голову робота Т-800 чипкарты. И оно было ему знакомым. Но он не знал, кто этот Алексей. Его что-то связывало с этим человеческим именем и возможно с самим человеком. И теперь он, кажется, начинает понимать само значение слова, нельзя убивать просто так.
Но вот этого чернокожего парня он мог точно убить. Джон Коннор вовремя отдернул его в сторону правую не закрепленную жестко в гидравлике киборга, модели 101:01 руку и 0.45мм пуля Кольта при выстреле попала в лобовое стекло легковой Chevrolet-Chevelle 1967 года. А могла разнести этому негру голову.
- Просто так убивать никого нельзя - он вспомнил слова Джона Коннора.
- Почему нельзя, ведь я Терминатор? - спросил он тогда его.
- Нельзя и все - произнес ему Джон - Это приказ.
- Это приказ - он в своем ЦПУ вспомнил слова еще одного, кто произносил ему это. То был робот Т-888, в том мире, где была ядерная война. Была смерть, ужас и страдания. Были руины Лос-Анжелеса.
– Нельзя просто так убивать никого, Фердинанд - произнес ему тот робот.
То были слова его командира русского солдата Алексея, ставшего сначала сыном Скайнет-1 и затем тем киборгом три восьмерки. Его командиром и боевым верным другом.
Он вспомнил его. И внезапно и без всякого обучения понял все вообще без какого-либо приказа. Он теперь не был просто Терминатор, потому что понял, почему нельзя.
***
29 августа 1997 года.
Соединенные Штаты Америки.
Восточная часть Лос-Анжелеса.
Психиатрическая клиника Пескодеро.
Городок Глендейл по соседству с Пасаденой.
Главный Контрольно-Пропускной Пункт охраны.
22:15 вечера.
К посту охраны тюремной клиники психолечебницы и самому главному автомобильному КПП, подъехала легковая полицейская с проблесковыми горящими огоньками машина Chevrolet-Impala 1976 года. На ее борту красовалась эмблема Калифорнийской полиции с надписью «Служить и защищать».
Она подъехала прямо к самому автодорожному на въезде полосатому автоматическому шлагбауму и большой сетчатой загораживающей проезд, как ворота закрытой что днем, что ночью высокой под током решетке. На ней висел красный знак STOP и даже красовался нарисованный человеческий череп с красной пронзившей его через глазницу молнией и соответствующая к этому рисунку предупреждающая надпись. А перед довольно большой на въезде будкой охраны и контрольно-пропускного полицейского вооруженного поста стояла у заасфальтированной дороги надпись: «Психиатрическая клиника Пескодеро. Вход и въезд, строго по служебным пропускам». И прочие данные относящиеся к данной клинике и тех, кто здесь сидел и находился в заточении и лечении уже многие годы.
Но эту полицейскую машину пропустили как-то сразу. Может, этому поспособствовали мигающие на крыше автомобиля яркие огоньки. А может, вышедший из будки охраны вооруженный полицейский поверил жесткому и уверенному холодному, не моргающему никогда взгляду сидящего в ней худощавого на вид полицейского. Еще может потому, что полицейские здесь были частыми гостями. И к их проверочным постоянным приездам уже привыкли.
Клиника была местом поднадзорным. И это естественно. Это была медклиника тюремного содержания. И принадлежала Калифорнийской целиком и полностью полиции города Лос-Анжелеса.
Машина уверенно поехала дальше по бетонной убранной идеально специальными уборочными машинами дороге в сторону нескольких соединенных воедино переходными встроенными блоками и коридорами невысоких в четыре этажа зданий из белого кирпича с зарешеченными стальными решетками окнами.
В то самое время, когда по приказу доктора Питера Силбермана Сару Джанет Коннор после очередного припадка бешенства под солидной дозой таблеток уложили на металлическую в отдельной палате под номером 315 постель. На третьем этаже в третьем корпусе клиники по соседству с главным центральным офисным зданием больницы.
Санитар и надсмотрщик за больными Дуглас Томпсон, сам такой же уже психически ненормальный и больной от такой работы крепко пристегивал Сару кожаными на пряжках и замках к этой кровати широкими ремнями.
Сара ему нравилась. Наверное, как женщина. Хотя Дуглас был еще тот извращенец. А такие как Сара Коннор непокорные и буйные женщины его дико возбуждали и давали повод лишний раз, где-нибудь в темном уголке больницы или кладовке с ведрами и тряпками для уборщиц, справить половую нужду с жаркими любовными возгласами и стонами.
Вот и сейчас Дуглас Томпсон пристегивая буйную Сару Коннор по приказу профессора и доктора Питера Силбермана, был возбужден до сексуального предела. Было слышно, как он тяжело уже дышал и покрылся даже испариной от возбуждения и недержания.
Он бы попытался на большее, если бы не боялся самой Сары, Ну и наказания от Силбермана с потерей своей любимой работы. На что профессор и врач Питер Силберман был тоже конченой сволочью, но подобного он бы здесь не допустил в своей любимой поднадзорной тюремной женской медклинике в Пескодеро. Питер Силберман просто с треском бы вышиб Дугласа Томпсона с работы и все. Да еще с соответствующей репутацией насильника больных и психа, которого самого надо упрятать в психушку.
Дуглас Томпсон, просто боялся Сары Коннор. Хоть был крепким по телосложению и довольно сильным мужчиной. Не смотря на то, что вместе с напарником чернокожим медбратом Уильямом Мартинесом крутил ей руки и кормил регулярно психотропными таблетками.
Он вообще боялся сильных духом женщин. И поэтому не был женат. В отличие от Уильяма Мартинеса, у которого была жена в Глендейле и двое небольших, лет пяти детей. Да и Уильям Мартинес не был психом, как Дуглас Томпсон. И не позволял себе таких вещей как насилие над больными и прочие половые разные извращения. Он и не знал всего о напарнике Дугласе Томпсоне и его половых извращенных пристрастиях. Что его напарник имеет виды на Сару Джаннет Коннор. И, что любит и одновременно боится ее.
Именно сюда по приказу Силбермана ее притащили они вдвоем, заведомо и предварительно скрутив по рукам и ногам из 118 палаты, на первом этаже второго больничного корпуса, где она находилась все время и безвылазно. Сара снова набросилась на Силбермана. И тот приказал ее на ночь скрутить и упрятать сюда в третий корпус больницы на третий этаж и в палату с единственной койкой под номером 315.
Дуглас боялся ее, но одновременно любил. Ему надо было кого-то любить. Он ведь тоже был человек и все же мужчина. А мужчине требовалась женщина. И Сара была здесь его тайная избранница.
Он без стыда признавался ей наедине в любви. И только Сара знала, что этот извращенец любит тут ее, но молчала и не говорила никому. Она ждала упорно нужного момента, чтобы отбить этому очкастому подонку его мужские яйца. Это ее были личные с ним счеты за все, что он с ней тут делал, как и сам профессор, психотерапевт обманщик Питер Силберман.
- Так как я тебя никто тут любить не будет, Сара. Никто. – он ей прошептал в правое ухо, привязывая и пристегивая намертво ее к этой в белоснежных, больничных простынях постели кожаными с замками и пряжками ремнями –Ты зря отказываешься от большего. Тебя отсюда вряд ли выпустят. Это место пожизненное для таких, как ты. Так, что, соглашайся, Сара. Здесь женщины обречены на постоянное одиночество. Вряд ли тебе кто-то такое здесь еще предложит.
Сара смотрела куда-то в одну точку и в потолок. Она не реагировала на него. И вообще не реагировала ни на что, а просто смотрела куда-то вверх и молчала.
Дуглас проверил надежность крепления замков и ремней к постели и наклонился к самой лежащей на кровати Саре. Это было самое интимное место, но он не решился овладеть женщиной. Потому что просто боялся этого.
Дуглас Томпсон приблизился к ее, не реагирующему ни на что женскому лицу. Он хотел поцеловать Сару в губы, но опять же побоялся. А просто провел как собака высунутым своим слюнявым полового извращенца языком по ее лицу и правой развернутой к нему женской щеке.
- Боже - он произнес ей - Какая ты сейчас красивая. Я всегда хотел иметь красивую и влюбленную в меня женщину.
Он еще удовлетворенно хмыкнул, и, улыбнувшись довольно поднявшись, толкнул, уходя саму постель в сторону.
- Спокойной ночи, моя красавица - он ей произнес и пошел к двери.
Дуглас Томпсон запер дверь на замок, прогремев связкой служебных от всех дверей ключей, что послужило сигналом самой Саре Коннор как его удаляющиеся громкие шаги и стук полицейской охранника санитара дубинки по стенам, решеткам длинного больничного полузатемненного под слабым дежурным светом коридора.
- «Сволочь» - подумал Сара – «Извращенец херов. Есть же такие твари на свете».
Она мгновенно пришла в себя, лишь ловко притворяясь отъехавшей окончательно от реальности. Те таблетки антидеприсанта, что ей напихали полный рот, она не проглотила ни одной и просто сумела выплюнуть еще в своей палате 118 в унитаз.
Она была в полном нормальном человеческом сознании и теперь знала, что делать. Этому ее Сару Джанет Коннор учить не надо было. Вместо таблеток у нее во рту была та украденная под языком канцелярская скрепка, что она стащила со стола профессора и доктора Питера Силбермана, когда ей показывали те фотографии два полицейских. Она сумела незаметно засунуть ее в рот, когда ее притащили сюда на ночь в третий корпус и на третий этаж в палату 315.
Сара выплюнула ее на постель аккуратно, стараясь, чтобы та упала рядом с левой рукой.
Поучилось. И она пальцами левой руки нащупала эту скрепку. Теперь дело было за замками и пряжками кожаных широких ремней.
Не сразу получилось открыть эти замки. Все же сами ее руки были сильно стянуты и работали только кисти рук и пальцы. Да и делать пришлось все на ощупь и вслепую.
Разогнув скрепку пальцами обеих своих рук и превратив в подобие проволочной отмычки, она, приподняв с подушек
| Помогли сайту Праздники |