На следующий день, тринадцатого октября, в другом месте, двенадцать тысяч русского войска под водительством генерал-аншефа Петра Абрамовича Текелли перешли Кубань и в несколько дней подчинили всё население, гнездившееся между рекой Лабой и Снеговыми горами. Среди лёгких конников находился и разжалованный из ротмистров в рядовые Александр Петрович Залесский, который был направлен в Кубанский корпус ещё до начала этой войны.
Так низко Залесский ещё никогда не опускался. Рядом с ним служили на равных вчерашние мужики, рекруты…. Те, которых ещё недавно он порол за провинности и сам забривал лбы. И они ему тыкали…. Это сильно ущемляло его барское самолюбие. Он поклялся себе, что приложит все усилия, чтобы получить офицерское звание, восстать, как птица Феникс из пепла.
Залесский не был трусом, но «только храбростью звание получить непросто, – думал он, – надо использовать и другие средства». Благо, в светских интригах он-то разбирался, а здесь и подавно сумеет выиграть «очко».
И пришлось ему завоёвывать симпатию презренных унтеров, благодаря докладам которых, он вскоре и сам получил это звание, которого страшно стеснялся. Ну, а что же дальше? А дальше всё остановилось. Полковник и штабные офицеры знали его историю с той дурацкой дуэлью и были отнюдь не на его стороне, и, разумеется, не содействовали его продвижению по службе.
Но однажды произошла удивительная история, которая спасла Залесского от позорного унтерского звания. Он чуть было не попал в плен к горцам, однако, чудесным образом спасся и тем самым избавил от этой участи штабного офицера и своих товарищей.
Дело было так: в верховьях Кубани во рву был расположен егерский пост, не допускающий разбойников пользоваться ключевой водой. Осмотрев ров, адъютант полковника, которого сопровождали три конника, в том числе и Александр Петрович, заметил чужие следы, вероятно, отряда сторонников шейха Мансура, и решил провести что-то вроде разведки на местности. Ров, параллельно которому они двигались, был так крут, что едва ли можно сойти пешком. Лишь только они проехали на какое-то расстояние, как егеря стали кричать:
– Эй, берегитесь, вас видят!
Н они заехали уже так далеко, что возвратиться к егерскому посту стало опасно; а сдаться в плен или быть убитому у Залесского не было охоты. Поэтому, несмотря на крутизну спуска, он ринулся вниз, чтобы рвом добраться до егерского поста и спастись. Самому спастись!
Все последовали за ним.
Можно сказать, у страха глаза велики: в обыкновенное время, конечно, никто не осмелится спуститься на лошади в такой, с крутыми краями, буерак. Но над головами свистели пули… и была угроза плена….
В результате, адъютант был спасён, а Залесскому дали офицерское звание.
Конечно, прапорщик не ахти что такое, но не солдат же, не унтер! И теперь он был допущен в офицерское общество, мог более разнообразно проводить свободное время с людьми, равными ему. И это только начало!
Турецкая война между тем разгоралась. Получены были известия, что турки хотят овладеть Тавридой /1/, и князь Григорий Александрович Потёмкин, озабоченный этим обстоятельством, предписал Текели как можно скорее начать военные действия против Суджук-Кале /2/ или Анапы для отвлечения возможно большого количества турецких сил от операций в Крыму.
Небывалый разлив Кубани не допустил, однако, открыть кампанию ранее осени 1788 года. Главные силы под предводительством Текелли перешли реку лишь девятнадцатого сентября несколько ниже Усть-Лабинской крепости.
Густой дым сигнальных костров, поднимавшихся кругом по вершинам гор, указывал на близкое присутствие большого количества горцев, готовых к схватке. И утром рекогносцировочный отряд Кубанского корпуса был атакован их почти восьмитысячным сборищем.
Терскими и гребенскими казаками в этом бою враги были разбиты, и гребенцы с боя взяли неприятельское знамя.
После этого сражения Текелли вошёл в неприступные горные ущелья и, произведя страшное опустошение в жилищах закубанских народов, повернул войска к Анапе с целью хотя бы сделать попытку овладения этой важной крепостью.
Заметив приближение наших войск, турецкая пехота, высыпавшаяся на вал, выставила множество знамён и бунчуков. Не для устрашения противника. То был как бы сигнал для союзников, по которому горцы, скрывавшиеся в лесистых ущельях, вдруг выдвинули против русского войска одиннадцать орудий /3/ и под прикрытием жестокого артиллерийского огня бросились в атаку.
Турки, в основном, вооружённые до зубов янычары, засевшие в крепости, в свою очередь, вышли из ворот, чтобы отрезать отступление драгунам и взять их в котёл.
Двум батальонам егерей и драгунской бригаде было приказано разведать подходы к крепости. Турки, подпустив русский отряд на расстояние пушечного выстрела, открыли огонь из всех орудий. Из засады в лесу в тыл отряда ударили горцы, а из крепости выступили янычары. Попав в окружение, отряд конников занял селение Кучугуры. Залесский, засев между кустами и камнями на окраине села вместе с другими егерями отстреливался.
Ствол его ружья разогрелся от выстрелов, перед глазами возникали всё новые турки, будто ожившие игрушечные оловянные солдатики – не убиваемые, непотопляемые. Казалось, им не будет конца или они восставали из мёртвых, а он всё неустанно посылал пулю за пулей, не замечая течения времени.
Вдруг что-то острое ткнулось в грудь и запеклось болью, которая мгновенно разрослась…. Больше ничего он не помнил.
Потом ему сказали, что они сдерживали турецкие войска и отряды горцев семь часов. И только когда наступила ночь, сражение затихло. После прорыва окружения прапорщика Залесского отправили для лечения в офицерский лазарет.
Число турок и горцев, защищавших Анапу, оказалось значительным, и Текелли, понимавший трудность овладения Анапой при господстве турецкого флота на Чёрном море, отошёл за Кубань.
[hr]
, Николай!