Произведение «Трамвай опоздал бы.» автора Инзир Фасхутдинов

Толпа. Гудящий организм, пульсирующий на перекрестке. Она – винтик, затерянный в механизме, несомая потоком к остановке трамвая. Мыслями в списке покупок, в забытом зонтике. Внезапный толчок сзади – не грубость, а физика движения. Ее рука, инстинктивно выброшенная для баланса, не встретила пустоту. Встретила тепло.

Не воздух. Не холодную кожу поручня. Чужую руку.

Мужчина. Его взгляд, секунду назад блуждавший по вывескам, резко фокусируется на точке соединения. На ее пальцах, неловко сцепившихся с его пальцами. Не поцелуй, не объятие. Просто держание. Абсурдное, немое, вопиюще интимное в этом море анонимности.

Ее перспектива: Пальцы чужие, но… правильные. Шероховатая подушечка большого пальца (работа? Гитара?). Запах не дорогого парфюма, а мыла и… лука? С лотка рядом. Странно, не отвратительно. Толпа ревет, а здесь – островок тишины, очерченный кожей. Сердце, минуту назад равнодушное, вдруг колотится о ребра, как птица в клетке. Это кто? Почему не отпускает? Почему... не хочу отпускать? Взгляд скользит вверх: линия челюсти, тень щетины, уголок губ – не улыбка, скорее растерянность. Ее собственная рука отвечает легким, почти неощутимым сжатием. Признание. Согласие на абсурд.

Его перспектива: Катаклизм. Рука – мягкая, но с неожиданной силой в костяшках. Лак на ногтях сбит у указательного (работа за клавиатурой? Или нервы?). Запах – дождь и что-то сладковатое, яблоко? Толпа давит со всех сторон, сжимая их вместе, вынуждая этот контакт. Он должен отдернуть руку. Вежливость. Приличие. Но импульс не приходит. Есть только это: микроскопический ландшафт ее ладони, прижатой к его. Как карта неизвестной территории. Уязвимость. Вдруг – ее едва уловимое ответное давление. Электрический разряд по предплечью. Он невольно поворачивает голову, их взгляды сталкиваются. Не любовь. Не страсть. Глубже. Первобытное узнавание: Ты тоже здесь? Ты тоже чувствуешь этот жар в точке соприкосновения?

Толпа: Она живет по своим законам. Волна прибывает, новая, более мощная. Тела сжимаются плотнее. Рукав его потертой куртки вдавливается в ее легкое пальто. Их сплетенные руки – теперь не просто точка контакта, а якорь в бушующем потоке. Мир сузился до пяди пространства между ними, до вибрации кожи, до общего ритма дыхания, который вдруг синхронизировался. Шум превращается в белый шум, фон для их немой симфонии. Секунда длится вечность, сотканную из миллиона невысказанных вопросов и одного немыслимого ответа – молчаливого согласия на эту крошечную, вселенскую дерзость.

Трамвай дребезжит, подъезжая. Давление ослабевает. Люди устремляются к дверям. Физика разъединения неумолима.

Их руки размыкаются.

Не рывком. Не с неловкостью. С медленной, почти церемониальной неохотой. Пальцы скользят друг по другу в последний раз, оставляя на коже призрачный отпечаток тепла и невероятной реальности только что случившегося.

Она шагает к открытым дверям, не оглядываясь. Он стоит, глядя на свою ладонь, где секунду назад лежала вселенная. Запах дождя и яблока смешивается с выхлопными газами.

Толпа поглощает их снова. Два винтика. Две параллели, на миг пересекшиеся в одной невероятной точке пространства-времени. Ни имени. Ни слова. Только эхо прикосновения, жгучее, как ожог, и нежное, как лепесток. Симфония из одной ноты, прозвучавшая в грохоте мира. И вопрос, повисший в воздухе, тяжелее тучи: А что, если бы трамвай опоздал?