорошие же они, очень хорошие люди. Мы с Чарной вообще ушли,