Уже вечерело, когда в ворота крепости Св. Дмитрия Ростовского въехала почтовая карета, которая вскоре остановилась перед парадным крыльцом дома вдовы Бутецкой. Из кареты вышел Андрей Барятинский в шубе и горностаевой шапке – мороз разгулялся не на шутку. Ямщик помог внести в гостиную вещи. Горничная выглянула из комнат, и сразу оттуда навстречу Андрею Ильичу выплыла цветущая и весёлая хозяйка. После обоюдных приветствий Екатерина Юрьевна подтвердила, что комнаты остаются за Барятинским, и он может располагаться в них по-прежнему.
Оставив на утро визит к коменданту крепости, Андрей Ильич сбросил шубу и уселся в кресло. И хотя долгий путь утомил, бодрое состояние духа не покинуло его. Конечно, разлука – нехорошо, и он уже успел соскучиться по жене, но всё равно это не навсегда – они вместе, теперь навеки. А здесь его служба и ожидание перевода в действующую армию!
Скрипнула дверь и в дверях комнаты возник Никита Обросимов с сияющей улыбкой на лице. Барятинского удивило, что он появился так быстро.
– Ну, здравствуй, Андрей, здравствуй! – воскликнул он, – как я рад видеть тебя в добром здравии и в совершенном расположении духа!
– Ах, Никита, я абсолютно счастлив! – весело откликнулся Андрей.
Приятели обнялись.
– Что, можно поздравить с благополучным супружеством? – искренне спросил Никита, что поразило Барятинского. Обычно приятелю не удавалось скрыть завистливые нотки.
– Да, Лизонька – теперь моя жена, – расплываясь счастливой улыбкой, подтвердил Андрей.
– А что ж ты не остался в Санкт-Петербурге!? – удивился Обросимов, – ведь были, верно, возможности перевестись в столичный полк, и ты бы не разлучался с женой? У Вашей семьи ведь большие связи в свете!
– Были, были возможности. Так война же! Я хлопочу теперь о переводе в другой полк, но только затем, чтобы участвовать в боях с турками, рядом с с генерал-аншефом Александром Васильевичем Суворовым и под его водительством.
– Я тоже подал прошение об этом. Жду.
– Славно, – обрадовался Андрей, – возможно, попадём служить вместе!
– Хорошо бы! – согласился Обросимов и неожиданно, приосанившись, с вызовом проговорил:
– Можешь и меня поздравить – я подпоручик! И надеюсь, если моё прошение о переводе удовлетворят, на быстрое продвижение по службе.
– Поздравляю, Никита! Я рад за тебя, дорогой, – Андрей крепко обнял друга.
– Это не всё, - Никита загадочно улыбнулся и, выждав пару минут, пафосно произнёс:
– Я – женюсь!
– Да, ну!? – изумился Барятинский, вспомнив унылые мысли Обросимова о вечном волокитстве и обстоятельства его непростой безденежной жизни.
– Правда.
– Поздравляю, Никита! На ком же? Я её знаю?
– Представь себе, на твоей квартирной хозяйке. Екатерина Юрьевна оказала мне честь и согласилась выйти за меня. Я ведь наследство от крёстной, двоюродной тётки, получил. У неё единственный сын погиб на Кавказе, мой полный тёзка. Крёстная с горя заболела и умерла, а перед смертью выправила завещание на меня. Имение в Псковской губернии! Небольшое, конечно, но довольно уютненькое – я там в детстве не раз бывал. Вот дослужусь до полковника, продадим этот дом и переедем с Катюшей туда, на покой. Ей, кстати, пенсион/1/ сохраняется. Будем состоятельные люди. И маменьку заберём. Я уже разрешение на брак получил!
– Превосходно! Видишь, как хорошо всё складывается. Как ты мечтал: богатство, семейное счастье и продвижение по службе!
– Ещё бы назначение получить в один полк с тобой…
– Это было бы вообще отлично.
Барятинский отметил про себя, что Никита посолиднел, исполнился достоинства и уверенности.
– Давай переодевайся, умывайся…. Я и Катерина Юрьевна ждём тебя в столовой, ужинать, - по-хозяйски пригласил он.
Катерина Юрьевна постаралась: херес, рыба, сыр, холодная телятина, хрустящие огурчики, утка с яблоками и гречневой кашей. Светский разговор постепенно перетёк в практическое русло.
– Никита, а как тут в крепости?
– Молодые офицеры все рвутся в бой, пишут прошения, как и мы с тобой.
– Чувствуется война?
– Разумеется. Войска прибывают, движутся на юг, к Черноморскому побережью. На Дону стычки с отрядами турецких лазутчиков. Черкесы осмелели. Ногайцы мечутся: и вашим и нашим. Казаки за Доном усиливают пограничную охрану, укрепляют редуты, увеличивают дозоры….
– Господа, вы кушайте, кушайте! Наговоритесь ещё. Как вам сыр? Из Франции доставили. Наша крепость, кажется, становится настоящим городом.
– Да, Андрей, уже в бумагах читал: Ростов-на-Дону. Это чтоб не спутать его с Ростовом Великим, – подтвердил Никита.
– Приятно слышать. Славный сыр, Катерина Юрьевна, и телятина нежная…
– А ты утку попробуй. Няня /2/, как в деревне, – по-детски радовался Никита, – Катюша нашла такую умелую кухарку, лучше повара будет, – он умильно посмотрел на Екатерину Юрьевну и от удовольствия даже причмокнул:
– Вкусно стряпает – пальчики оближешь!
Нежная запечённая утка, обложенная томлёными яблоками, истекала жиром, блестели крупинки рассыпчатой гречневой каши – всё источало аромат и впрямь домашней деревенской кухни, как в имении деда.
Андрей отведал всего понемногу, не забывая дарить хозяйке комплименты, но ему хотелось скорее разузнать и обо всех новостях в крепости.
–Пётр Осипович жив, здоров ли?
–А что с ним сделается? Жив, здоров вахмистр Сухой. Только его по годам хотят отставить от службы. А он рвётся в бой. Говорит, что ему всё равно кем и как туда попасть, хоть котлы мыть, лишь бы уничтожить ещё хоть десяток нехристей. Ты же помнишь, что у него турки всю семью порубили, а дом сожгли.
– Да, и это очень прискорбно. Вся жизнь у него порушилась. Вот и остаётся казаку что? Воевать! Мстить! А вы продолжаете с ним занятия джигитовкой?
– Занятия? Да как ты уехал, так и прекратились. Без тебя не получается, – виновато вздохнул Никита.
– Ничего, возобновим!
– Ты, верно, ещё хотел спросить о коне. Будь спокоен. Каждый день Сухой бывает в конюшне и выгуливает его.
– Это хорошо. Завтра же пойду к Алмазу. Признаться, скучал по нему.
– Эх ты, только по коню? – незлобиво усмехнулся Обросимов.
– Ну, что ты. Я рад видеть всех, а тебя особенно. А что, Никита, ничего не слышно о Егоре? Не поймали его?
– Да разве его поймаешь!? – подпоручик даже привстал от возмущения, – хитрюга, каких поискать. Как в воду канул, подлец. Канашкин со товарищи на каторгу без него отправились. Я ж тебе говорил, что он мошенник и ловкач, а ты не верил, ещё заступался за него.
– Да, и вор, – кивнув, добавил Андрей, – Евтеич предупреждал меня, что он не тот, за кого себя выдаёт. Я полагал, что дядька по-старчески ворчит, оказалось, что правы были вы, оба. А как бежал?! Воспользовался моим отсутствием, да и унёс кое-что из ценностей, я уже заметил. Сочту всё и передам список следователю.
– Предай непременно! Как раз, Андрей, твоего заявления не хватило для полного следствия.
Барятинский кивнул и вытер губы салфеткой:
– А няня/2/ действительно хороша, дражайшая Екатерина, Юрьевна. Давно такой не едал. И херес под рыбу очень даже… благодарствую.
– Андрей Ильич, а чай? У меня пирожные, – засуетилась Бутецкая.
Но Андрей извинился, что не может долее оставаться в приятной компании, и откланялся: дорожная усталость давала о себе знать.
[hr]