Наваждение

Эту историю я хотел написать давно, однако, всё время мне что-то не давало  изложить её на бумаге. Она никак не хотела укладываться в текст: он всё время рассыпался, будто глиняно-песчаный раствор для лепки, приготовленный с нарушением рецепта.  События, произошедшие со мной на самом деле много лет  тому назад, порою казалось, начинали забываться, стираться из памяти и, наверное, могли бы исчезнуть совсем, если бы не напоминали о себе с мельчайшими подробностями  внезапно, при самых необычных обстоятельствах, когда я о них совершенно и не думал.
 
  Произошедшее со мной было настолько необычно, непонятно, необъяснимо, что я просто не мог не зачислить это в разряд чего-то мистического, находящегося за гранью понимания. Оно настолько поразило меня, что я долгое время, вернее сказать, почти всю последующую жизнь искал этому объяснение, но до сей поры  ничего подходящего так и не нашёл. Однажды, прочитав какие-то труды специалистов по метафизике, я решил, было, что нашёл ответ, но буквально через несколько дней, со мной случилось событие, которое вновь погрузило меня в пучину неизвестности относительно сути произошедшего, и я снова продолжил свои поиски.
 
    В ту пору, когда это случилось, ещё не было интернета, и я искал информацию в печатных изданиях. Поиски мои не были систематическими и не носили непрерывный, навязчивый характер, но при всяком удобном случае я прочитывал всё, что удалось найти на эту тему, и  хоть  каким-то образом могло объяснить произошедшее со мной. За эти годы я прочитал всё, что смог найти о фантомах, призраках, привидениях, иллюзиях, галлюцинациях, обманах зрения, миражах, и, наверное, мог бы при желании получить сертификат эксперта в этой области, случись  в этом надобность.

  Сейчас, когда большая часть жизни мною уже прожита,  я всё так же остаюсь как и прежде на позициях материализма, но в то же время не могу начисто отказаться от метафизики, рассматривающей вопросы о природе сознания и отношениях между разумом и материей, и изучающей явления, которые не объясняются (пока) законами и теориями физики, биологии и химии.

    Пустившись в это пространное обоснование причин своего желания найти ответ, объясняющий эти события, которые произошли  со мной много лет назад, и не найдя его, я хочу просто изложить сам факт. Нынче, когда на календаре рождественский сочельник, а на дворе стоят рождественские морозы,  самое время изложить эту историю, облачив её для соответствующего восприятия в посильную для меня художественную форму.  Возможно, рассказ мой местами будет излишне многословен, но это  вызвано желанием наиболее  подробно и полно изложить случившееся, дабы не приняли эту историю за досужый вымысел, а самого меня не записали бы в фантазёры.
 
    Та осень выдалась сухой и тёплой, и я охотился во всякое свободное время, не считаясь с домашними делами, чем навлекал на себя гнев не только своей супруги, но и родителей, с которыми  мы проживали тогда совместно в большом деревянном двухэтажном доме, на окраине небольшого городка.  Известное дело - в своём доме работы всегда  хватает, но и поговорка  «охота пуще неволи» не на пустом месте  сочинилась

За рекой у меня была избушка, стоящая на самом краю леса. Раньше здесь был довольно большой посёлок, но в связи с тем, что ниже по реке государство в шестидесятые годы прошлого столетия решило построить гидроэлектростанцию, он попал в зону затопления и был снесён. Осталось от некогда большого посёлка десятка два домов, стоящих вразброс друг от друга. Жили здесь в основном пенсионеры  из числа бывших жителей посёлка. Ходил из города сюда катер четыре раза в день, чему жители исчезающего посёлка были весьма рады. Местность тут живописная; все, кто впервые попадал в наши края непременно приходил к выводу, что условия здесь очень подходящие для санаторно-курортного отдыха. Наиболее продвинутые  отмечали какую-то особую ауру этого места, которая располагала к релаксации и обретению душевного равновесия.

    Я приезжал сюда обычно последним катером в семь часов вечера, и благодаря тому, что у меня в доме было электричество, не спеша успевал протопить печь, сварить на завтра кашу, вскипятить чай и со спокойной душой лечь спать пораньше.

  Календарная осень находилась на самом изломе, то есть на дворе была середина октября. Будучи воспитан дедом и бабкой в староверческой семье, с самого раннего детства я был приучен отмерять  время по религиозным праздникам, которые  знал наперечёт все, а не только двунадесятые. Знал я и  народные приметы, присущие этим праздникам. Во времена моего детства снег зачастую выпадал аккурат на 14 октября, то есть на Покров день.  Сейчас, конечно, климат сильно изменился, но привычка верстать время по этим праздникам  у меня осталась.

  В тот день дождь пошёл с вечера, и хоть сильным он не был, но стучал по крыше  то сильнее, то тише всю ночь. Я спал с приоткрытой створкой окна, так как  с вечера немного лишнего накинул дров в печку. "Дождь с вечера до утра, а с утра до обеда" – кто не знает эту примету. Итак, всю ночь шёл дождь – это важно для понимания дальнейших событий.

  Проснулся я в половине шестого, намереваясь к рассвету, который случается в это время около семи часов, поспеть в урочище, называемое Потеряхой. По моим расчётам там, на границе сфагнумовых болот и высокоствольного соснового бора, в эту пору должны были держаться, не разбитые ещё охотниками, выводки глухарей.

  Потеряхой это место называлось неспроста; ландшафт его был до крайности неровен; заболоченные овражки сменялись через каждые сто пятьдесят – двести метров сухими пригорками, покрытыми сухим белым мхом. Лес здесь был также чрезвычайно разнообразен, начиная  от молодых дубков, редко встречающихся в этих местах, и кустов шиповника до вековых елей и лиственниц, росших  на песчаных буграх.
  В детстве,  забредая в эти места в поисках белых грибов, встречающихся здесь в изобилии, но не сплошь и рядом, а на каких-то отдельных полянках, я часто плутал, не зная как выбраться из этого места.  Случалось это обычно в ненастные осенние дни, когда небо было сплошь затянуто низкими серыми тучами. Все приметы, по которым можно определить стороны света здесь не работали. Если мох, растущий  по стволу дерева  больше с северной стороны,  и указывал тем самым где север, то ветви этого же дерева указывали совсем другое, кроме того, стоило перейти через болотце, как картина менялась совершенно непонятным образом. Муравейников и квартальных столбов, по которым можно было бы сориентироваться, здесь не было. Других примет я не знал. Походив какое - то время кругами, я случайно выходил из этого заколдованного места в высокоствольный сосняк, где всё мне было знакомо.

  Как-то разговорившись  уже в зрелом возрасте со знакомым охотником – моим земляком,  я узнал от него, что и он не раз терялся в эти местах. Рассказывал мне об этом и старик Бахтин – самый древний старожил нашего посёлка. Так что этот отъём леса или как у нас в  посёлке говорили – урочище, не зря назывался Потеряхой и какая-то чертовщинка в нём водилась.

  Скорым шагом, сколько позволяли утренние сумерки, быстро прошёл я всё пойменное чернолесье и оказался на берегу речки в том месте, где когда-то, лет сорок тому назад  проходила узкоколейка, по которой вывозили лес из  делянок, находящихся километрах в десяти – пятнадцати  отсюда. От этой дороги остался только мост,  даже не сам мост, а лиственничные толстенные брёвна, на которых раньше был настил из толстых плах, а уже по ним пролегали шпалы и рельсы.

  На старой сосне, росшей метрах в десяти - пятнадцати от этих брёвен, некогда бывших основанием  моста, висел аншлаг, указывающий, что на другой стороне речки начинается охотхозяйство, где разрешена охота по путёвкам. Я присел на сваленное дерево и расчехлив ружьё,  собрал его,
осталось только вставить патроны в стволы.  Раздумывая, какие патроны заряжать – на глухаря или на рябчика, я решал этот вопрос, держа в руках  два подсумка с разными патронами.

  Вдруг, боковым зрением я заметил какое-то движение на той стороне речки. Увиденная картина, поразила меня с первой же секунды: из густого ольшаника на открытое место перед мостом вышла женщина весьма необычного вида.  Удивлённый  её появлением  в столь ранний час  в месте, где и делать-то, вроде бы, ей совершенно нечего, я забыл о патронах и стал разглядывать незнакомку. С этого момента сознание моё, будто попало в зону турбулентности; другого сравнения я подобрать затрудняюсь.  Описать-то всё увиденное в то утро я опишу, но как  не понимал я тогда, что происходит, так не понимаю и сейчас -  что же это было. Глаза мои видели то, чего мозг  не мог понять.

  Молодая,красивая, высокая женщина лет двадцати была весьма легкомысленно одета для середины осени. Кроме того, одежда её, мало того, что не приспособленная для похода в лес, так  ещё  была и какой-то нелепой для нашего времени; такую не носили лет восемьдесят как. На ней был одет  серовато-винного цвета сарафан до пят, украшенный белым орнаментом вокруг выреза в районе груди, под сарафаном была одета белая сорочка с завязками на шее, волосы были заплетены в косу, спускавшуюся спереди почти до пояса. Головного убора не было.

  Тем временем женщина ступила на брёвна и стала переходить на мою сторону. Она шла, не глядя под ноги, что меня тоже поразило; брёвна местами прогнили, разрушились от времени,  и не во всяком месте можно было поставить ногу, так как вода бежала  кое-где  поверх брёвен.

  Я сам, ходивший в это время года на охоту только в болотных сапогах, переходя по  мосту,  всегда смотрел под ноги, опасаясь наступить  в неверное место и упасть в воду.
 
  Уверенно перейдя мост, женщина ступила на тропинку уже на моей стороне речки; расстояние было до неё метров тридцать. Когда ходишь по мокрому лесу, а всю прошедшую ночь шёл дождь, то непременно измочишь всю одежду  снизу почти до пояса (собственно, по этой причине я и ходил с утра в расправленных сапогах, ибо кустарнички и трава намокали за ночь не от дождя так от тумана).  Женщина, же вышедшая из леса, шла в совершенно сухом сарафане, даже в самом низу; он свободно колыхался вокруг её ног, а не лип к ногам, ежели был бы мокрым.  На ногах я разглядел обувь, напоминающую чем-то резиновые ботики на кнопках выше щиколотки, такие были у моей мамы, когда я был маленьким. В руках женщина несла небольшую корзину, в которой, несомненно, что-то было, но что именно мне разглядеть не удалось.

  Я во все глаза смотрел на незнакомку, и хотел, было,  спросить у неё, когда она приблизится: кто она такая и что делает здесь в таком виде, и в такое время. Человек я общительный и внешность у меня далеко не отталкивающая, кроме того, я,  в силу служебной необходимости, на курсах повышения профессионального мастерства прослушал лекции по нейролингвистическому программированию, так что завязать разговор с незнакомым, даже не очень общительным человеком, для меня не составляло труда. Заготовив первые фразы, и уже почти открыв рот, я вдруг почувствовал, что все слова застыли у меня в  горле; язык не слушался меня – он просто был