Байки моряка. Попугай Пако.

Это было в конце шестидесятых. Моя детская мечта сбылась: я стал моряком-рыбаком. Первый в жизни заграничный рейс. Для солидности я отрастил бороду — не какую-нибудь жидкую, а настоящую, окладистую.

Забрав груз (а это была мороженая рыба), мы по сложившейся традиции на обратном пути зашли в порт, где можно было купить дешёвые товары. Часть зарплаты нам выдавали валютой. В тот раз нашим портом стал Гибралтар. Гибралтар — британская территория, но со своей валютой, гибралтарскими фунтами. Площадь — всего шесть квадратных километров. Мы делали покупки в маленьких магазинчиках. По правилам того времени ходить нам за границей можно было только группами по три-четыре человека.

Почти все деньги я потратил на подарки: сначала девушке, потом сестре и родителям. Возвращаясь на судно, я заскочил в лавку перед самым портом — у меня оставалась валюта. Ребята остались ждать на улице.

Там мне приглянулась зажигалка в виде старинного пистолета, да ещё на тяжёлой дубовой подставке. Рейс был коротким, а валютные выплаты в конце шестидесятых — небольшими. Стоила она дорого — на эти деньги можно было купить два японских зонтика. Мой брат, тоже моряк, учил: «Главное — при покупке возьми товар в руки и не выпускай, а потом торгуйся. Можно сторговаться наполовину».

Вот и начался торг. А я по-английски знаю только «How much», остальное — на пальцах. Вокруг собрались зеваки, смотрят. Я объясняю жестами и по-русски, продавец только чуть-чуть понимает (или делает вид). Пот тёк и с меня, и с него — жара, лето, внутри маленького ларька духота. Мы с продавцом, старым испанцем, уже минут пять вели этот «немой» поединок. Я держал пистолет в руках, не выпускал его, прикидывал — потяну ли? Это не просто вещь, а память о первом рейсе... Я знаками показывал «дорого», он — «нормальная цена». Пат.

Не выдержав, я сказал: «Хочешь подарок?» — и достал из сумки пачку папирос «Беломорканал». Откуда она там взялась — не помню. Видимо, сама судьба подкинула. Все, кто был в лавке, покатились со смеху.

В этот момент где-то в глубине помещения раздался пронзительный крик. Краем глаза я заметил в большой ажурной клетке попугая. Ярко-красного, с жёлтым хохолком. Он сидел и смотрел умными глазками-бусинками. И вот, в самый разгар страстей, попугай вдруг ожил. Он перебрался к прутьям клетки, наклонил голову, прочистил горло и хриплым прокуренным голосом каркнул:
— ¡Vende! ¡Vende, hombre! (Продавай! Продавай!)

Секунда ошеломлённого молчания. Продавец, покраснев, сердито шикнул:
— ¡Cállate, Pако! (Заткнись, Пако!)

Но Пако не унимался. Он расхохотался, а потом, глядя то на продавца, то на пачку «Беломора», снова закричал:
¡Vende! ¡Ruso loco! ¡Vende!

Это было уже слишком. Испанец, поражённый предательством собственного пернатого свидетеля, с досадой махнул рукой и сбросил цену вдвое.
— Бери! — буркнул он и, указав пальцем на мою бороду, коверкая слова, добавил: — У, хитрый русский мусульманин! А этого болтуна я пущу на суп.

Пако обиженно фыркнул, перелетел на дальнюю жердочку и пробормотал что-то явно неприличное на испанском.

Я вышел из лавки, радуясь покупке. Моим главным помощником оказался говорящий попугай, который, видимо, насмотрелся на тысячи подобных сделок и, наконец, решил в одну вмешаться.

Ребята тут же окружили меня:
— Купил?
— За полцены.
— Как?!
Я кивнул на витрину, где Пако уже снова дремал на жёрдочке.
— Консультант помог.