— Ладно, с ужином мы закончили, — я отпустил её горло и положил вилку на тарелку, как вдруг внезапно Цветкова выплюнула еду в тарелку. — Ты мерзкая неблагодарная мразь.
Я, забывшись, влепил ей сильную пощечину.
Она просто пережевала и выплюнула эти макароны, и так поступила с моими чувствами.
— Всё это время я старался тебе угодить. Все эти годы ты меня не замечала. Даже сегодня, когда я стоял у твоей школы, ты даже не посмотрела на меня. Ты была с каким-то пацаном. Что у тебя с ним?
— Н-ничего… — заикаясь, тихо, словно шелест, пролепетала Таня. С её губы сочилась кровь — я правда переборщил. Кровь пачкала белую скатерть, падая и расцветая, словно лепестки с алой розы, смешиваясь с церковным воском. Тени от свечей внезапно стали длиннее, сами свечи, кажется, начали коптить.
— Ты меня предала, — сухо констатирую я.
Я не помню, как мы оказались на полу.
Помню, как пронзительно Танечка кричала подо мной — ей нравится. Ей нравится секс со мной — она просто стесняется об этом сказать.
Помню, как проводил ножом по её рукам, по её уже зажившим шрамам, слизывая кровь, возбуждаясь и разгораясь сильнее, как порох, как спичка.
Помню, как нюхал её волосы, как она меня целовала, она сама всё это подстроила. Она сама меня хотела, иначе зачем она просила меня прийти к ней домой? Зачем она так мило общалась со мной всё это время?
Конечно, я ей нравился. Она просто очень застенчивая и тихая девочка. Я нежно убираю локоны с её ключиц, целуя её, нежно, мягко, а затем оставляя засосы. Она стонет — ей всё нравится.
Я чувствовал, как она трясется подо мной, как она хнычет и просит меня продолжать.
— Татьяна, прекрати меня бить, — грубо ответил я ей на попытки меня оттолкнуть.
Слышал её шепот. Она шепчет и выстанывает мое имя.
— Па…ша… Па…ша…
Мой рассудок помутился, пока я набирал темп.
Чувствовал и то, как её ногти царапали мою мокрую от пота спину. Здесь было жарко, несмотря на то, что отопление еще не включили.
— Просто признай, что это то, чего ты хотела. Чего ты добивалась, когда дала мне ложный адрес, а?!
А она молчала. Она упорно молчит, думая, что её это спасет.
А затем я заметил, что всё это время держал руки на её горле. Мы дышали в унисон до этого — я ведь и до сих пор чувствую Танино опаляющее дыхание — но сейчас её губы посинели… А под правым легким высовывалась рукоятка ножа.
Я тут же выдернул нож и на мои руки хлынула едва теплая кровь.
Осознание тяжелым грузом легло на мои плечи.
Я тут же принялся приводить всё в порядок, чувствуя, что передо мной всё мажется. Я ничего не вижу. Воздух, воздуха не хватает… Я тут же подошел к окну, дернув на себя рукоятку. Теперь свежо.
И увидел, что на рукоятке окна остался кровавый след.
Я тут же вбежал в ванную, смывая со своих рук кровь. Но она не смывалась — её становилось только больше и больше. Почему она у меня на лице? Я выскребал своими короткими ногтями её кровь вместе со своей плотью, но это не помогало — запах мыла не перебивал запаха её крови.
Как отмыться?
Пока я пытался безуспешно отмыться, снова облил себя ледяной водой.
Она стояла сзади меня, тяжело положив руку на мое плечо.
— Па…ша… — её посиневшие губы едва прошептали мое имя, а затем из ее рта потекла кровь и я услышал булькающий звук — она задыхалась от своей крови.
Обернулся. Никого. Только я и моя убитая совесть.
На столе так и остались недоеденные макароны, похожие на мерзких опарышей, и свечи, которые оставили после себя много восковых слез.
***