Двойнята

тебе её, или нет, либо же рассказать всё Александре, твоей сестре. И решила, что истина – это всегда благо, приятна она тебе, или нет. Так вот, Пашенька, Мария и Семён – твои приёмные родители.
           Много было экстрима в жизни Павла, но такого, под дых, ещё никогда. Именно под дых, вне всяких правил – таково было ощущение его. Тело его натурально свалилось в ступор, однако губы сами собой произнесли:
           – Как же так, как это произошло?
           Он всё вспомнил, и увидел, в одной картине, как у Глазунова: как мама плакала, вероятно предчувствуя, что провожает его на войну, как она убивалась, когда он болел пневмонией, как она умерла, когда ей сказали, что он погиб в Чечне. Тут же вспомнился и отец – и тоже, всё негативное долой. Как они взяли бахчу за городом, как пропалывали её вдвоём. Мать а то время болела, а ему было всего восемь лет. Как они сдружились с отцом за это время.
          Тётя Аня меж тем продолжала открывать свой кладезь тайн:
           – Первые роды у Марии были трудные, её спасли, а ребёнка нет. И тут, рядом с ней в палате лежала молодая девчонка отказница. Так ты вышел из роддома с новой мамой. Одна родила, другая вынесла.
          Мир рухнул. Всё, на чём он покоился, всё, чего не могли поколебать любые невзгоды, катаклизмы – его рождение, его родители – вдруг перестало быть. Павлу хотелось плакать, то ли от отчаяния, то ли от бессилия, и он бы заплакал, не стесняясь тёти, но какое-то новое ощущение жалости к самому себе почти физически начали душить его. Все его силы были брошены, чтобы эту слабость преодолеть, и он закрыл глаза, словно отрешался от этого грешного мира.
          Тётя Аня тихо рукой коснулась его колена.
          – Пашенька, я знаю, как тебе тяжело, но через это надо пройти. Ведь это важно для тебя – ты понимаешь?
          Павел молча закивал головой.
          – Тогда послушай, что я тебе скажу ещё. Твоя биологическая мать разыскала меня не так давно. Не знаю, как ей это удалось, но она искала тебя, а вышла на меня. Она замужем, живёт не плохо, у неё ещё двое детей. Ошибка молодости её очевидно многому научила. У неё не плохой муж, они довольно состоятельные люди – ездят по заграницам. Муж её знает о тебе, и не прочь наладить с тобой контакт. Меня они попросили с тобой поговорить. Вот телефон, если захочешь, позвонишь сам, – и она достала из сумки заранее приготовленный, сложенный вчетверо лист.
          Неожиданно они оба замерли. Увлечённые разговором, тётя с племянником не заметили появления на пороге двух светлых головок, глядящих на них во все глаза.
         Тётя Аня с нежностью посмотрела на малышей. Они ей показались вдруг красотой не дотрагиваемой, оберегаемой с высот.
         – Это твои внуки? – спросила тётя.
         – Да, – ответил Павел.
         – Господи, как они похожи на ту, родившую тебя! – с какой-то тоской выдохнула тётя Аня.
         Она знала, дети не подойдут к ней, не знакомой. А ей было очень жаль – так хотелось коснуться их, погладить по головкам. Из своей неисчерпаемой сумки она достала по маленькой шоколадке, показала им.
          – Малышки, подойдите, как вас зовут?
          Нет, они стояли и смотрели. Эта старушка была им слишком не знакома. Тогда дедушка взял их за руки и подвёл сам.
          – Это бабушка Аня. Она добрая, хорошая, и вы полюбите её.
          Тогда дети доверились дедушке Паши, и старушка с нежностью их обняла. Павел увидел, как из глаз её, не стесняясь никого, полились прозрачные слёзы.