Что-то теплое и приятное коснулось щеки, заставив пробудиться от невероятно крепкого сна. С трудом приоткрываю глаза. Сквозь зеленое кружево незатейливых занавесок ко мне протянулся ласковый утренний лучик зимнего солнца. Окутанная облаком безумно мягкой маминой перины, сладко потягиваюсь и понимаю: каникулы-ы!
Наконец-то, родная стихия, милый отчий дом в тихой заводи!
Кажется, никогда не покинешь эту мамину перинную колыбель, так прекрасна гармония юности и домашнего уюта. Летящий снег за окном, казалось, звучал какой-то мелодией кружевных ноток-снежинок, они искрились и тихо падали, пополняя толщу и без того пышного покрывала зимы.
Позади первая зимняя сессия в институте. Завершён забег в четыре экзамена, восемь зачётов, потеряны нескольких килограммов веса в родимой альма-матер.
Новости в посёлке распространялись со скоростью света. Узнав от очередной сороки о моем приезде, верная подруга Лиза выдернула меня из тёплого плена постели, и все новости сарафанного радио в одно мгновение хаотично заполнили мою бедную головушку.
Но напоследок прехорошенькая моя щебетунья приберегла главное:
- Лина, Виталик Гаршин отслужил, представь, три года пролетели! Вернулся из армии!
Новость застала врасплох. Забилось сердце, как-то предательски ослабели ноги…
Виталий был моей первой любовью. Мне четырнадцать, ему семнадцать. Как прочно завладел он сердцем неискушённой девчонки! Крепкий, темноволосый и мужественный, он нравился многим девочкам из поселка и знал это. Налёт превосходства всегда присутствовал в его манере общаться с сельскими барышнями. Будто он вырос где-то в столице и вдруг снизошёл до них.
Гаршин жил с родителями всего через два дома от моего.
Каждый день ходила я мимо его окон с невероятными муками. Не доходя метров пятьдесят, начинала жутко краснеть. Вдруг появится мой кумир…
И дальше по всей нашей Тенистой улице шла с бьющимся сердцем.
Надо сказать, на тот момент, я, худенькая нескладная девочка в очках, не вызывала симпатии у противоположного пола. За стеклами очков не были видны большие, серые, с невероятным оттенком грозовой синевы, глаза. Такие красивые, но, волею судеб, сильно уменьшенные и затушёванные линзами круглых, странноватых очков.
В довершение - маленькая грудь, узкие бёдра и худенькие ножки - всё это вызывало чувство страшной досады у меня, девочки-подростка, с пробивающимися уже ростками серьёзных переживаний начинающей созревать девушки... Некоторые мои ровесницы выглядели, как взрослые, и ловили на себе восхищённые взгляды одноклассников. Хотя было одно неоспоримое достоинство - роскошные русые волосы с пепельным оттенком. Толстая коса спускалась ниже талии и слегка оттягивала назад голову.
На маленькой улице Тенистой, где мы жили с подругой Елизаветой, нас было пятеро, незабываемых друзей детства.
Виталий в нашей пятерке держался слегка особняком, появлялся только поздно вечером, когда стемнеет. Мне это было на руку, так как и в сумерках при его приближении лицо мое полыхало. Почему-то он всегда усмехался одним уголком губ, глядя на меня. Я теряла почву под ногами от этой усмешки и казалась себе каракатицей.
Двое других, два Александра, были ребята невероятно добрые и простые. Один - высокий, миловидный и худощавый. Другой - невысокого роста, коренастый и широкоскулый.
Оба были старше нас на два года, и оба оказывали мне знаки внимания. Наверное, потому, что я была девицей начитанной, и им со мной было очень интересно. Вдруг высокий Саша умудрился признаться, что не прочь со мной дружить.
«Вот его угораздило», - подумала я и неожиданно призналась, что питаю симпатию к другому, не вдаваясь в подробности.
Не трудно догадаться, что парень огорчился и оказал мне медвежью услугу, проболтавшись Виталию.
Ведь он часто видел, как я тушуюсь в присутствии Гаршина.
Помню как-то, погожим летним вечером, принёс Виталий симпатичного ёжика. Он поочерёдно подносил нам ежа, показывал, какая милая у того мордочка, смеясь, говорил, не хотите ли погладить. Дойдя до меня, он резко наклонился и провёл колючим ёжиком по моей ноге. Я едва сдержала боль и слёзы обиды. Даже ёж, наверное, испытал жалость.
А Виталий страшно развеселился.
Кумир мой, похоже, не был добрым, а я, в порыве чувства, захватившего с головой, не видела этого.
Однажды вечером Лиза пришла ко мне, и мы, как заводные, весело болтали, хохотали и танцевали. На проигрывателе модная пластинка «Когда я пошел на Бембашу» оглушала каскадом невероятных ритмов. По тем временам это был шедевр, настоящий джаз!
Под упоительные аккорды мы самозабвенно чудили, представляя себя где-то на неизвестной Бембаше!
Вдруг послышался страшный треск веток в четырех метрах от окна и громкий мужской смех...
Смутившись, мы прильнули к стеклу и, отодвинув короткую занавеску, в темноте рассмотрели удаляющегося Виталия. Он всё ещё не мог разогнуться, то ли от смеха, то ли от боли.
Как потом оказалось, мой возлюбленный следил за нами. А чтобы было удобно, залез на дерево посмотреть, что мы делаем под необычную музыку, доносящуюся из открытого окна. Зрелище вызвало у Виталика смех до икоты, и он с треском свалился с дерева. Не оценил наш творческий экстаз.
Как-то в сумерках он подкрался и выстрелил из двустволки в фонарь возле моего дома. Вот такое развлечение было у объекта моего воздыхания.
Гаршин заканчивал школу, а мы ещё были «малявками», восьмиклашками.
Виталия призвали в армию. Конечно же, накануне, я не спала и в горячечном любовном бреду бормотала сочинённые строки:
Весна, весна, смотри вокруг,
Везде ее дыханьем веет,
И листья распустились вдруг,
И солнце ласковее греет!
И на проталинке лесной,
Подняв головку и качаясь,
Стоит подснежник голубой,
Лесной улыбкой улыбаясь!
Весна, весна, пора любви,
Смотрите птицы, звери, люди!
Мне счастье грезится вдали,
Уверена, что счастье будет!
Вот мы уже на вокзале. Я дрожащей рукой вложила в руку Виталику открытку с посвящёнными ему стихами. Он усмехнулся. Как всегда. Небрежно, не глядя, сунул в карман. Попрощался с родными, с друзьями. Мне же достался всё тот же насмешливый взгляд…
Итак, позади целых три года…
- Лизонька, ты хочешь сказать, что он здесь?!
- Да! – воскликнула радостно подруга. - Более того, вечером обещал прийти ко мне в гости, по-соседски.
Сердце опять дрогнуло, хотя я была уже не та девочка-подросток, но душа, что называется, укатилась в пятки.
- Лина, да не волнуйся ты так, мне он не нужен, ты же понимаешь, почему! - сказала моя милая прехорошенькая подружка. Она уже встречалась с Сашей и была влюблена, что называется, по уши.
Настал долгожданный вечер. На Тенистой улице темень, свет только от белеющего под ногами снега. Подходим с Лизой к заветному дому, волнение зашкаливает. Вышел Виталий. Поздоровавшись, все трое идем молча. Сердце моё стучит так, что кажется слышно всем. На улице почти нет фонарей и эта темнота мне на руку, так как я словно вижу, что он, по-прежнему, ухмыляется, а мои щёки снова заливает предательский румянец.
Поднялись по ступенькам. Лиза включила свет зеленой настольной лампы. Я сбрасываю на плечи белый пуховый платок и поворачиваюсь к Виталию. Он медленно оседает на стул:
- Это ты?! С ума сойти… если бы я тебя встретил днём на улице, не узнал бы… Боже, какой ты стала!
Лиза, закрыв рот руками, чтобы не рассмеяться от распирающего ее чувства нескрываемого удовольствия, тихо ретировалась на кухню.
Да, прошло три года... Мне семнадцать лет, и я как-то незаметно приобрела скромные, но вполне симпатичные формы. Научилась рисовать безупречные стрелки, как у Мишель Мерсье, подчёркивая грозовую синеву выразительных глаз с длинными ресницами, и придавая тем самым лёгкую загадочность образу. Волосы были уже белокурые, красиво уложенные, длинные. Губы слегка подкрашены нежной коралловой помадой.
Он сидел и смотрел, не отрывая глаз... Сказать, что я была счастлива, это ничего не сказать... Говорим о пустяках. Мне тоже не верится, он ли это, тот, который не удостаивал меня даже взглядом и проходил мимо с очередной длинноногой нимфеткой, приехавшей из города в гости.
Он окреп и возмужал. Теплота взгляда придала не совсем правильным чертам его лица ещё больше обаяния.
- Поздно уже, - говорю я после часа нашей нескладной беседы за чаем, - мне пора.
- Я провожу тебя! - говорит Виталий. Сердце опять падает куда-то, он меня никогда не провожал. Надеваем пальто. Лиза суетится, от радости за меня путается в рукавах, вижу своими близорукими глазами ее сияющий взгляд и довольную мордашку… Настоящая подруга – моя Лизонька!
Сначала идём молча. Он заговорил первым. Начал с вопроса о выборе профессии. Я от волнения пытаюсь говорить что-то, почти невпопад. Любительница увлечь собеседника красноречием, сейчас я была косноязычна.
«Что я несу», - лихорадочно думаю про себя с ужасом, ловя растерянными влюблёнными глазами выражение его лица. Он казался невозмутимым, рассказывал про армию, о своих планах поступления на юрфак, но весьма сдержанно, односложно.
Мы бродили вокруг моего дома. Он изредка разглядывал меня в тусклом свете несчастного фонаря, замененного давно взамен разбитого им из двустволки.
Забрели на мостик через речку. Он качался под нашими ногами, как бы подталкивая друг к другу, но… Виталий вел себя как-то слегка отстраненно, так, будто нас разделяет нечто, неведомое мне. Внутри все замирало от близости возлюбленного, мысли путались.
Он снял с моей руки перчатку, сжал руку в своих теплых больших ладонях, потом наклонился и нежно поцеловал ее. Мне показалось, что мостик снова закачался под ногами, сердце колотилось бешено…
- Простишь меня за прошлое? - тихо произнес он.
Медленно падали снежинки. Я уже не слышала их мелодии. Мы, не сговариваясь, шли к моему дому.
На прощание он ненадолго задержал мою руку в ладонях, при этом не совсем вразумительно сказал о завтрашнем свидании, приглашая к себе в гости.
От сумасшедшего волнения я ничего не ответила, кивнула и скрылась за калиткой.
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+