(*)
Эва держится гордо, на то она и царевна, дочь Морского Царя, но на лбу у неё уже проступает испарина – плохо идёт судилище и ни к чему не идёт. Сигер действует хитро – он отстраняется от судилища, сидит в стороне, а в числе судей – верные его слуги. И это они, вроде бы, допрашивают царевну, а он, Царь Морской, страдает рядом, не имея надежды на вмешательство.
Всё выглядит так.
Но на деле всё куда веселее. Сигер уже сам не рад судилищу. Его сокровищницу ограбили. Эва отмалчивается на этот счёт – Ромул не написал ей, не передал зашифрованного послания, а оставшиеся там, в её убежище бурных вод верные люди, заверяют: ничего не было передано.
Где Ромул? Где сокровище?
Но она держится и отвечает на вопросы судей, каждый из которых ниже её по рангу.
Нет, она не знала ничего о планах своего отца на передачу престола. Нет, он никогда с ней не говорил об этом напрямую. Нет, она никогда не способствовала отдалению других наследников Морского Царя от трона…
Это всё ложь. Сигер не сдерживает усмешки – они вдвоём оттаскивали от трона многих, пока не остались почти что лицом друг к другу.
Но она не признается. Хотя это был бы прекрасный шанс и его замарать, Эва умнее – она верит в свою победу и заботится об истории, даже в случае её поражения, ведь не надо врагам знать о том, что в семье Морского Царя такие разногласия!
Нет, она не подбивала никого на заговор.
– Но ты, царевна, обвиняла нашего Царя в убийстве отца и Царя Морского…
Эва смотрит прямо в лицо Сигеру. Она знает – он боится.
– Я и сейчас обвиняю, – отвечает она.
Эва много думала о том как себя вести. Каяться? Молиться? Бунтовать? Но в итоге она, сменив в уме и в беседах с Сигером множество тактик, пошла самым страшным путём – на отчаянную погибель.
Шёпот. Злой и страшный шёпот. Это верные слуги Царя, но это не запланировано.
– Одумайся, царевна, ведь ты попадаешь под серьёзный приговор! – не выдерживают верные слуги, боятся.
– Приговор исполняет Царь, – Эва спокойна, во всяком случае, внешне. Внутри неё бунтует море, требует крови и бешенства, давно требует. Она держит это море из последних сил. Она знает, что это последние минуты, часы…но последние.
– Мои верные соратники! – Сигер поднимается, впервые берёт слово, – моя сестра безумна и я думаю, вы видите это.
Убить он всегда успеет. Но она вернётся, если казнить её. Памятью вернётся, знаменем. Надо стереть. Надо сделать безумной, ничтожной, лишить её союзников, всего лишить, если, конечно, получится!
Эва кривится. Она знает, что это его идея – его страх.
В рядах соратников одобрительный шёпот. Они трусливы и Сигер прекрасно играет на их трусости. Он знает, что казнить царевну, обвинять её в измене трону и Царю никто не захочет – это слишком страшно, море прогневится. А вот если безумная… безумную и казнить-то нельзя! Да и не надо. Запереть её подальше, вот и всё дело!
– И это не только моё мнение, – продолжает Сигер и обращается уже к одному конкретному лицу: – брат мой, прошу, выйди к народу и ко мне, к своему царю.
В его голосе столько ласки! Эва от неожиданности даже стекленеет и немеет, но самообладание возвращается к ней. С презрением она глядит на полукровку Бардо, который, отчаянно робея и бледнея от внезапной собственной значимости, и правда выходит вперёд.
Она не говорит уже ничего, когда слово берёт Бардо. Он говорит о её безумии, о странных поступках и о том, что Эва обращалась за помощью к пленнице-дочери Океана, от неё, стало быть, и могла заразиться безумством. Но винить её за это не следует, ведь это воля волн, а не собственное пожелание.
Эва чувствует соль на губах и понимает, что зря жалела Бардо и относилась к нему чуть мягче, чем другие – ни в рыбу корм! Он не оценил этого. Ей хочется убить его и она обещает себе сделать это. Своими руками. Вот только выпутаться бы сначала, выйти из этого душного судного зала, упасть у себя, в заточении, на постель, и забыться коротким и тревожным сном, в котором будет снова кровить море и требовать немедленной мести.
– Спасибо, брат мой, – голос Сигера лучится такой сердечностью, что ему нельзя не поверить, – итак, я призываю всех решить для себя: может ли безумный отвечать за свои деяния? Нет! он болен. Ему нужна помощь. Моей сестре, моей подданной нужна помощь, и я не стану её судить за все злые поступки, потому что знаю – в глубине души она раскаивается!
Эва усмехается. Она понимает – темница ближе и ближе. Но она будет недолгой. Успокоится волнение и ей конец. Ну что же, зато она будет близка к своему врагу. Да, врагу, потому что от тёплых чувств давно уже выбелило солью.
Да, единодушно и милосердно трусливое судилище. Эва безумна, царевна безумна! Её следует считать таковой и поместить в темницу для того, чтобы она не нанесла вред ни себе, ни кому-то ещё.
Для её же блага! Вот какое тут дело – её берегут от неё же.
– Нельзя забывать и о том, что недавно царевну пытались подтравить! – угодничает Варно и его болотные глаза, полные ненависти к чистому морю, злорадствуют.
Эва молчит. она знает – любое слово сейчас губительно. Когда её уводят как дорогую гостью и пленницу, она всё же ловит взгляд Сигера. Тот торжествует и Эва почти искренне улыбается его торжеству.
Он тут же мрачнеет. Ему невдомёк что Эва лишь играет на его нервах и нарочно раздражает, желая заставить его думать, что он что-то упустил. Эва веселится, а вот Сигеру сразу становится не смешно. По крайней мере, из глаз его пропадает торжество.
Сбывается мечта Эвы. Она падает в постель и забывается коротким тревожным сном. Во сне нет мыслей о Ромуле, который куда-то делся с сокровищницей и о собственном будущем, на которое уже плевать; и даже мыслей об Алане, которая должна ответить за нелепую и непонятную попытку подтравить её.
***
– Отец, – Эва знает, что это уже неправда, что её отец и Царь Морской стал пеной, разошёлся по волнам раньше срока, был вероломно загублен своим же сыном, – прости меня, я хотела отомстить за тебя, а теперь сижу в темнице.
– Разве это темница? – Эва не видит его, но слышит. Её отец в волнах и в пене морской. А она стоит в воде и море вокруг неё. Питает, даёт силы. – Это твоя стихия.
– Моя стихия – вода.
– Вода бывает разная. Бывает та, что камень точит. Бывает та, что города смывает…
Эва молчит. ей стыдно за то, что она сдала одну из сокровищниц моря сухопутным, чтобы показать, что Сигер не может защитить моря. Но стыд проходит. У воды нет стыда, лишь память.
– Я не знаю куда метнуться, отец. Я рассчитывала на то, что мой союзник…
– Ты рассчитывала на него одного? – голос у моря тихий, но от него не скрыться. Этот голос повсюду.
– Нет, – Эва знает, что это так, какая-то мысль скрежещет внутри, не даёт покоя, но какая?
– Царевна! Царевна! – её трясут за плечи, бесцеремонно и грубо, а как иначе? Безумная ведь! Но Эва не возмущается. Знает, что может быть и хуже, всегда может быть.
– Что такое? – спрашивает Эва спокойно, но в голосе её ещё тлеет сонливость.
– Не сдавайся, царевна, – имя этой служанки Эва вспоминает с трудом, Шарни, кажется. или как-то так. Память стала подводить, когда ушла в отчаяние. – Мы с тобой. Если что нужно, ты скажи…
Верить? Ну уж нет. впрочем, использовать можно.
– Мы верим тебе. Уходить нужно. Этой ночью…
Служанка говорит о побеге, нагло предлагает его. Эва не спешит соглашаться. Во-первых, как поверить? Больше походит на уловку Сигера. Безумная, мол, хотела бежать, пришлось её того, упокоить! Во-вторых, какой смысл бежать от трона, не имея союзников и расположение новых сил? В-третьих, она, на минуту, у себя дома!
– Довольно! – весомо, но тихо обрывает Эва, – я не преступница, чтобы бегать. Я – дочь Морского Царя и по праву его наследница.
Служанка обмирает.
– Убьют тебя, царевна, – глухо говорит она, – сестра твоя в темнице, её судить станут. Брат твой предателем оказался. Царь…
Служанка отмахивается – чего говорить?
– А мне нет дела, – спокойно отвечает Эва, – я дома и за дом буду бороться. Если наш царь не устраивает народ, я не могу оставить народ наедине с царем, с его бедой. И если ты и правда моя сторонница, так и передай это всем, кто верен мне.
Эва демонстративно поворачивается на другой бок. Её слегка потряхивает, но она знает, что поступила правильно и разумно. Слова много значат. Люди любят красивые слова. И ещё любят жертвенные жесты. А это жертва, ведь она остаётся ради них!
– Да сохранит тебя Океан, – шепчет Шарни и исчезает за дверью.
Эве почти смешно – как любопытно! Служанка, которая может быть верна и её, и Сигеру, а может обоим одновременно, будет молиться о ней Океану! Красиво!
Сна нет. Решимость копится в молодом теле. Эва лежит без движения ещё четверть часа, заставляя море внутри успокоиться и поверить в неё. Это самое важное. Мысль есть. Поступок почти свершён. На этот раз уже не уклониться и даже на безумие не списать.
С другой стороны – Сигер явно об этом не догадается!
Когда море успокаивается, Эва поднимается. В комнате темно, но она не зажигает света, к чему? Светящиеся раковинки жемчужинок, дающие освещение, ей лишь свидетели. А задуманное надо вершить в полумраке.
Подвязать волосы, одеться строго и величественно, как подобает царевне. Она знает – её сторожат,
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+