ПОКА ЖИВЁШЬ - НАДО ЖИТЬ!
Светлой памяти Шлёмы Хаимовича и Евгении Павловны,
моих дорогих родителей,
с любовью и признательностью посвящаю.
Закончилась война. Страна ликовала и плакала. А у него не было сил для радости и слёз для плача. Его жизнь, казалось, оборвалась там, во рву, где заживо была погребена вся его семья – родители, красавица жена и маленькие сын и дочка. Он узнал обо всём в ташкентском госпитале, где пролежал почти год после ранения в голову (осколок так и остался сидеть в нём, где-то в области турецкого седла, долго мучая его приступами эпилепсии). После госпиталя его отправили на военный завод в Новосибирск.
Он жил как заведённый. Отработав смену, выпивал стакан спирта ( благо, что на заводе это не было дефицитом ) и валился спать. Спирт оглушал, не давая снится тем снам, в которых весело смеялись его дети, а улыбающаяся жена наигрывала на пианино вальс Шопена. Непонятно, как он не спился. Видимо, спирт на тот момент был просто анестезией, не более. Так продолжалось несколько месяцев.
Однажды, товарищ по цеху уговорил его сходить в город, в гости к знакомым. И, неожиданно для себя, он согласился. Там, в коридоре коммунальной квартиры , он и увидел её.
Ему тогда было 39 лет, но из-за госпитальной худобы и высокого роста он выглядел нескладным. А нездоровый, зеленоватый цвет лица, тощая шея в вырезе поношенной гимнастёрки, смертельная усталость в глазах делали его ещё старше.
Ей было 26 лет. Она преподавала немецкий язык в мужской школе. Невысокого роста, с чёрными вьющимися волосами , с ясными серо-голубыми глазами и прекрасной фигурой, быстрыми движениями и чистым, глубоким голосом, она показалась ему пришелицей из другого мира.
Молодая вдова (муж погиб в первый год войны) с маленькой дочкой и старенькой матерью. Её энергия и жизнелюбие не позволили ей замкнуться в своём горе. Спасала и работа. Она любила своих мальчишек и они платили ей тем же. Удивительно, но ей удавалось убедить, что язык надо учить, даже тех, кто получив похоронку на отца или брата, давясь слезами, кричали ей, что не будут учить этот «фашистский» язык.
Так встретились мои папа и мама.
Какая искра проскочила между ними?
Как сумела эта молодая женщина увидеть в измождённом, болезненного вида человеке того красивого, умного, доброго, надёжного и верного мужчину, рядом с которым она проживёт 21 счастливый год, вплоть до его смерти? И потом 40 лет будет хранить ему верность. А, главное, как сумела она вдохнуть в него жизнь? И все увидели, какой это жизнелюбивый и улыбчивый человек.
Они родили дочь и сына, да ещё была её дочка. Всех троих они вырастили, дали хорошее образование.
Но не всё так просто было в их жизни. Судьба уготовила им ещё одно испытание, как будто ей показалось мало уже пережитого этими людьми.
7 ноября 1946 года у них родился трепетно ожидаемый ребёнок : крепенькая (4950г.!), огненно-рыжая, веснушчатая, звонкоголосая девочка. В первое мгновение отец был разочарован. «Девчонка, да ещё и рыжая…»( в семье уже была дочка и папа, конечно, ждал сына. А рыжая…Ведь и он, и мама были черноволосыми, а на мне , видимо, проявились гены предков). Но это была минутная эмоция. А дальше была лишь радость - есть ребёнок!
Счастье оказалось очень недолгим. Через 2 недели у девочки случился приступ – она вдруг вся посинела и задышала с трудом. Врачи сообщили растерянным родителям: «У девочки врождённый порок сердца. С таким заболеванием долго не живут (операции на сердце тогда ещё не делали). Смиритесь и заводите других детей».
Смириться… Возможно ли это для родителей?! А что перечувствовал мой отец, уже потерявший двух детей! Нет! Смириться они не могли.
Хотя через 1год 8месяцев у них и родился здоровенький мальчик, черноволосый и зеленоглазый красавец, борьба за мою жизнь надолго стала для моих родителей самым важным делом.
Я сама уже бабушка, моих дорогих папы и мамы давно нет рядом. Но, чем дольше я живу, тем больше склоняю голову перед их мудростью и мужеством, перед их настоящей( для нас, а не для себя и своего комфорта!) любовью к нам, детям.
Как организовать жизнь семьи, когда в ней 3 детей, одна из которых смертельно больна( о чём постоянно напоминают врачи при любом обращении к ним)? Чтобы эта беда не сломала жизнь детям, не нависла над семьёй черным облаком, давя и не давая свободно дышать?
А я, между тем, нормально росла и развивалась. Порок пока не очень давал о себе знать. Как положено, переболевала всеми детскими болезнями. Может быть, они и протекали тяжелее, чем у здоровых детей. Но врачи, каждый раз предупреждая моих родителей о возможности неблагоприятного исхода, делали всё возможное, чтобы этого не произошло. Мастерство врачей и забота родителей – и я выздоравливала от очередной болезни.
Не знаю, что подсказало родителям самое верное решение. Сказались, наверное, их любовь к детям и природный оптимизм. Но семья наша стала жить, не делая акцента на моей болезни.
Папа и мама решили, что сколько бы мне не суждено было прожить, я должна ЖИТЬ нормальной жизнью, а не «сидеть под колпаком в ожидании смерти».
Родители много работали. С нами, детьми, оставалась бабушка. А свою боль и тревогу за меня взрослые таили в себе. И старались жить обычной жизнью. У родителей был абонемент в филармонию, они ходили в театры и кино. Потом стали брать с собой подрастающих детей. В доме часто звучала музыка(с патефонных пластинок и по радио). И был культ книги. Книги были главным подарком по любому поводу( и без повода!). А игрушки, сладости или одежда были лишь дополнением к ним.
Я рано пристрастилась к чтению. К 5 годам довольно бегло читала и даже записалась в детскую библиотеку. Книги помогали мне смиряться с некоторыми ограничениями, которые всё больше накладывала на мою жизнь болезнь. Я уже не могла бегать с друзьями, играть со скакалкой и в другие подвижные игры – стала сильнее задыхаться, чаще появлялись боли в сердце( я теперь хорошо знала, где оно находится). Родители меня успокаивали, что это пройдёт, меня скоро вылечат. Их уверенность передавалась и мне.
Врачи советовали родителям ограничить любые нагрузки, не разрешать мне много двигаться, делать резкие движения, а школу записывать не ранее, чем в 9 – 10 лет, если буду в состоянии переносить такие нагрузки . А то и просто учить дома.
Но родители поступили по-другому. Они мудро рассудили, что сама болезнь ограничит мои нагрузки. И не стали мне ничего запрещать. А когда я подросла, они мне объяснили, что пока меня не вылечат, надо бы поберечься, и , по возможности, стараться не делать то , что вызывает приступы. Это был спокойный совет, но не запрет.
Мне не было и 7 лет(не хватало 2 месяцев), когда мои подружки пошли в школу. Я стала проситься, чтобы и меня записали. Уговоры родителей, подождать ещё хотя бы год, не помогали. И папа с мамой сдались. Как я была рада!
Училась я легко. В школе я была полностью равной со всеми. Освобождение от уроков физкультуры меня не напрягало(а многие мне ещё и завидовали), в это время я читала.
Я не ощущала себя больной. Приступы воспринимались как нечто временное, которое нужно было просто перетерпеть. Во время приступа мама спокойно(внешне, во всяком случае) давала мне лекарство и кислород из подушки( кислородная подушка всегда была «под рукой»). Приступ проходил, и я начинала заниматься своими делами, делать уроки, читать или гулять с подружками. Меня не останавливали.
Я знала , что родители ищут пути моего излечения( мы уже съездили на консультацию в Ленинград к профессору П.А.Куприянову, затем в Москву), и я ждала, когда это произойдёт.
Болезнь усиливалась. Но я старалась не показывать другим, как мне трудно, так как не терпела жалости к себе. Родители эту жалость никогда не показывали, учителя тоже старались относиться ко мне, как ко всем.
А в 1960 году случилось то, что я давно ждала.
28 декабря профессор Е.Н.Мешалкин(Светлая память этому великому кардиохирургу и Человеку!) сделал мне очень сложную и рискованную операцию на сердце, чем спас мне жизнь(я узнала об этом много позже, ведь тогда я не знала, что умираю). Я же в то время почувствовала главное – я стала дышать легко и свободно, двигаться без одышки. Я стала здоровой.
Правда, пришлось пережить одно неприятное для меня обстоятельство - мне не разрешили пойти сразу в школу. Я ведь не знала всей серьёзности своего положения, меня в это не посвящали( осложнение после операции – сильная анемия ). Просто сказали, что мне нужен отдых и усиленное питание, чтобы выздороветь окончательно. Я недоумевала, ведь чувствовала себя хорошо(по моим понятиям). Но мои слёзы и просьбы в этот раз не помогли. Родители и врачи были непреклонны. Пришлось смириться. Кроме родных, пережить всё это мне помогли врачи, ставшими за это время близкими людьми, и моя любимая учительница математики, ставшая моим другом на всю жизнь.
А с 1 сентября я снова пошла в 8 класс и началась моя «здоровая» жизнь.
Школу я закончила с серебряной медалью и легко поступила в институт. Учёба тоже не требовала особого напряжения, хотя после сессий и начинались какие-то сбои в самочувствии. Приходилось обращаться в клинику Е.Н.Мешалкина. Короткий курс лечения - и я снова здорова. Врачи клиники стали для меня добрыми друзьями. Необходимость обращения к ним я воспринимала спокойно, ведь и здоровые люди иногда болеют, устают.
Институт позади. Интересная работа, встреча с человеком, которого полюбила. И любовь оказалась взаимной.
Свадьба. Счастье! Я здорова и полна планов.
А через 4 месяца моё состояние вдруг резко ухудшилось. Клиника, обследование. И результат, удививший даже Е.Н.Мешалкина – порок вернулся. Не в той, конечно, степени, что был до операции, но…
Мне предложили вторую операцию.
Да, это был удар.
Мама впервые пересказала мне откровенно свои разговоры с врачами, понимая, что теперь свою судьбу я должна буду решать сама.
К счастью, рядом со мной был и мой муж. Его слова я запомнила навсегда : «Решить что-то можешь только ты. НО, если ты решишься на операцию, я сделаю всё, что могу, чтобы ты выжила. Если же ты решишь жить без операции, я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы ты жила».
Я отказалась от операции. А мой муж уже 42-ой год остаётся верным своему обещанию, помогая мне жить. Взяв на себя все физические нагрузки( стирка, уборка, покупка продуктов) , он делает это естественно, без всякой жертвенности. Рядом с ним я живу жизнью полноценной, любимой женщины. И все ограничения, накладываемые болезнью, ничто по сравнению с этим счастьем.
А тогда передо мной встал вопрос – как строить свою жизнь?
В детстве была надежда на выздоровление. Теперь такой надежды не стало. Повторная операция, может быть и могла бы улучшить положение, но риск был слишком велик. А я хотела жить и не хотела рисковать( тем более, что многие врачи не советовали мне это делать).
Перестать быть здоровой – это не так просто перенести, смириться с этим.
Спасибо моим родителям, ещё в детстве показавшим мне, что и с болезнью можно нормально жить. Болезнь – только одно из обстоятельств жизни, а не сама жизнь. Нельзя из болезни делать трагедию, ставить её в центр жизни, как нельзя и вообще не обращать на неё внимание.
В детстве такую мою
