Игорь Самарский
Будни Сталинграда
-------------------------
Немцы остервенело рвались к реке, стараясь захватить город полностью, сбросив остатки русских бойцов в Волгу.
Узкая полоска земли оставалась в руках Красной Армии, которая не давала покоя немцам. На центральном участке только несколько домов оставались с провалами окон и дверей, но со стоящими стенами. В этих развалинах стойко защищались остатки русских, которых было немецким захватчикам не сломить. Среди развалин домов, в основном в подвалах скрывались не только бойцы, но и гражданские люди: старики, женщины, дети.
Смерть и хаос накрывали эти развалины черным покрывалом смертельной битвы на Русской земле.
Постоянные бомбардировки превратили Сталинград в скопище развалин.
Огромные толпы беженцев пытались переехать на пароходах и лодках на левый берег. Тонули от бомбёжек и расстрелов самолётами. Река, красная от крови, горела пятнами нефти унося свои воды дальше вниз по течению…
Оля Полякова с её матерью оказались в сентябре 1942 года в Сталинграде.
Мама Оли, Екатерина Полякова не смогла переправиться на левый берег Волги. Её муж, папа Ольги, погиб еще раньше в дороге на Сталинград.
Сколько могла Екатерина ждала перерывов в налётах немецкой авиации, бомбившей переправу, но неудачно. В одной из таких бомбёжек она и погибла.
Оля, её дочка вся зарёванная, оказалась в толпе беженцев, где собирались дети погибших родителей.
Онажды, Оля прибилась к полевому госпиталю, и сердобольные санитарки стали её подкармливать…
Десятилетняя девочка. Сирота. Что с неё взять?
Оля, не смотря на свой возраст, как могла, помогала перевязывать раненых бойцов. Ей даже вручили сумку погибшей санитарки. Старшая медсестра уже обращалась к ней, как к взрослой работнице госпиталя. Оля, как бы стала работницей этого полевого госпиталя.
Однажды Оля попала под бомбёжку. Её оглушило. Очнулась она уже в каком-то доме. Её голову перевязывала санитарка. Как она сказала – её звали Мария. Санитарка и рассказала «коллеге», как она очутилась в этом Доме…
Дом обороняется от немцев горсткой бойцов. Мария, то и дело утирала слёзы:
- Бойцы прокопали под домом траншею, по которой они приносили воду с Волги и кое - какую еду.
- А что никак нельзя найти тех, кто возле Волги? Там же много наших?
Детский ум Оли еще не понимал сложность ситуации.
Оля внимательно слушала и замирала, когда Мария бросала бинты и хваталась за автомат, переползая к бойцам и к провалам окон, уже полуразрушенного здания.
Гитлеровцы наседали.
Она сжималась от страха от свиста мин и воя самолетов в минуты передышки, когда Мария занималась перевязками раненых. Эти минуты были её наградой за страх. Сидя в углу, она почти прижалась к бойцу, который опёрся спиной к стене перекрытия и нервно курил:
- Ты откуда дочка?
- Я санинструктор. Оля меня зовут. Давайте я вас перевяжу, пока Мария занята.
По кисти солдата текла кровь. Он поморщился, протянул Оле руку и стал наблюдать. Оля схватила свою сумку, вынула бинт и принялась за работу. Она даже не заметила, что стала разговаривать в пол голоса с солдатом. Тот, выпуская дым папиросы из закопченного рта, медленно отвечал:
- Нас тут сначала было четверо...Сержант Павлов, наш командир, устроил тут наблюдательный пункт.
- А где же ваш командир делся?
- Он наблюдает за обстановкой дочка…Сейчас прибыло пополнение. Под землёй приползли…Немчура давит.
- А мою маму убило. Отца еще раньше…Я помогаю как могу.
- Дочка! У меня самого такого возраста дочурка. Меня зовут Иван Свирин.
Солдат потянулся к нагрудному карману, видимо хотел показать фото своей семьи.
Засвистела мина и тут же грохнуло где-то за стеной.
Свирин бросился к окну и тут же стал неистово стрелять из автомата. Засвистели пули, врезаясь в стены и потолок через окно.
Бойцы, что – то матерно кричали, стреляя и перебегали от окна к окну. Оля сжалась в углу, закрыв уши ладошками.
Так продолжалось около часа.
Немцы откатились.
Свирин подполз к Оле и беседа продолжалась.
Он расковырял штыком банку консервов и стал наблюдать, как девочка жадно кушает.
Ложка дрожала у в руке, пока Оля ела консервы. Иван Свирин смотрел на неё с такой добротой и состраданием, что душа девочки, скованная страхом, обмякла и затрепетала от благодарности.
Бойцы отряда, который оборонял дом, в перерывах между атаками немцев, каждый уединялся в своём углу и предавались воспоминаниям о прошлой мирной жизни.
Свирин не только кормил Олю, но и говорил о своей семье, читал старые письма. Случалось, рассказывал о подвигах бойцов дивизии.
В один из таких дней погибла санитарка Мария.
Бойцы скорбно похоронили её в углу здания.
Оля осталась одна, и постоянно переползала от одного бойца к другому, помогая с ранениями. Тяжелых ранений и смертей было мало. Спасали толстые стены дома. Старшие бойцы всё время на верхних этажах – корректировали огонь артиллерии. Дом находился в относительно свободном пространстве. Все подходы к нему были завалены трупами немцев. В ночное время дом постоянно обстреливался световыми ракетами.
Немцы захватили половину нижнего этажа, но до входа в подвал не добрались.
В этом подвале бойцы сделали пролом и прокопали траншею в сторону Волги. Это подобие тоннеля постоянно засыпалось взрывами. Приходилось откапывать вновь и вновь, чтобы как-то снабжаться боеприпасами и едой.
Солдаты генерала Родимцева, защищавшие эту часть города, иногда проползали в дом, и приносили приказы и еду. Таким образом Дом, который прозвали еще во время обороны «Домом Павлова» существовал и досаждал гитлеровцам своим существованием, упорством и стойкостью.
Оля сдружилась с солдатом Иваном Свириным, который, весь израненный легкими ранениями, яростно отбивал атаки немцев наряду со всеми остальными бойцами.
Оля, когда уползала к другим раненым бойцам, получала от Свирина брикеты с кашей и постоянно подпитывала себя. Она чувствовала сострадание этого солдата и одинокое сердце девочки, тянулось к этому доброму человеку.
В один из дней Ивана тяжело ранило осколком в грудь и Оля, заливаясь слезами, пыталась перевязать раненного солдата.
Она выбивалась из сил, пытаясь спасти жизнь Свирина. Но уже своим ожесточенным умом понимала – Свирину надо в госпиталь. В противном случае он умрет.
Она пробралась на верхний этаж к лейтенанту Афанасьеву и доложила о своём желании тащить Свирина через подвал к берегу Волги в госпиталь:
- Товарищ лейтенант. Он совсем плохой. Я хочу попытаться перетащить его в госпиталь ближе к Волге.
- Девочка! Ты совсем сошла с ума . Ты же не тягловая лошадь – как ты его потащишь?
- Я смогу. Я сильная. К тому же Свирин будет мне помогать, когда в сознании. Он еще шевелится…
- Даже если потащишь, кто нам будет помогать ? Мы же одни здесь!
- Я вам оставлю свою сумку с медикаментами и бинтами. Бойцы пополнили запас – натаскали с «Волги». Я там у себя сделала типа маленького склада на этаже…
Оля уже почти плакала, размазывая слезы по щекам. Лейтенант слушал её с сочувствием, постоянно прикладывая глаза к биноклю.
Видимо страстное желание этой девочки в конце-концов убедило его.
- Корженко! Помоги девочке дотащить Свирина до подвала и пулей назад. Фрицы сейчас снова попрут.
Свирин был в сознании. Он сам привстал, и, опираясь на плечо солдата, стал помогать себе двигаться к пролому в подвале. Оля как могла помогала Ивану. Она тащила за собой огромную плащ-палатку, на которой планировала перетаскивать Свирина по траншее.
Начался обычный дневной налет на дом…
Корженко метнулся обратно в дом к своим бойцам.
Оля уже тащила Свирина на палатке по траншее.
Осколки от снарядов и бомб визжали и впивались в землю рядом с копошащимися людьми.
Оля плакала от неимоверного напряжения и как ей казалось, - старалась уговорить Ивана не умирать и потерпеть. На самом деле она шептала про себя растрескавшимися губами эти слова уговоров.
Она ободрала в кровь колени, но упорно ползла и тащила тело солдата. Платье и пальто уже всё изодралось в клочья. Из под ногтей текла кровь, которая тут же запекалась и превращалась в грязную корку.
Ей казалось, что Свирин её слышит и помогает ей себя тащить.
Земля казалась словно живой, вспухающей от постоянных разрывов.
Олю постоянно засыпало землёй от этого. Иногда Свирина так засыпало, что ей приходилось его откапывать и тащить…Тащить…
Она постоянно прикладывала ухо к груди Ивана и улавливала слабые толчки сердца.
Темнело.
Сам «Дом Павлова» уже был далеко и еле просматривался на фоне зарева и дыма. До ближайших развалин было еще не близко.
В одну из пауз, Оля смочила губы Свирина водой из фляги и увидал, как Иван сглотнул жидкость. Это её обрадовало и вселило надежду. «Значит жив!» с еще большим усердием стала тащить
солдата к воронке, которая образовалась в траншее от разрыва бомбы.
Уже в темноте она стащила Свирина в воронку.
Силы были на исходе. Она глотнула воды и мгновенно её глаза стали слипаться от не людского напряжения. Закуталась в обрывок шинели. Запахнула плащ-палаткой самого Свирина и сомкнула глаза.
Ночью было потише.
Только мешали осветительные ракеты.
Очнулась она от боли и грохота. Как смогла отряхнула с себя землю. Руки были окровавлены и нестерпимо болела нога. Кое - как разгребла землю и увидела кровь, смешанную с землёй. Сознание её помутилось. Взглянула на то место, где лежал Свирин. Там была просто куча земли.
Внезапно на неё навалилась темнота.
Снова появились звуки. Она открыла глаза и увидела - как ей перевязывает ногу какой-то боец. Он увидел, что девочка очнулась и с улыбкой подмигнул ей:
- Еще долго будешь жить дочка.
- Где Свирин? - Оля тревожно взглянула на то место, где лежал Иван.
- Нет твоего Свирина. Изрешетило всего. Мы его прикопали в сторонке…
[justify]Солдат тяжело откинулся на