Легенда двадцать четвертая. Последний Пророк

За краем света, где звёзды боялись светить слишком ярко, двое старых друзей стояли перед дверью, которой не должно было быть.
Дикий Ден — с бочонком виски за спиной и бородой, полной льдинок и воспоминаний.
Одноглазый Гарри — с кольтом на бедре и взглядом, который видел то, чего не должны видеть люди.

Дверь была сделана из дерева, которое никогда не росло ни на одном континенте. Её петли скрипели голосами умерших. На ней были вырезаны символы, которые никто не мог прочитать, кроме тех, кто уже был мёртв... или ещё не родился.

— Ты уверен? — спросил Ден, глядя на друга.

Гарри кивнул:

— Он ждёт нас. Очень давно.
— А если он окажется тем самым… тем, кто может уничтожить всё?
— Тогда мы просто напоим его, как всех остальных.

Внутри было тихо. Не так, как в пустоте. А так, как будто время остановилось, чтобы послушать.
Посреди комнаты, среди пыли, которая не двигалась, сидел он.

Мужчина.
Или женщина.
Невозможно сказать.
Его лицо было закрыто капюшоном.
Только глаза светились, как две последние искры в мире.

— Вы пришли, — сказал он голосом, который не принадлежал ни одному полу, ни одной эпохе.
— Мы всегда приходим, когда мир начинает трещать по швам, — ответил Гарри, присаживаясь на край стола, покрытого паутиной судьбы.
— Вы — те самые, — продолжил Пророк. — Те, кто хранит границу между мирами. Те, кто пьют правду и не теряют себя.
— Звучит слишком громко для двух пьяниц, — хмыкнул Ден, доставая флягу.
— Пьянство — маска, — сказал Пророк. — За которой прячется мудрость.
— И что теперь? — спросил Гарри. — Ты хочешь уничтожить мир? Спасти его?

Пророк улыбнулся.

— Я не могу сделать ни того, ни другого. Я могу только выбрать.
— И кто ты такой, чтобы выбирать? — спросил Ден.
— Я — последняя мысль Бога, — сказал Пророк. — Первый вопрос Вселенной. Я — тот, кто задаёт вопросы, на которые нет ответов. Я — начало и конец. Я — возможность.

Ден протянул ему стакан.

— Это не просто виски, — предупредил он. — Это наш рецепт. Он покажет тебе правду.

Пророк взял стакан. Понюхал.
Закрыл глаза.
Сделал глоток.
И замер.
А потом…
Он закричал.
Ему не было больно, но он начал понимать.

Он видел:

Как мир зарождался из хаоса.
Как первые боги создали людей, чтобы чувствовать боль.
Как войны велись ради слов, которые давно потеряли смысл.
Что любовь спасала больше, чем все армии мира.
Что каждый человек — это целая вселенная.
Как один выбор может изменить всё.
Как один вопрос может разрушить реальность.

Когда он открыл глаза, они были другими. Более человечными.

— Вы… делаете его живым, — прошептал он. — Ваш напиток. Он не даёт мне забыть, что я тоже могу чувствовать.
— Так и есть, — сказал Гарри. — Мы не выбираем за тебя. Но можем напомнить, кто ты.

— Расскажи нам, — попросил Ден. — Почему ты колеблешься?

Пророк долго молчал. Потом заговорил:

— Я вижу два пути. Один — к свету. Другой — к тьме. Оба ведут к концу.
— Какому концу?
— К концу выбора. К концу свободы. К концу всего, что вы знаете.
— И что же ты хочешь?
— Я хочу… чтобы всё осталось таким, как есть.
— То есть — ничего не делать?
— Да. Но это тоже выбор.

Гарри посмотрел на него долгим взглядом.

— Тогда давай выпьем ещё. На этот раз — за возможность ошибаться.

Они сели вокруг маленького костра, который горел без дров, и говорили до рассвета.

О жизни.
О смерти.
О том, почему люди продолжают верить, даже когда всё потеряно.
О том, что конец — это тоже начало.

Когда они вышли, мир был другим.

Не сильно.
Но чуть мягче.
Чуть добрее.
Чуть более человечным.

Пророк остался внутри.

— Он примет решение, когда будет готов, — сказал Гарри.
— А если он выберет плохо?
— Тогда мы снова придём. С бочкой виски и парой историй, которые помогут ему вспомнить, кто он.
— Похоже, мы стали больше, чем просто стрелком и пьяницей.
— Нет, — усмехнулся Гарри. — Мы просто остались теми, кем были всегда.

Хранителями границы.
Сторожами порога.
Историками тени.