Произведение «Пантеон на картоне.» автора Инзир Фасхутдинов

Она стояла на краю бетонной пропасти, где сходились миры: наш, спешащий и циничный, и тот, куда все ненужное сползает в финальном вздохе – помойка. Картонная коробка из-под оргтехники, некогда белая, ныне цвета запекшейся грязи и городской пыли. На боку – шрамы от погрузчиков, жирное пятно от чего-то неведомого. Но внутри… Внутри буйствовали все цвета радуги, сбежавшие из детства.

Не просто рисунки. Артефакты. Свидетельства эпохи, когда солнце было обязано желтеть в углу листа, дом имел дверь посередине и два окна – симметрично, как под копирку, а мама была выше папы, потому что так надо. Здесь жили каракули – первобытные боги, запечатленные неуверенной рукой шамана лет четырех от роду. Драконы, похожие на колбасу с зубами. Собаки с восемью ногами, потому что бегают очень быстро. Семья под радугой, которая пожирала небо целиком, оставляя лишь узкую полоску синевы для птицы-запятой.

Я не подобрал ее сразу. Стоял, втягивая кисловато-сладкий дух тления и пластика. Эта коробка была гробницей. Не для тел, а для взглядов. Для того чистого, неотрефлексированного удивления перед миром, что превращается в прах под грузом лет, оценок, «правильных» пропорций и ипотек. Кто-то вынес сюда целый пантеон забытых божеств – солнце-кружок, траву-зеленую-бахрому-по-низу, папу-палку-с-очками. Вынес на помойку, в компанию к битому стеклу и пустым бутылкам дешевого портвейна.

Наконец, наклонился. Картон хрустнул, издав стон ветхости. Первый слой – акварельные разводы, слившиеся в единое болото времени. Под ним – ярче. Фломастеры, еще не выцвели до конца. Лошадь с крыльями бабочки. Дом с дымоходом, из которого валил не дым, а сердце – большое, алое, колючее по краям, как у дикобраза. Любовь? Боль? Просто так вышло? Угасший гений не оставил пояснений.

И вот он – слой глубинный. Там, на обороте квитанции за свет, жил Снеговик. Но не улыбчивый ипостась Нового Года. Этот был в кольчуге из синих кружков (снежки?), с глазами-угольками, полными первобытного ужаса. Его окружали палки с острыми концами – воины? Деревья? А над ним – не солнце, а черная спираль, затягивающая в себя клочья желтой охры. Ад? Черная дыра? Или просто конфорка плиты, увиденная снизу? Гениально. Страшно. Пронзительно. Выброшено.

Между листами, как закладка в книге судеб, – открытка. Сделанная из плотной бумаги, с неровно вырезанными краями. Внутри, печатными буквами, коряво, но с диким напряжением: «МАМА Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ ПАЖАЛУЙСТА НЕ УЕЗЖАЙ». Без точки. Предложение, оборванное на взлете, как детство в этой коробке.

Я поднял ее. Не для спасения. Спасти это невозможно. Детство, однажды выброшенное, не вернешь в теплую комнату с запахом печенья. Оно уже пропиталось духом тления. Я поднял ее как археолог поднимает черепок – свидетельство цивилизации, которая верила, что ее боги вечны. Что мама не уедет. Что черная спираль – это просто спираль.

По дороге домой коробка шелестела на заднем сиденье. Шелест тысяч утерянных «почему», миллионов невысказанных «посмотри!». Не обретение. Нет. Скорее... встреча. Встреча с призраками чужого несостоявшегося бессмертия. Они теперь будут жить у меня на антресолях, эти первобытные боги на бумаге. Рядом со старыми учебниками и сломанным торшером. Их небеса – желтые кружки, их ад – черные спирали, их вечная молитва – «пажалуйста не уезжай» – будут тихо шелестеть в темноте. Напоминая, что все мы, в конце концов, лишь временные хранители чужих солнц-кружков, пока не наступит наш черед вынести свою коробку на край бетонной пропасти. Туда, где миры сходятся. Туда, где вещи ждут новых археологов отчаяния.

Один рисунок выпал по дороге. Я не вернулся. Пусть новый шаман, бродящий среди отбросов, найдет своего дракона-колбасу. Чужую память не стоит хранить вечно. Достаточно мимолетного прикосновения к ее пыльной, пронзительной ране. Чтобы понять: мы теряем не вещи. Мы теряем целые вселенные, когда выбрасываем коробку. И иногда, совсем ненадолго, находим обломки чужих.